6. Компр-ция Пушкина и трех сестер Гончаровых
Заметка
Компрометация.
«Царственная линия».
«Свадьба мертвецов»
“Деяния века нашего заслуживают иметь своего летописца Тацита. Кто знает, может быть, и есть он, но таится в толпе народа, работая для веков и потомства. Он возвестит нам истину – и благословение и проклятия потомков обнаружит дела, поразят и украсят венценосцев”.
Послание декабриста, П.Г. Каховского, из Петропавловской крепости.
Первый раздел.
Компрометация
Хотя некоторые, то есть наиболее проницательны современники Пушкина, и считали, царя Николая I, «мастером по компрометации известных и знаменитых людей России», всё же некоторые пушкинисты иногда договариваются, в своих работах, - видимо из-за слепого увлечения, ими, концепцией П. Щеголева! – до того, что пишут, к примеру: что царь дружелюбно относился к Пушкину; что он всячески помогал, ему, в опубликовании его работ; что он держал, над поэтом, дружественный патронаж, и т.д.
Их измышления, как, кстати, и измышления официальных историков по современной Истории России (Здесь, даже Эдвард Радзинский еще весьма далек от объективного изложения этой Истории.), мягко говоря, весьма далеки от Истины. За своё долгое царствование, тридцать лет, царь Николай I скомпрометировал и очернил, начиная с руководящего ядра декабристов (Вспомните, даже ночи не спал, превратившись не в царя, а в следователя-палача.), огромное количество известных, - и знаменитых! – людей России.
Декабристы, знаменитый генерал А.П. Ермолов, П.Я. Чаадаев, А.С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Т.Г. Шевченко, и т.д. – это только начало названного, вам, бесконечного ряда. Причем он, являясь императором, слова которого моментально разносились по всей России, не раз объявлял того, или иного, деятеля, неугодного ему, сумасшедшим. Так он поступил, к примеру, с П.Я. Чаадаевым и с М.Ю. Лермонтовым.
Не пожалеет он времени, сил и средств, для компрометации и чернения, в заговорах, как Пушкина, так и, потом, Лермонтова. Это – первый аспект, характеризующий деятельность царя-тирана, царя-деспота, именно со стороны компрометации и чернения, им, наших поэтов. Которые мы, в главе, намерены еще – дополнить, хотя бы, в общих очертаниях.
Не менее важен и второй аспект, характеризующий деятельность, царя, именно по отношению к Пушкину и к Лермонтову. Главная суть, его, заключена примерно в следующем. Николай I, уже самый рьяный последователь внутренней, - и внешней! – политики Екатерины II, был реакционером, практически, во всем.
Кстати, через названную политику он и умертвил Россию на тридцать лет. Сделав, из России, казарму, и тюрьму, для всех народов. В том числе и для русского народа. А во внешней политике стал, как вы уже знаете, и «жандармом Европы». В том числе был реакционером и по отношению: к печати, к искусству и к литературе. И искренне считал свои умозаключения и решения, при этом, последней инстанцией, решения которой не подлежат, даже, обсуждению. Обладал он, кстати, и феноменальной памятью, был крайне злопамятлив, и т.д.
Другими словами, это был настоящий Деспот и Тиран, в самом натуральном его виде. Деспот, во всём поддерживающий всегда агрессивную и реакционную Пруссию. И Деспот, совершенно не заботившийся, при этом, о дальнейшем развитии России.
Собственно, именно с его помощью, во всём, Пруссии (Ей, разумеется, в первую очередь.) и Австрии, - тоже всегда жадной до чужих богатств и владений! – в Европе и начал постепенно вызревать конфликт. Который и приведет потом, весь Мир, к первой Мировой войне.
Поэтому здесь важным является тот факт, что он, еще задолго до личного знакомства с поэтом, уже ненавидел как свободолюбивый характер творчества поэта в целом, так и, разумеется, самого автора. Пушкинисты же прошлого начинают показ развития, их взаимоотношений, только, как правило, с московской царской аудиенции от 8-го сентября 1826 года. Что – тоже необъективно.
Николай I с удовольствием повесил бы, в 1826 году, и Пушкина. Больше того, чуть ли не в первую очередь. Но, имея уже опыт по слому людей, именно через аудиенцию и попытался осуществить такой же «эксперимент» и над Пушкиным, о чем многократно потом, можно предполагать смело, и сожалел. Аудиенцию в Москве следует рассматривать именно как начало замысла, царя, сломать и поэта. Другого, здесь, просто не дано.
