Из кафе она вышла в прострации – счет действительно оказался полностью оплачен, более того через несколько минут после того, как она нашла письмо, подошел официант с салатом который она заказала. Конечно, на требование позвать администратора, он сделал удивленные глаза и сказал, что сейчас в кафе присутствует только менеджер. Вот он пришел быстро, точнее она – менеджером оказалась милая девушка, в белой рубашке и безрукавке с логотипом их кафе. Она поинтересовалась, не случилось ли что-то, но Вида только устало попросила книгу отзывов, сказала, что хочет написать благодарности кафе за прекрасный обед. Она понимала – совершенно бесполезно просить их объяснить ей, откуда там взялся тот мужчина, принесший ей вино. Если он смог сжечь письмо на расстоянии, то наверняка никто ничего не вспомнит.
На удивление, девушка уже не была испугана или подавлена – она разозлилась. Он как игрушкой управлял ей, и подкидывал свои загадки все плотнее и плотнее затягивая петлю на её горле, и Вида решила, что больше он не имеет права это делать. Хотелось насолить ему, хоть чем-то, хоть как-то. Детское желание, которое несло под собой совершенно не детские злость и усталость.
Она села в парке на лавочку и закурила. Теперь ходить по улицам стало совсем не страшно, – а какая разница, он же сказал, что придет лично и открыто скажет, что пришел убивать, так зачем трястись все время.
«Бояться стоит, когда опасность пришла, встала перед твоим носом, улыбнулась во все свои тридцать два (или у опасности их в два ряда и шестьдесят шесть?) заостренных зуба и сказала «Здрасте!» – решила для себя Вида. В конце концов, почему она должна была лишать себя удовольствия покурить в парке, если подойти к ней он мог и там, и при подходе к дому.
Спускать ему все вот так ей совсем не хотелось. Она чувствовала, что теряется – не знает, что делать дальше и куда приткнуться.
Вида глубоко вздохнула, тут же закашлявшись дымом – давно не курила, забыла, что нельзя первое время так забываться. Но, тем не менее, это навело её на мысль. Теперь она знала, как может, если не задеть его – а это, как поняла девушка, было бесполезно, он был слишком умен, чтобы она смогла подобраться хоть сколько-то близко, на игровом форуме сказали бы «он на несколько левлов выше». Так вот, если не задеть его, то хотя бы отнять его добычу у него из-под носа.
Вида усмехнулась – каким бы он ни был гением и волшебником, он не мог заглянуть в её мысли. Ведь иначе вся его игра была бы не такой интересной.
Поднявшись с лавочки и потянувшись, разминая затекшую спину, девушка решила дойти до дома пешком, по пути заглянув в пару аптек. Точнее, штуки в четыре. Во всех она покупала одно – самое сильное снотворное, какое могли продать по рецепту. С каждой покупкой её уверенность росла. Может, её решение и было импульсивным, но она, по крайней мере, была в нем убеждена. Это был единственный способ перетянуть игру на свою сторону – хоть так, призрачно, победив его. Возможно, слишком категорично, но с другой стороны, какой у неё был выбор? Подвергать опасности других людей, ничего этим не добившись – а она понимала, он не попадется ни частным сыщикам, ни милиции, а связей с гениями его уровня у девушки не было. Можно было, конечно, покорно ждать смерти, но тогда победил бы он. А она хотела утереть ему нос, отняв то, что хотел отнять он – свою жизнь.
Дома, Вида решила подготовиться. Она убралась в квартире, даже вымыла окна – чего не делала уже, наверное, год. Потом неторопливо выдавила все таблетки на стол – получилась приличная такая горка – и неторопливо выпила, глотая сразу по две-три.
В сон потянуло не сразу, только минут через пятнадцать. Она улеглась поудобнее, обнимая подушку. По телу разлилась приятная нега – девушка ещё удивилась в полусне – те, кто рассказывали о неудачном опыте глотания таблеток, говорили, что начинает быстрее биться сердце, пульсирует все тело и вообще засыпание происходит не так гладко как должно бы, но ей действительно было хорошо. И не только от того факта, что она сумела победить – она знала, от этого было бы только горькое торжество, но ещё у девушки было чувство будто пока она засыпает кто-то нежно гладит её по волосам, а когда она заснет, то очутится в месте, который полноценно сможет назвать домом. Там будет безопасно и можно будет расслабиться.
Вида улыбнулась и крепко уснула.
Пробуждение было, как ни странно, тоже приятным – она открыла глаза, потянулась, понимая, что отлично выспалась, повернула голову и только тогда, увидев пустые упаковки от снотворного, она поняла, что не умерла, как рассчитывала. Более того, не было вообще никаких последствий того, что она съела столько таблеток – не бывает так, чтобы после такой дозы снотворного человек чувствовал себя отдохнувшим и полным сил.
– Да что тут творится, – Вида села на кровати. Хорошее настроение как ветром сдуло. Первая мысль была, что таблетки оказались просроченными – но не все же упаковки, купленные в разных аптеках? Вторая – что она купила не снотворное. Но нет, на этикетке все ещё было написано, что, грубо говоря, от этого засыпают, и предупреждения не пить больше положенной нормы тоже присутствовали.
Потом, девушке вспомнила случай с машиной. Там тоже была похожая ситуация – она должна была получить большой вред, а отделалась синяком. Невольно, Вида огляделась, будто её преследователь мог стоять за её спиной. Понятное дело, там никого не было, но на кровати, рядом с подушкой, она обнаружила тетрадный листок. Даже с того места где она сидела было видно, что почерк ей знаком. Да и чернила «господин маньяк» не менял.
Когда она тянула руку к листу, то пальцы дрожали – Вида никому и никогда не призналась бы, что действительно может так бояться, но тогда все равно дома больше никого не было. Почему-то она была уверена, что оставив письмо, он ушел не попрощавшись.
«Твоя жизнь принадлежит мне. Ты выпила сахар в оболочке. Может, наберешь грамм сто – тебе было бы полезно. Но умереть самой я тебе не позволю, извини»
– Извиняется он, – рассмеялась Вида. Громко, визгливо – на грани истерики. Впрочем, и, правда, до неё было недалеко. Пальцы комкали хрустящую бумагу, у неё тряслись плечи, а всхлипы от смеха перешли в сдерживаемые рыдания.
Показывать письмо уже никому не хотелось. Прошло то ощущение, что если она покажет – то её обязательно кто-то сможет спасти, или иллюзия, что если она разделит это с кем-то, то почувствует себя в безопасности. Она понимала, что теперь осталась наедине с письмами и неизбежной смертью. Причем такой, какой захочет этот незнакомец. Можно было, конечно, согласиться на это добровольно – он же предлагал тогда, в дневнике, но если вам показывают пьесу, то почему бы не досмотреть её до конца?
Девушка рухнула обратно на кровать, вытирая лицо и развернув послание на вытянутых руках, будто любовалась романтичным признанием. Подумывала выйти из дома до ближайшего магазина и купить себе вина, но не успела даже подняться, чтобы дойти до шкафа.
В дверь позвонили.