Он был одет в черные джинсы, и мятую, темно-синюю, джинсовую рубашку с закатанным выше локтя рукавом. Рубашка была расстегнута – под ней виднелась легкая, облегающая белая майка. Волосы сейчас были распущены и художественно торчали в разные стороны – но, похоже, не по велению прически, а из-за собственных, природных свойств.
Он взял бутылку, открыл и сделал глоток – только после этого ответив.
– Здравствуй.
Вида поежилась – если так вблизи она его видела второй раз, голос успела уже хорошо запомнить. Не было сомнений – это был он.
– Что, уже? – она старалась сделать голос спокойным, но в итоге все закончилось нервным смешком. Странно, но Вида уже не боялась смерти, просто… как-то странно чувствовала себя рядом с ним.
Он покачал головой:
– Пока нет.
Она покачала пиво в бутылке и отпила. Открыла сухарики, положив их между ними – не как заслон, а как объединение. Если ты оказался со своим убийцей наедине, то почему бы не выпить с ним пива? То, что он хочет твою жизнь ещё не делает его плохим человеком.
– Почему? – тихо спросила Вида, глядя на свои руки.
– Я уже говорил. Тебя заказали.
– Почему не сразу? – она подняла на него глаза. Он смотрел вдаль и только повел плечом, не удостоив её ответа.
– Красиво, – вздохнула девушка, посмотрев на город, залитый солнцем. Ещё оттуда был красивый вид на речку и одиноко рассекающую волны моторку.
Мужчина кивнул. Она обратила внимание, что он бледный и у него очень усталые, черные глаза.
Вида крутила в руках бутылку, не зная, что ещё сказать. Не то чтобы она особо паниковала – хотя страх, конечно, был, но… сейчас почему-то накатила такая тоска, что умереть хотелось побыстрее. У неё никогда не было того, чего она хотела. Была подруга, были знакомые, работа, образование – немного не то, что ей хотелось, но вполне настоящее, с «корочками» и дипломом. Немножко таланта к рисованию, быть может. Обычная средняя жизнь, из которой как ни старайся, очень сложно сложить яркую конфетку. Осознание того, что ты «совершенно такой же как все», не придавало радости в жизни, но, в общем, и не было главным источником её печалей. Только вот в душе всегда колотилось, что хочется не этого. И сейчас, сидя рядом со знакомым незнакомцем ей почему-то было особенно обидно, что она никогда не получит этого. А хотелось сейчас сильнее чем когда либо.
Он захрустел сухариками. Она тоже взяла парочку. Со вкусом сметаны и зелени. Там были ещё со вкусом красной икры, но она не взяла. Не любила её, а такие сухарики и вовсе казались глупой подделкой.
– Вино было хорошее, – пробормотала она, чтобы хоть чем-то закрыть паузу. Боялась, что если прекратит говорить «ни о чем», то скажет что-то лишнее. А успокаиваться и забывать о своей глупости времени уже не было.
– Спасибо, – откликнулся он и отпил пива. – Меня зовут Клод.
– Вида, – ухмыльнулась она. – Хотя ты знаешь.
Мужчина вновь кивнул.
Она опустила взгляд на руки, чувствуя, что от чего-то краснеет. Точнее… она уже знала от чего и за это начинала тихо себя ненавидеть. Такое бывало периодически, и она терпеть не могла такое состояние. Тем более что сейчас оно было совсем не к месту и не ко времени.
Опрокинувшись на траву, она внезапно засмеялась. Долго не могла остановиться, даже когда Клод, наконец, повернулся и посмотрел на неё.
– Пьем пиво, мать его! А как пафосно все начиналось! – сквозь смех пояснила она. Это вызвало новую волну – девушка отдала пиво мужчине и каталась по траве, краем сознания понимая, что вот она – долгожданная истерика.
Когда она подкатилась к нему, на её волосы опустилась широкая рука. Смех, почему-то, сразу исчез. Пару секунд хотелось поплакать, но потом и это ушло.
Он неторопливо перебирал волосы девушки, пропуская их сквозь пальцы, едва ощутимо задевая ухо и шею.
Вида прикрыла глаза. Она бы все отдала, чтобы не отпускать эту иллюзию – что все хорошо. Сейчас для неё все было так… как хотелось. Хотелось давно, страстно, а потом уже и обреченно, запихивая куда подальше, удовлетворяясь тем, что есть и, не замахиваясь на то, чего никогда не будет.