Кроме того, демонстративная «дружба» с поэтом обеляла, царя, в его расправе над декабристами. И сразу же делала его, - как и Екатерину II при её «дружбе» с Вольтером! – «просвещенным монархом» и - «венценосным благородным рыцарем». И позволяла царю, как высшему цензору, «фильтровать» произведения Пушкина. Что и должно было задавить, или удушить, его, именно как свободолюбивого поэта. И так далее.
Подтверждает же всё, вышеизложенное, хотя бы тот факт, что, уже всего через три месяца после московской аудиенции, царь нанесет мощный удар, как по имени поэта, так и по его авторитету как поэта и писателя. Он напишет, на рукописи «Бориса Годунова», свою, крайне презрительную, «рецензию». Назвав, в ней, пушкинский труд - «комедией». И «порекомендовав» поэту, при этом, переделать её, «с нужным очищением», в роман, «наподобие романов Вальтера Скотта».
Поставив, под «рецензией», и весьма примечательную дату: «14 декабря 1826 года». Через что весьма прозрачно и намекнет, Пушкину, что и он, поэт, «недобитый декабрист». А пушкинисты – и этого не выделяют в своих работах о поэте. Не выделяют, даже говоря о выделяемой, здесь, царской или, точнее, николаевской «рецензии». А, между тем, и это – очень важно для понимания, нами,не только “тайного Пушкина”, но и – его взаимоотношений с Николаем I.
Пушкин на всю жизнь запомнит, как вы уже знаете, царскую «рецензию». Будет живо вспоминать, о ней, то в своих письмах, а то и – в своих произведениях. Настолько живо и остро, что не почтет за труд «проштудировать» – всего Вальтера Скотта, даже написав несколько статей о нем. Однако продолжим разговор о том, что же произойдет дальше. А через «рецензию», - еще раз выделим, крайне презрительную как к произведению поэта, так и к нему самому! – запретит он, то есть царь, и печатание «Бориса Годунова».
Так же заметим, что по личному ходатайству, А.С. Пушкина, «Годунов» будет напечатан, - с изъятием, в нем, цензурой, многих важных предложений, эпизодов и моментов, - только в 1830 году. А на сцене «Борис Годунов» появился и того позднее: в 1870 году. Что и приведет к тому, что его, - как произведение, раскрывающее международный заговор против России хищных европейских государств! – русская общественность – уже не поймет.
Всё заглушит, уже: «Вели мальчишек зарезать, как зарезал ты царевича Дмитрия»; «кровавые мальчики», и т.д. А это, ведь, самой чистейшей воды именно николаевская компрометация, поэта, перед русской общественностью. А пушкинисты – и этого не видят. Преподнося нам, - и через дальнейшие нападки николаевских «критиков», на Пушкина! - случайными эпизодами николаевской действительности. Когда именно этот царь и создал, впервые за всю Историю России, хорошо отлаженную идеологическую, - и пропагандистскую! – систему, направленную, через николаевскую печать и критику, и на компрометацию известных и знаменитых людей России.
Ещё раз выделим, в этой идеологической системе ядром была идея: «бог, царь, отечество – едины». Кстати, эту систему будут использовать – и его потомки. И эта система идентична идеологической системе большевиков, ядром которой тоже было: «народ, отечество, партия – едины».
Заметим, что и первая, и вторая идеологические системы, вырабатывали, у русских людей, - особо подчеркнем это! – не истинный, а именно ложный патриотизм. А ложный потому, что именно этот патриотизм беззастенчиво и использовали, все цари екатерининской ветви, в своих многочисленных войнах.
Он, кстати, был сродни и патриотическому лозунгу большевиков, то есть лозунгу: “За Родину!”, “За Сталина!”, придуманного, коммунистическими идеологами, во время Великой Отечественной войны. “За Родину”, безусловно, можно отдать – даже жизнь. А вот “За Сталина!”, это, конечно, ни в какие ворота не лезет.
