Data failed.
00:25
Алекс лежал на боку, как можно удобнее устроившись на старой, пыльной софе, больше всего напоминавшей аскетичную скамью. Белоснежной краской он привычно заштриховывал свои мысли. Тревожные и нежно-умиротворяющие. Почувствовать и прочувствовать расслабление всего тела, каждой мышцы и медленно, но неизбежно сводить дыхание на нет. Тихо… Точно закладывало уши – только навязчивый вездесущий зуд беспокойной тишины. Ночь смотрела сквозь приоткрытое окно и тепло, величаво улыбалась. И привязывала к усталым плечам ослепительно белые бумажные крылья… Или не крылья? Хотя… Какая разница? Она учила и дарила возможность летать… И все остальное неважно. Странное, неестественное… Лживое затишье – Алекс чувствовал это во всем, но… Снег и собственное слепящее желание заметали следы навязчивых мыслей. Зарисовывали своей новой волшебной картиной дыхания зимы на умирающей коже оконного стекла. Больше не хотелось спать… Оно и к лучшему, наверное. Будет легче. Обрыв? Перекресток? Или новые круги рая одержимого и давно сошедшего с ума абстракциониста. Быть может… А, может быть, и нет. У шамана уже давно скребло сознание, оставляя глубокие борозды на тысячелетней кладке амфитеатра, тихое подозрение, что он увидит все… Рай, Ад, Чистилище… Неизбежно и довольно скоро. Но для чего? Прощальный экскурс? Своеобразный тест-драйв, чтобы выбрать место по себе? Или правда… И это не более, чем его собственные миры… Алекс не знал. Да и знал ли кто-либо? Едва ли. Хотя… У него есть свой сценарий. Верно. Лежащий на самом видном месте за одной из тысячи запертых дверей. И хоть есть связка ключей…
- Просто где-то половина из них невидимая, а оставшаяся половина – проходит сквозь пальцы. Ты сам, помнится, писал это, - с ненавистными нотками иронии отметил Альб, усевшись на край софы и шумно вздохнув.
Не слушать… Не слышать – жестко приказывал сам себе Белый. Да и при всем желании он вряд ли смог бы различить что-то за всепоглощающим гулом вопящей тишины. Давление резко повышалось – он уже на физическом уровне ощущал это. « Если хоть немного станет страшно… Страшно… Немедленно прекращай… Прекращай эксперимент». Но страха нет… Только равнодушное нежелание испачкать новые, не так давно купленные наволочки да подушки кровью, которая вот-вот норовила пойти носом. На широком, гладком экране век пульсировали черно-белые и тускло-алые круги, пятна и нити… Что-то отчаянно билось там, снаружи, молило впустить, открыться… Сердце раз за разом пыталось биться, но сжавшиеся от нестерпимого давления ребра не давали дышать. Оставалось недолго… До дороги лишь несколько рваных минут. Рваных? Просто тянуться они могли не один час… Или доли секунды. Кто знает? Ждать.
- Слушай, принеси книгу эту… Которую вчера подарили мне, название не вспомню, - проговорил Бог слегка потерянным, неуверенным голосом.
- Сейчас, - бросил шаман и вышел из залитой ярким, слепящим светом незнакомой комнаты.
Длинный коридор с обшарпанными серыми стенами. Или сон, или… «Дорога – это образ, универсальный для всех. Со временем он просто видоизменяется. Но суть остается той же… Просто ищи поворот. Едва ли он заставит себя долго ждать» - вспомнились, вернее, эхом отозвались в сознании шамана слова Норда.
Вокруг лежали старые, покрытые вековым слоем пыли, никому не нужные… Брошенные вещи. Обожженные куклы с вырванными клоками настоящих волос, тоже лежавших неподалеку… Рваная, окровавленная одежда, скомканная и наспех спрятанная в треснутой от нехватки места бельевой корзине. Сухие краски, исчерканные холсты, мятые страницы, исписанные ровным красивым почерком поверх едва заметных карандашных зарисовок. Недопитые бутылки виски, брошенные посреди небольшой лужицы багровой воды. Вина? Крови? Не задумываться… Искать поворот.