Решив, что сейчас можно немного себя пожалеть, девушка все же расплакалась – тихо, почти неслышно, спрятав лицо в ладонях, но Клод услышал. Поставив бутылки на склон, вкопав их в землю, он перетащил её на себя, продолжая гладить по волосам.
Как и тогда, в подворотне, она почувствовала себя спокойно. Но ещё к этому прибавилось чувство, что она маленький ребенок – и на самом деле не страшно, что она отдает свою жизнь ему. Потому что нести все это, после того как ей показали мечту, было бы уже невыносимо. Вида сжимала пальцы на руках – до боли, потому что так хотелось вцепиться в его рубашку и прижиматься, бесконечно извиняясь за то, что она себе это позволила. Но желание, чтобы он поскорее о ней забыл перебороло всё – если он не будет её помнить, её глупость и детское поведение, если не будет рождаться смех при воспоминаниях, значит все будет хорошо. Даже если её не будет.
Когда она успокоилась, то нехотя перебралась обратно на траву. Сев, впрочем, ближе, чем раньше. Протянула руку – мужчина, понимающе, вложил в неё пиво.
Вида сделала три больших глотка, поморщилась и, утерев губы рукой, кивнула.
– Спасибо.
Она посмотрела на воду и вздохнула. Сказала, чтобы хоть как-то сгладить то, что дала волю эмоциям:
– Я… тут редко бываю, раньше тут цветы росли.
– И сейчас растут, – негромко ответил Клод, поворачивая лицо к солнцу и махнув рукой куда-то вправо. Она перевела взгляд по направлению его руки – чуть ниже по склону уже вытянулись первые цветы. Вида неуверенно поерзала, потом подумала, что если будет к нему близко, то так и не сможет успокоиться и медленно спустилась туда, осторожно срывая первый цветок. Вначале собирала неохотно и неторопливо, но потом увлеклась, сочетая цвета и ползая по холму в поисках чего-то недостающего. Она провозилась, наверное, минут сорок, а мужчина сидел и молча наблюдал за ней все это время, не отрывая взгляда ни на миг.
Он не прерывал её, но когда Вида вернулась, негромко сказал:
– Пора.
Он поднялся с земли и прикоснулся к её плечу. Девушка почувствовала толчок и зажмурилась. Ничего не происходило. Осторожно, она приоткрыла глаза.
Они были в больничной палате, на койке лежал мужчина. Приглядевшись, она узнала своего знакомого. Судя по словам Клода, именно он заказал её убийство.
Цветочки, столько времени собираемые, разноцветным холмиком упали к её ногам. Она почти поверила, пока срывала цветы, что всё на самом деле хорошо – и её никто не заказывал. Только увидев лицо юноши, поверила, что всё правда. Очень скоро ей будет больно и она умрет – потому что он этого захотел. Ненавидеть, правда, не получалось.
– Подойди, – Клод подтянул её к койке и встал позади, положив руки ей на плечи.
– Ты ведь не просто киллер, да? – тихо спросила Вида, стараясь смотреть на покрывало.
– Я Бог Смерти, – согласно кивнул мужчина. – Но теперь послушай. Его матерью была проститутка, отцом мелкий воришка, который, конечно же, не жил с ними. Она водила домой мужчин, иногда продавая и его. Кое как он закончил школу. И именно в школе. Ты понимаешь. Ты сделала это. – Вида, зажмурившись, кивнула, вина накатила с новой силой. Клод повел плечом и коротко закончил.– В день выпуска он собрал свои вещи и документы, уехав учиться в этот город.
– Жутко, – она поежилась, даже не спрашивая, как могла что-то сделать ему, раз парень жил в другом городе – её интересовало сейчас другое. – Откуда ты все это знаешь?
– Из его Книги, – пояснил Клод, и Вида сразу поняла, что речь идет совсем не о мемуарах.
– Книги? А у меня такая есть?
Он, молча, развернул перед девушкой полотно, повисшее в воздухе. Ткань была расчерчена по клеткам. В клетках же была вся её жизнь. Она увидела в одном, как она свой единственный раз играла в футбол с одноклассниками, в другом высвечивалось как готовилась к экзамену в университет. Некоторые клетки оставались пустыми. Будто угадав мысли девушки, Бог Смерти пояснил:
– Это то, что ещё только должно быть.
И тут девушка заметила несколько квадратов, замазанных чем-то.
– Что там? – спросила Вида.
– Там то, что ты совершила.
И не успел он помешать, как она протянула руку и стерла грязь. В клетках она сидела и болтала с подругой. В одном им было лет по десять, и они были на гаражах, в другом лет в пятнадцать шептались, накрывшись одеялом, а в третьем потягивали пиво на балконе уже в двадцать.