Ещё раз выделим, что особенно кощунственна, здесь, вторая часть лозунга. Ведь именно Сталин губил миллионы людей: перед войной, во время проведения её, и – после неё. Беззастенчиво использовали, большевики, и первую часть лозунга, лозунга «За Родину!», вызванного, к жизни, именно патриотическим чувством советских людей. Часто бросая, почти ничем не вооруженных людей: то под немецкие танки, то под обстрел артиллерии и бомбежки немецкой авиации. В общем, для Сталина, - и его сотоварищей! – жизнь человека и, даже, жизнь миллионов людей, абсолютно ничего не значила.
Кстати, Сталин, выиграв, у фашистов, битву под Москвой, за счет политического расчета, раскрытого, вам, во втором очерке нашей первой книги, - который тоже попахивал авантюрой, так как Япония всё-таки держала, на границах с Советским Союзом, довольно-таки мощную группировку войск! – даже войну в целом провел – на идеологической основе.
За счет именно огромных жертв, советского народа, не допустил немцев, к примеру: не только в Москву, но и – в Сталинград (то есть в город, носящий именно его имя.), и – в Ленинград (то есть в город, носящий имя Ленина.). На это как-то не пал, акцент, даже у советских историков. А идеологическая подоплека, здесь, налицо. Потом, при завершении войны, создал, «социализм», в странах Восточной Европы. Потом – взялся за Азию (Возникновение современного, нам, Китая и Северной Кореи.). И так далее. Однако вернемся именно к Пушкину.
Еще раз выделим, что поэт будет остро, - и живо! – вспоминать удар царя, по себе, до конца своей жизни. Что – тоже факт, который отчетливо просматривается как по его переписки, так и по многим его статьям и заметкам, с частым упоминанием, в них, именно названного выше, царем, Вальтера Скотта. Скрытая ирония поэта, над царем Николаем I, видна даже в его «Евгении Онегине»: «Ни Скотт, ни Байрон, ни Сенека, Ни даже дамских мод журнал, Так никого не занимал».
Пушкинисты же прошлого, иногда выделяя названную царскую «рецензию» на «Бориса Годунова», совершенно не придадут ей, - из-за концепции П. Щеголева, при которой заговор, против Пушкина, просто отсутствует! – никакого значения. Не выделив при этом, разумеется, и названной, выше, даты: 14-ое декабря 1826 года. Вот так и начинается, собственно, тайная война, царя, с поэтом. Война, в которой Николай I, с каждым годом увеличивая давление на Пушкина с многих сторон (А здесь у него, как у императора, был огромный выбор средств и способов.), еще не раз будет компрометировать, и очернять его.
По сути дела, практически все его действия против Пушкина – это действия, его, именно по компрометации и чернению поэта. В них нет ни одного светлого эпизода. Это мы постараемся показать вам, хотя бы в общих очертаниях, в этой, и в последующих, работах нашего книжного цикла. Пушкин же, именно из-за огромного николаевского «арсенала» сил и средств (В том числе – даже финансовых.), не совсем четко поймет, что именно он является – объектом николаевского нападения. Хотя и будет часто жаловаться жене, в письмах, на беды, происходящие именно с ним, - или с его женой! – и именно – по вине царя.
Однако вновь вернемся, пока, именно к «Борису Годунову». К «Годунову», с которого царь и начал, собственно, свою «необъявленную войну» против поэта. Другими словами, войну без правил, войну исподтишка, войну, в которой он выступал как компрометатор, хорошо прикрытый, со всех сторон, титулом именно императора российского государства.
Царская «рецензия», на «Бориса Годунова», это и начало возникновения усиливающейся, с каждым годом, напряженности между царем и поэтом. Напряженности, которая и приведет злопамятливого деспота, в конце концов, к мысли о физическом уничтожении Гения. Царская «рецензия» даст и начало компрометации и травли, поэта, в николаевской печати. Тоже служащей, у царя, инструментом, - и способом! – как борьбы с инакомыслием, так и с неугодными, ему, людьми. И здесь, всё, не только логично, но и – объективно. А начинает он, всё это, с «судов» над Пушкиным, которые прекратятся - только в 1828 году.
Кстати, это – излюбленный «инструмент» Николая I, с помощью которого он, избавляясь от личной ответственности, расправился именно над декабристами. Потом расправится, через «суды», - обратите внимание! – и над Пушкиным. И, особенно, над Лермонтовым. Об этом мы надеемся поговорить и в других наших книгах. Общий же вид николаевской «рецензии» таков: «Я считаю, что цель г. Пушкина была бы выполнена, если б, с нужным очищением, переделал комедию свою в исторический роман наподобие Вальтера Скотта. 14 декабря 1826 год».
