Победа как поражение

Ворошилов Кир
Телефонная трубка кладётся и дисковый аппарат издаёт одноразовое клацанье звонка. Разговор закончен. Звонили, как водится с утра пораньше, из отдела гражданского снабжения. На непрекращающиеся просьбы «дать людей и материал», пришлось ответить временным отказом. Ибо «современные условия». Вообще, небывало часто стоило произносить – «исходя из современных и настоящих условий». Такая фраза многое объясняла. Даже то, что выходило за пределы рационального.
   «Победа как поражение». Отдавало каким-то блевотным поздним постмодернизмом, но по-своему грело душевные контуры мои такая надпись против окон. Краска ярко-жёлтая. Делали её две ночи назад. Сотрудники министерства пытались предпринять, запрограммированные в своих узколобых головёнках, действия по уничтожению слогана путём закрашивания стены белилом. Я велел отменить сие варварство. Всё-таки напоминало мне прошлые годы мои. Все вот эти: «Свобода», «Победа», «дышать полной грудью». Даже галстук немного ослабил. Отечественный производитель, кстати. Отличный атласный галстук. Приобретённые округлые контуры лица. Хотя всегда отличался долговязой худобой, нервозностью, бессонницей, самопоеданием. Беготня с утра до вечера – образ жизни. Меня устраивало до определённого момента. А сейчас ярко-жёлтое даже задевает за изнанку.

  - Олег Константинович, сегодня же сам Эдуард Петрович здесь будет, а здесь такое…!» , - вставленные небесно-голубые контактные линзы моей секретарши поворачиваются в сторону намалёванного за окном. Румяные щёчки.
   - И что? Он уволит меня? Упадёт в обморок? Или забъётся в истерике? Вы здесь все просто так, а это – ярко-жёлтое, понимаешь?!- небесно-голубые линзы начинают прятаться под шторками век учащённо.
 
    « - Да, жду вас. Истосковался нестерпимо я. Многое обсудить есть необходимость. После двух? Превосходно. До скорого.», - вновь одноразовое клацанье дискового аппарата. Есть время запахнуть пальто, спуститься вниз и дойти до ближайшего хозмага. Шурупы и пробки – пару упаковок. Отечественные, кстати. Из хорошей стали. Карниз для штор укрепить в своём кабинете есть необходимость. В противном случае, когда я Эдуарда Петровича подведу, обнажая  взору то ярко-жёлтое, карниз с грохотом, прямо ему по светлой голове. Остальные излишки отличных металлических шурупов заховаю про запас.
   За наружной витриной хозмага появляется похоронная процессия. Человек надцать. За дверью магазина с наружи– оголённая, светлая улица. И спины участвующих в похоронах. А хоронят же её как-то погано-празднично. И причём в который раз. Неожиданно со всех сторон  - эти «космонавты». Процессия выставляет вперёд покойную – маленькую книжицу, именуемой конституцией, и замирает, ожидая чуда. Волшебство с треском проваливается и «космонавты» врезаются в жиденькую толпу. Методично, как на колхозной молотьбе, реют палки над головами. Валят, добивают ногами, ломают рёбра. Звериный рёв раненых. Хруст довольно жёсткий. Шурупы ощущаю в левом кармане пальто. Иду прочь. Карниз и светлая голова Эдуарда Петровича – несовместимые понятия.
   Эдуард Петрович человек пунктуальный. Во многих отношениях стерильно-деловитый. Долго жмёт мою руку. Он курирует особые проекты. Плюхается в заранее заготовленное мной кресло. Степенный разговор, переходящий в зубодробительное напряжение от предвкушения самой главной, пока ещё не тронутой, темы:
  - Знаете что, Олег Константинович, я ведь к вам с важным для всех нас вопросом приехал. Вопрос этот должен быть решён прямо сегодня, в этот час.
  - Я предполагал это. Я готов, - и, как бы в подтверждение своей решительности, опрокидываю свой взгляд на закреплённый сегодня карниз для штор. Висит.
 -    Знаете, Олег Константинович, Родина, свобода, народ, долг, святыни, Боги, мать, партия,   - во что вы верите? Ну, не важно…Я предложу вам нечто большее. Самое колоссальное за всю историю человечества. И вы должны, нет, вы просто обязаны поверить в это. Стать неотъемлемой частью, - ротовой отверстие Эдуарда Петровича искрилось бесконечной глубиной.
 -  Да, понимаю, - отвечаю подобно блеянию агнца, уготованному на заклание.
 - Отлично. Вы выбраны стать моделью. Универсальной моделью для клонирования и воспроизведения человеческой материи. Современный человек убог – он слаб физически, у него низкий морально-нравственный порог, он меркантилен, жаден, ненасытен, скотоподобен по многим параметрам, любит роскошь, высокомерен и пуглив одновременно. Его не изменить – это факт. Такое существование данного формата духовной и телесной материи должно быть прекращено. Бытие обязано перевернуться. Мы много думали об этом. Мы учли опыт предыдущих поколений. Учли опыт Великих, пытавшихся перевоспитать человека посредством многолетней кропотливой педагогической работы.  Мы бесконечно долго изучали опыт немецких национал-социалистов и советских большевиков в этой области. Мы проштудировали от корки до корки основы многих философских учений. Мы, руководствуясь этими целями, искали Шамбалу, Атлантиду, Тартар и чёрт знает что ещё… Нет точного и вполне однозначного ответа – для чего мы делаем это. Просто чувство незавершённости всегда гложило совесть передового человечества, висело над ним дамокловым мечом. Мы решили придать завершение этому длительному историческому процессу. Путём некоторых логарифмических и иных расчётов мы выбрали именно вас. Вы - начальная точка в этом конечном пути. Вы – окончание бытия и продолжение Истории. Новой Истории. Бесконечно великой, незыблемой… Новое племя людей… Как поэтично звучит, неправда ли? Кстати, кто ваш любимый поэт?
  - Хлебников, наверное. Метафизическая поэзия, балансирующая на грани нирваны и частичного безумства.
  - Странно. Не слышал что-то я о нём ничего…Что скажете о нашей идее?
  - Когда выезжать, Эдуард Петрович?
  - Промедление более немыслимо.
  - Знаете, Эдуард…ведь тогда - много лет назад-  я думал, что после баррикад настанет наконец-таки пустота…А после баррикад снова возникла Власть. Это правильно, рационально?       
  - Обсудим по дороге, если не возражаете. Времени слишком мало. В путь?
    Запахивается пальто, пахнущее войлоком. Эдуард Петрович смотрит из окна на стену против здания. Секунд, может быть, восемь. За это время чувственно успевает потеребить мочку левого уха, показывая причастность в прошлом к этому всему, что на стене.
    «Родился новый Мессия, печёнкой чую. Настоящий. Он провозгласит Пустоту вместо Власти. Возможно, ползает сейчас по асфальту среди тех магов-недоучек с конституцией, харкая кровью. Я буду его ждать»,- в голове, а впереди по лестнице – спина Эдуарда Петровича. Едем.

                К.В.