За оборванными обоями неспешно проплывали звезды… Незабываемое зрелище, но… Не поддаваться, хоть и велико искушение с головой нырнуть в это вечное, незыблемое спокойствие. Забытой Страны Безвременья… Безумно велико. Шаман закрыл глаза и невольно покачал головой. Сейчас ему надо не туда… Пока есть силы – надо рисовать десятый круг. Раз уж ему даровали такую редкую возможность… Куклы, рукописи, смерть. Огонь, битая посуда, сброшенная кожа. Карты, осколки рулетки, кости… Не нужно было даже открывать глаза… Алекс шел наощупь, осторожно касаясь призрачной рукой покрытых вязью рваных ран стен.
Кафель порастал паутиной глубоких трещин… Они обвивали ноги Алекса, но тот едва ли ощущал это. Он самозабвенно звал поворот. Пол провалился.
Шаг.
Родная комната, тусклый лунный свет, слившийся с мерцанием фонаря, мирно спал рядом. Теперь усилием воли…
Рук не было. Не было ног, головы… Вернее, были, но… Алекс чувствовал себя бесформенной массой из мяса, молотых костей и оторванных конечностей… Одна попытка шевельнуть рукой – и она уже коснулась стекла, чувствуя ледяной ветер, сочившийся сквозь небольшую щель приоткрытого окна… Такого не было раньше. Никогда. Вот теперь рождался страх… Кем он был сейчас? Дым…
Алекс сжигал свое тело. Невесомый седой пепел оседал на сбитую простыню… Едкий запах горелой кожи и волос стремительно распространялся по квартире, перебивая чарующий, сводящий с ума аромат жареного мяса. С кровью. В воздухе месяцем-луной светила безумная улыбка шамана. Громом с белоснежного неба доносился хохот его… Безудержный, неистовый, бессмысленный. «Шаман дышал и ветром было дыхание его, шаман вопил и громом отдавалось слово его, шаман смотрел… И Солнце отражалось в глазах его». Его солнце. Вернее… Их солнце.
Лететь к Белой. Не над облаками, а будучи ими… Не по золотой путеводной нити, а будучи ей самой. Безумная, сравнимая лишь с магией звезд, эйфория. Необъяснимая, но невероятной силы… Сводящая с ума и именно этим открывающая глаза.
Белоснежный туман застилал собой необъятный небосклон, звезды, прежде ярко светившие сквозь пелену космоса, терялись в таком же светлом, белом небе. И хоть Четырехрукий не знал, как получилось у него стать туманом… Этим дымом… Небом, он знал, что не оставит попытки понять это… И передать Белой. Достаточно было одной-единственной мысли – и вот на груди его мерцает северное сияние Архангельска, потом проливаются ливни Флориды, мокрый, но такой прекрасный снег Ленинграда счастливыми слезами вытекал из его ледяных глаз.
Мосты, высокие шпили старинных церквей и соборов, покатые крыши, даже скованные прочной коркой льда реки тянулись к нему, дышали его слезами… То исчезали, то вновь появлялись на свет из белой волшебной пелены снежного тумана. Этот город прекрасен… Не только, когда живет и смотрит на мир, но и когда мирно, спокойно спит… Как сейчас. В отличие от сотен, тысяч других, чьи рыбьи глаза уже почти вытекли от бессонных веков, тысячелетий. Неприятное время. Чужое… Враждебное. У всех этих людей сейчас закрыты глаза… лишь единицы смотрят сейчас на небо…лежа в сугробах и наслаждаясь снегом. И лишь одна сидит сейчас на подоконнике, слушая его. Его зов. Мысли. Чувства. Но глаза закрыты… Хоть на прекрасном лице и играла ласковая, безмятежная улыбка. Как же счастлив был Алекс видеть ее… И хоть в последнее время это чувство становилось все более частым, не теряло оно, да и не могло потерять своей блистающей новизны… Счастье пьянило… Захватывало всего и окончательно лишало рассудка… И рисовались поразительные по своей красоте и яркости картины возле обрыва, и украшались ими синие деревья, расцветавшие с новой силой… Дышавшие крупными хлопьями снега… Не хотелось выдыхать. В груди шелестел вольный ветер… А звезды на груди складывались в одно-единственное слово… «Спасибо».
Шаг.