Выделим, что примерно так же, - то есть по той же схеме! – царь поступит и с пушкинским «Медным всадником». Но условия, здесь, совершенно другие. Он поступит, так, уже проводя, в жизнь, заговор против Пушкина. А поэт отразит действия царя, против себя (Разумеется, не осознавая их опасности.), в своем дневнике через запись от 11-го декабря 1833 года. Вот как они, действия царя, выглядят, у поэта, в его дневнике:
«11-го получено мною приглашение от Бенкендорфа явится к нему на другой день утром. Я приехал. Мне возвращен «Медный всадник» с замечаниями государя. Слово «кумир» не пропущено высочайшей цензурой; стихи: «А перед младшею столицей Померкла старая Москва, Как перед новою царицей Порфироносная вдова», вымараны. На многих местах поставлен (?), - всё это делает мне разницу. Я принужден был переменить условия со Смирдиным».
Пояснение В.Б. – Поэт так расстроится и, разумеется, разозлится на царя, что не станет даже – переделывать своего «Медного всадника». Он положит, его, в «стол». Пушкинисты же, прошлого, и этой записи, поэта, не придадут большого значения.
Особо уже выделим, что только что выделенные Пушкиным, в дневнике, действия графа Бенкендорфа, - и стоящего за ним царя! – это уже – сценический фрагмент заговора. Который я условно назвал, разумеется, только для себя, «Николаевским медным всадником». Кратко суть, его, можно, пока, изложить так. После внимательного прочтения царем, - врожденным, по многочисленным свидетельствам его современников, актером, сценаристом и режиссером! – пушкинского «Медного всадника», у него, уже проводящим заговор против Пушкина в жизнь, моментально возник образ и другого всадника. Торжественно и победоносно въезжающего, в Париж, на лошади – как «победитель Бонапарта».
Очевидцем торжественного церемониала, - и победоносных лавр, которого! – был его третий брат, в будущем своем – царь Николай I. Тоже немного поучаствовавший, в 1814 году, в военном походе русских войск на Париж и, разумеется, даже не понюхавшем, при этом, пороху (Он находился, в основном, в свите своего царствующего брата.).
Свидетельствует же нам, об этом, то обстоятельство, что царь Николай I «пригласил» Пушкина, - через Бенкендорфа и к …Бенкендорфу! – 12-го декабря 1833 года, то есть именно в день рождения Александра I. Кстати, и этот царь, тоже с детства мнивший, себя, великим полководцем, быстро сообразил примерно следующее. Что, - после решающего разгрома Наполеона, в 1812 году, Кутузовым! – лавры «победителя Бонапарта» могут достаться, - если отстранить Кутузова от войск! - именно ему, как российскому императору. Что он, собственно, с успехом, - не украшающим его! – и сделал. А Екатерина II, как вы помните по первому очерку нашей первой книги, назвала его, «Александром», именно в честь Александра Македонского. Это – исторический факт. Есть, кстати, и версия, что Екатерина II дала имя, своему первому внуку, Александра Невского. Что, на мой взгляд, маловероятно, ибо именно всем русским она и гнушалась.
Этому есть и свидетельство. Вот, в качестве факта, небольшая выдержка из книги Н. Раевского «Портреты Заговорили». Данная им, правда, совершенно по другому поводу:
«Характерно, что в 16-ти письмах царя к дочери и внучки Кутузова его имя ни разу не упоминается. Хорошо известно, что Александр I очень не любил Кутузова. Скрепя сердце, публично обнял его в Вильне по окончанию компании 1812 года, пожаловав ему высшую воинскую награду – орден «Святого Георгия» I-ой степени, но в то же время писал графу Салтыкову: «Слава богу, у нас все хорошо, но насколько трудно выжить отсюда фельдмаршала, что весьма необходимо».
Так что этот образ, возникший у Николая I, чуть ли не ежедневно видевшим образ Петра Великого, на вздыбленном коне, - и только что прочитавшего именно пушкинского «Медного всадника! - и уже думающим о том, чтобы увековечить и победу Александра I, над Наполеоном, - которой он был очевидцем в Париже! – вовсе не случаен. Смотрите об этом, к примеру, в пушкинском дневнике, где он несколько раз выделяет, нам, именно строительство, Николаем I, колонны в честь Александра I именно как «победителю Бонапарта".