– Но его там даже нет! – воскликнула она, растерянно глядя в Книгу. И тут почувствовала, как его руки обвивают её талию. Он прикоснулся губами к шее Виды и спокойно ответил:
– И никогда не было.
Она сглотнула, пытаясь удержать разум на месте, слишком обжигающем оказалось простое прикосновение. Слишком… слишком хотелось этих прикосновений, слишком долгожданными они оказались. Было даже слишком много «слишком».
– По..че..
– Тш, – он легко прихватил её кожу зубами. Девушке пришлось вцепиться в его руку, чтобы не упасть и зажмуриться. Сердце колотилось как безумное, эхом в голове она понимала, что избежала смерти, но все равно ждала подвох, понимая, что должна расплатиться за то, что ей хорошо.
Клод скользнул губами по нежной коже за ухом и негромко добавил:
– Я умею превращать иллюзию в реальность.
Он повернул Виду к себе и неторопливо, зная, что она не вырвется и что никогда больше не убежит, поцеловал. Властно, уверенно – не оставляя шага на отступление.
Ей ничего не оставалось как, наконец-то, расслабиться в его руках. Жестких, но подкупающе надежных.
Он исполнил обещание – забрав её жизнь, но кто сказал, что ради этого нужно обязательно убивать?
***
Откинувшись на сидение он смотрел вдаль. Сальные, не расчесанные волосы едва заметно покачивались в такт движению машины. Радио не включали, было слышно только, как гудит старый мотор.
– Я тут сменил линию одному парню, – послышался довольный голос. Исходил он от босса – тот вел машину.
– Зачем, – мужчина поморщился. Такая фраза всегда означала, что его ждет работа. Грех жаловаться – после приближения к боссу работы стало намного меньше, но теперь он подчищал последствия его игры. Исключительное по паршивости дело – скрыть, что линию этого отморозка, а других босс не брал, кто-то трогал. Полное погружение в его жизнь.
– Зато я приготовил тебе подарок, – босс улыбнулся шире. Судя по всему, идея ему очень нравилась. – Такой… цветок. Совершенный по невинности, тебе понравится. Считай это твоя… премия.
По темному городу разнесся вой скорой помощи.
– Иди-иди, – ухмыльнулся мужчина за рулем, останавливая машину. Дверь рядом с его подчиненным открылась.
Спорить было бесполезно. Он уже чувствовал своего клиента – автокатастрофа, мужчина в тяжелом состоянии. И второй попутчик. Девушка, лет двадцати. Её выкинуло из машины и, похоже, она не сильно пострадала.
Его взгляд невольно остановился на её беспомощных попытках сесть, на растерянных, не понимающих что происходит глазах.
Модно растрепанные черные волосы с белыми прядками сейчас были совершенно не модно взлохмачены. Тонкие пальцы ощупывали мостовую, будто бы девушка была слепа – сказался шок. Он видел, как к ней подбежали врачи, видел, как её уносят. Засмотрелся – даже забыв на время о том, что он здесь по работе. Что-то тянуло в глубине груди, ему показалось, на мгновение, что она слабо, но отчетливо светится. Перед его глазами мелькала её жизнь. Наклеенная улыбка, попытки сбежать от боли которая окружала постоянно, попытки жить как все хотя и не получается, желание вырваться и дышать полной грудью, чувствуя защиту за спиной, желание светить и понимание что свет уже давно никому не нужен. Желание быть хорошей, желание угодить всем и попытки стать сильной. Затаенная ненависть к себе за то, что сильной быть совсем не хочется. Страх, что на самом деле даже не такая же, а хуже всех. Детское сознание с рассудком взрослого. И действительно – совершенное по чистоте. Как физической, так и духовной.
Сжав пальцы – приходя в себя, он выдохнул через зубы и принялся за работу.
Частично вытянув душу парня – оставив того пребывать в глубокой коме, он вновь просмотрел жизнь девушки. Возможности, варианты.
Конечно, все оказалось не так просто – подойди он к ней просто на улице, она скорее испугалась бы и не стала разговаривать. По другим, но тоже веским, причинам отметалось все остальное проходящее мирными путями. Над ней будто витали череп с костями, которые не подпускали к ней ближе, чем на расстояние дружбы, а этот вариант его совершенно не устраивал. Она нужна была ему вся, целиком и без остатка, пока её не заметил кто-то другой.
– Ну что ж, я знал, что без подвоха не обойдется, – ухмыльнулся Клод.