Он, как видите уже и сами, имеет, под собой, реальные обстоятельства. Обстоятельства, далеко, правда, не главные. «Победитель Наполеона», - всё-таки! – Кутузов и русский народ, а не Александр I. Который, используя именно титул императора, и «примазался» к славе великого полководца Кутузова. Стремясь, через свой триумфальный въезд в Париж, и отнять, её, у полководца. Пушкинский же «Медный всадник» породил, у царя-«театрала», именно «Николаевского медного всадника». Заметим, что в пушкинском произведении оживший, вдруг, Петр Великий собирается затоптать в гневе, конем, ничтожного, и безумного, Евгения. Ничтожного Евгения, поднявшего бунт - против высшей Власти.
Пока чуть-чуть поясним, только что сказанное, так. Только что названный образ, который мы, - еще раз заметим! – назвали именно «Николаевским медным всадником», дал Николаю I, потом, придворную Конюшенную церковь. В которой он, с благоговейным трепетом, хранил чучело лошади, на которой Александр I и въехал в Париж – как «победитель Бонапарта». Вот возникновение, в памяти Николая I, придворной Конюшенной церкви и даст потом, в итоге, в основном, два крупных замысла царя в заговоре против Пушкина. Первый из них, это осквернение в нём, в заговоре, именно уже мертвого Пушкина как извечного врага императора Александра I.
Второй же замысел породит, у Николая I, целый ряд других сценических фрагментов заговора. Главный смысл и суть, этих фрагментов, будет - именно в самой придворной церкви. И - в «венчаниях» и в «свадьбах», от которых и волос может – дыбом встать. И - в «белом платье» и «белом цвете», и т.д.
О втором замысле царя, не всё, правда, мы попытаемся рассказать, вам, уже в этой главе. Названный же, выше, первый замысел, - осквернение мертвого поэта, царем, в придворной Конюшенной церкви! – перенесем, наверное, в последние разделы нашего очерка и в другие работы нашего книжного цикла.
А сейчас всё-таки продолжим разговор – именно о компрометации и чернении, как идущих, в заговоре, впереди надругательств и осквернений.
Второй раздел.
Как компрометировали Пушкина
В двух разделах немыслимо передать все подробности, оттенки и нюансы травли, компрометации и чернения царем Николаем I, через свои ведомства и «своих людей», как Пушкина, так и, потом, Лермонтова. Поэтому мы выделим, здесь, только наиболее важное и главное, да и то – только лишь в общих очертаниях. А к ним мы относим, в первую очередь, следующее.
Первое. Присвоение Пушкину, царем Николаем I, 27-го декабря 1833 года, - в число проведения панихиды и похорон поэтом, в «Пиковой даме», Екатерины второй! – самого низшего придворного звания «камер-юнкера», является именно ответом царя, поэту. И не только на названные, выше, «панихиду» и «похороны» Екатерины II, но и его ответом на острейшие выпады, поэта, в сторону Александра I. Выпады, произведенных, поэтом, во многих его произведениях (Более подробно смотрите, об этом, выше.). На выпады, в которых Александр I ходит, у поэта: то капитаном; то поручиком, то ротмистром. Пример: «Томский произведен в ротмистры и женится на княжне Полине». Капитан, кстати, по восьмистишью: «Воспитанный под барабаном».
Второе. Объявление Лермонтова, посмевшим встать, через стихотворение «На смерть поэта», на защиту Пушкина: в начале сумасшедшим, потом преступником, это ответ-удар царя, - с огромной силой компрометации и чернения! – на появление, в России, нового поэта. Более подробно, обо всем этом, мы надеемся, поговорить, в последующих работах нашего книжного цикла. Николай же первый на письме Бенкендорфа, о стихотворении «На смерть поэта», накладывает такую резолюцию: «Старшему медику гвардейского корпуса посетить этого господина и удостовериться, не помешан ли он».
Здесь он выступает, - кстати, как и с П.Я. Чаадаевым! – уже как первым самовластительным «психиатром» России. Эту «инициативу», царя-деспота, большевики разовьют, потом, до гигантских размеров. Усадив в психиатрические «больницы» и сделав именно сумасшедшими, - за время своего правления! – несколько десятков тысяч (А то и миллион!) неугодных, - а, чаще, и ни в чем не повинных! – людей.
Немаловажны, с точки зрения ведения успешной компрометации и чернения, и следующие мероприятия царя. Первое. Личные действия, царя, в заговорах против Пушкина и Лермонтова. А он принимал, - как высший руководитель названных заговоров! – множество злобных решений по поэтам. И являлся прямым организатором, сценаристом, режиссером, и, даже, участником многих, придуманных им же, сценических фрагментов заговора.
Второе. Его многочисленные раздражения, или злобные высказывания, по поэтам, типа: «Собаке – собачья смерть!». Сказанные, им, сразу же после получения, царем Николаем I, долгожданного известия об убийстве, в Пятигорске, М.Ю. Лермонтова. Или, если продолжить разговор о Пушкине и о Н.М. Карамзине, начатый, нами, в двух первых очерках: «Карамзин умирал как ангел, а Пушкина мы еле довели до смерти христианской». Сказанные им, Жуковскому, слова ведь тоже мгновенно разнеслись, тогда, не только по Петербургу, но и – по всей России.
Вот как названный, выше, факт, по М.Ю. Лермонтову, передает, кстати, пушкинист Д. Благой в книге «Душа в заветной лире». Не предполагая, конечно, что только что выделенные, выше, слова царя выражают – именно осквернение, Николаем I, уже мертвого М.Ю. Лермонтова:
«Во второй половине июля государь, по окончанию литургии войдя во внутренние покои дворца кушать чай со своими, громко сказал: «Получено известие, что Лермонтов убит на поединке – собаке собачья смерть!». Сидящая за столом великая княгиня Мария Павловна Веймарская, эта жемчужина семьи, вспыхнула и отнеслась к этим словам с горьким упреком. Государь внял сестре своей и, пошедши назад в комнату, где еще оставались бывшие у богослужения люди, сказал: «Господа, получено известие, что тот, кто мог заменить нам Пушкина, убит».
Третье. Сильно компрометировал и очернял, поэтов Пушкина и Лермонтова, и сам зловещий смысл, вкладываемый, царем, в обозначенные, выше, сценические фрагменты заговоров. Фрагменты, с которыми мы надеемся познакомить, вас, только лишь – в других работах нашего книжного цикла.
Четвертое. Действия и высказывания, против поэтов, многих его приближенных (Брата Михаила Павловича; графа К.В. Нессельроде; графа А.Х. Бенкендорфа; императрицы Александры Федоровны, жены царя; и других.), а так же действия и высказывания других людей, постоянно, или временно, вовлеченных, царем, в заговоры против поэтов. Примеры? Пожалуйста.
В заговоре против Пушкина: Уваров; Боголюбов; Санковский; «некоторые дамы», упомянутые, в воспоминаниях, графом В.А. Соллогубом. Сам, только что названный, выше, граф. А это – три пушкинские февральские, 1836 года, дуэльные вызовы Хлюстину, князю Репнину и графу В.А. Соллогубу. Продолжим перечисление дальше: писатель Ф.Ф. Вигель. князь П. Вяземский с супругою; Дантес; барон Геккерн; граф Г.А. Строганов с женой; Идалия Полетика. И так далее.
В заговоре против М.Ю.Лермонтова: Михаил Павлович, граф Бенкендорф, граф Нессельроде, Васильчиковы, А.А. Столыпин-Монго, Эрнест Барант, Н.С. Мартынов, священник Василий Эрастов, и другие.
Здесь интересно выделить, к примеру, что свою жену, императрицу Александру Федоровну, царь привлекал: и в качестве исполнителя нескольких сценических фрагментов своего заговора (Мы покажем их, вам, только, к сожалению, в последующих работах нашего книжного цикла.); и в качестве проводника своей недоброжелательной политики по отношению к Пушкину. Так поэт, обозленный унизительностью приемов, у жены царя, и долгим ожиданием этих приемов, - что царь заказывал жене, надо предполагать, специально! - сделает по ним, в своем дневнике, несколько записей.
Вот хотя бы одна из них, датируемая 8-го апреля 1834 года. Кстати, на следующий день после записи восприятия, царем, его, только что выпущенной, в свет, «Пиковой дамы»:
«Представлялся. Ждали царицу три часа. Нас было человек 20. …Я ужасно люблю царицу, несмотря на то, что ей уже 35 лет и даже 36» Запись дается в сокращении.
Заметим, что, представляемый вам, в очерке, материал настолько большой, что я просто вынужден постоянно идти, в своих главах, на сокращения материала. Так что дочитываете выделяемые вам, в очерке, выдержки по указанным, вам, источникам. Кстати, названная, поэтом, императрица – с 1798 года рождения.
Здесь же заметим, что, дав положительный отзыв о «Пиковой даме», Николай I усыпил, тем самым, бдительность поэта. А поэт, кстати, очень волновался за свою повесть, за восприятие, её, именно царем. Вот как, всё это, выглядит по дневнику Пушкина:
«7-го апреля. Моя Пиковая дама в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семерку и туза. При дворе нашли сходство между старой графиней и княгиней Натальей Петровной (Голицыной; - пояснение В.Б.) и, кажется, не сердятся…». «При дворе» - это, как раз, царь Николай I.
Еще раз обозначим, что всё, только что выделенное вам, выше, мы попытаемся наглядно показать, вам, уже при ведении, при доводке, вам, целого ряда фактов, элементов и фрагментов заговоров, то есть именно в последующих работах нашего книжного цикла. Здесь же, пока, выделим, что наибольшую компрометацию, - и чернение! – Пушкин получил.
Первое. В литературно-критическом и в публицистическом направлении - именно от николаевской печати. Другими словами, от николаевских «критиков», прямо льющих грязь, и сплетни, на поэта. «Критиков», нередко объявляющих - о «закате Пушкина». И так далее. И, разумеется, от четырехслойной цензуры, буквально выматывающей силы поэта.
Второе. В личностном плане – через компрометацию, травлю, чернение. В начале – Н.Н. Пушкиной!
Травля, её:
- в 1832 году;
- в последнем квартале 1833 года;
- в первом квартале 1834 года; в 1835 году;
- беспрецедентная, - и злобная! – травля, её, через сплетни и специальные действия Дантеса, Идалии Полетики, Геккерна, девицы М.К. Мердер, С.Н. Карамзиной (Отпетые петербургские сплетницы.), П. Вяземского с супругою, и других, - круг лиц, по сплетням, был достаточно большим! – в 1836-ом и в 1837-ом годах. Через которую (Травлю жены поэта.) Пушкина, собственно, и «повели» - к дуэли 1837 года.
Бесчисленные компании, по её травле, чернению и компрометации, в последующие, - после убийства, поэта, на дуэли! – годы и десятилетия её жизни. Главные задачи, и цели, которых были: именно в показательности, - и доказательности! – её вины в гибели своего мужа. И, разумеется, в косвенном чернении – самого Пушкина (Травли 1832 –37 годов имели и задачу нервировать, постоянно держать в напряжении, и самого Пушкина, всегда, во все годы, остро переживающего: за положение своей жены в обществе; за сплетни о ней; и т.д.).
Потом, и в компрометации, чернении и травле её сестер, Екатерины, и Александрины. Которые тоже продолжались, практически, до конца их жизней. И травли, которые тоже имели задачу, - и цель! – по косвенному чернению и Пушкина. Это, кстати, главное ядро николаевских чернений Пушкина. Которое и сейчас используются, некоторыми «пушкинистами» (Итальянкой Сереной Витале, «писателем» Александром Зинуховым, - часть дискуссий, с ним, будет введена в одну их работ нашего книжного цикла! – и другими.), именно для компрометации и чернении поэта.
Выделим, здесь, и весьма неблаговидную роль самих пушкинистов прошлого. Пушкинистов, которые, - взяв, на «вооружение», не объективную версию П. Щеголева (Взяв то, что специально “подбрасывалось” Николаем I и соучастниками его заговора.)! – практически до наших дней продолжили не только травлю всех трех сестер Гончаровых, К.К. Данзаса, секунданта поэта, но и, через это, чернение самого Пушкина и его имени.
Особо же выделим, что именно через только что изложенное Николай I добился преобладания, в русском обществе, именно своей версии о возникновении дантесо-пушкинской дуэли. Версии, которую П. Щеголев, не разобравшись, и взял за основу всех причин, условий и обстоятельств гибели Пушкина, дав, им, и вполне определенное название – «плохие семейственные отношения Пушкиных-Гончаровых». Через свою версию Николай I добился, кстати, и самого сокрытия, своего заговора, от общественности. Так что, в этом отношении, он достиг, цели, и здесь.
Не блестящи оказались, в этом отношении, и лермонтоведы. Лермонтоведы, которые тоже не смогли доказать, общественности, прямую вину царя Николая I, - и его сообщников! - в убийстве, поэта, на специально организованной им, для этого, дуэли, 13-15 июля 1841 года. Приуроченной царем, как вы уже знаете, к дате казни им, 13-го июля 1826 года, пятерых декабристов-руководителей.
А это, кстати, Михаила Павлович и Бенкендорф, Нессельроде и старший и младший Васильчиковы (А именно к графине Васильчиковой был прислан, заговорщиками, диплом-пасквиль, Пушкину, от 4-го ноября 1834 года. Более подробно, об этом, в последующих работах нашего книжного цикла.), А.А. Столыпин-Монго и Н.С. Мартынов.
И - Эрнест Барант, давший, кстати, свои пистолеты, Дантесу: на его дуэль с Пушкиным. Его пистолеты были, тоже, кстати, более совершенными, чем пистолеты Лепаже. Пистолеты, немецкого оружейника Ульбрихта, которые Эрнест Барант купил в Дрездене, - при проезде, его, из Франции в Петербург! – были пистонного типа. В то время как дуэльный пистолет Лепаже был – с кремнево-пороховым запалом на оружейной полке.
И, тоже, кстати, А.А. Столыпин дал, Н.С. Мартынову, еще более совершенные пистолеты. С винтовой нарезкой ствола. Что увеличивало не только дальнобойность пистолета, то есть увеличивало его убойную силу, но и увеличивало, - что тоже немаловажно именно для дуэлей! – точность стрельбы по противнику. Более подробно, об этом, в моих дальнейших книгах. А на дуэли Эрнеста Баранта, с Лермонтовым, царь вновь использовал те же пистолеты, что и в дантесо-пушкинской дуэли 1837 года. Что вновь говорит, нам, об его неистовой ненависти: как к Пушкину, так и, потом, к Лермонтову.
Кстати, только что выданные сведения о пистолетах, - и их использование, заговорщиками, в указанных дуэлях! – еще совершенно свежие. Чуть ли не до последнего времени считалось, к примеру, что в дантесо-пушкинской дуэли, 1837 года, использовались, оппонентами, пистолеты Лепаже.
В итоге же получается не только печальная, но и весьма неприглядная картина: восхищаясь, - и искренне чтя поэтический гений наших Великих поэтов! - многие пушкинисты, - и лермонтоведы! – еще стоят, до настоящих дней, на позициях П. Щеголева или на позиции случайности возникновения второй лермонтовской дуэли. Невольно, или вольно, - не редко! - очерняя наших Великих поэтов, возводя ложь – в ранг Истины. Или возводя свои весьма неприглядные предположения, - зачастую не только неверные, но и – не объективные! – на наших Величайших поэтов.
Который (П. Щеголев), кстати, стал уже отказываться, от неё, в конце своей жизни, постепенно переходя к версии прямой вины, Николая I, в убийстве Пушкина. Вот, в качестве примера-факта, хотя бы два предложения из его предисловия к третьему изданию его книги:
«Текст исследования не подвергся изменениям, но новые материалы, и новые возможности их разработки, побудили меня к пересмотру истории дуэли. Результатом пересмотра явился новый взгляд на возникновение дуэли и новое освещение темной роли Николая I в истории последних месяцев жизни Пушкина».
Вот, пожалуй, коротко, и всё о компрометации, - и чернении! – Пушкина и Лермонтова, в заговорах. В последующих наших книгах мы значительно дополним только что обозначенную, здесь, тему.
В следующем же разделе главы мы попытаемся дать, вам, смысловое содержание – «императорской», или «царственной», линии «Пиковой дамы». Без понимания сути, которой, можно просто и не понять смысл многих действий, царя Николая I, в заговоре против поэтов.
Выделение же конкретных лиц, их действий, высказываний создает - общие очертания, или контуры, обстановки вокруг поэтов. И создаёт, - если воспользоваться их перепиской и документами, что, пушкинисты, тоже, еще, не полно сделали! - саму общую картину крупномасштабной компрометации и чернения, царем, Пушкина и Лермонтова. В какой-то мере вскрывая, уже, и сам заговор.