Вот опять перед Зинаидой ее милый добрый Париж! Настроение повышается от знакомого облика любимого города, едва они садятся в автомобиль на площади у Северного вокзала, где их встречают старые добрые друзья Фондаминские.
- Мне не нравится Северный вокзал – темный и некрасивый,- грустно произносит Зинаида.- Одно радует - вы, наши верные и неменяющиеся! Я посвятила тебе стихи, Илюша.
- Интересно послушать.
Смерч пролетел над вздрогнувшей вселенной,
Коверкая людей, любовь круша.
И лишь одна осталась неизменной
Твоя беззлобная душа.
Как медленно в пространстве безвоздушном
Недель и дней влечется череда!
Но сердцем бедным, горько-равнодушным,
Тебя – люблю, мой верный, навсегда.
- Спасибо! Да, помотала вас жизнь по чужим углам….В Париже сейчас кризис жилья, так что вам надо держаться за свою квартиру.
- Хотя я всегда недолюбливала нашу квартиру, но сейчас она мне придает уверенности. Сколько мы натерпелись по всяким грязным чужим углам, что я благодарю Бога, что наша горничная сохранила ее.
- Здесь не верят ничему, что происходит в России: ни французы, ни русские,- сообщает Фондаминский.- Французам это все не нужно,- своих проблем хватает,- а русские здешние не жили при большевиках и не могут вообразить весь ужас ситуации.
- А мы торопимся все рассказать им.
Наконец, показывается знакомый многоэтажный, серый дом со встроенными маленькими балкончиками.
- Вот ваш типичный парижский дом,- говорит Фондаминский и помогает Зинаиде выйти из машины, протягивая ей руку.
- Сколько же лет мы не были?- тянет слова Зинаида.
Зинаида держит рукой шляпу, поднимая кверху голову и стараясь рассмотреть свои окна.
- С 1914 года,- задумчиво произносит Дмитрий, внимательно разглядывая здание.
Они поднимаются по мраморным ступеням на 3-ий этаж и входят в квартиру. Все в квартире по-прежнему. Зинаида осматривает все комнаты и садится в своей, небольшой и светлой. Вот ее соломенное кресло с широкими подлокотниками, вот любимый диванчик и вот комод с католическим киотом на нем. Зинаида подходит к большому окну и смотрит на просторный двор католической школы. «Как я раньше любила наблюдать за происходящим за окном»,- думает она, разглядывая знакомый вид дворика. Задумавшись, она вздрагивает от резкого звонка.
- Зина, что случилось у вас?- начинает еще в передней Зина Ратькова- Рожнова,- Почему Дима не приехал?
- Дима принял решение остаться в Варшаве,- как можно спокойнее говорит Зинаида,- как я его ни умоляла и ни говорила, что сестра его здесь ждет, но он остался непреклонен.
- А я так ждала его здесь, в вашей квартире, но недавно съехала, нашла другое жилье. Как жили вы там?
- О, это долгий рассказ… Дима нас бросил, и нет надежды, что вернется. Савинков опутал его своими сетями, ты ведь знаешь его мягкотелость.
Привыкать к парижской жизни приходится постепенно, налаживать нормальный быт, забыв о нем за годы скитания и жизни в Петрограде. В Париже много русских эмигрантов, знакомых и незнакомых, тех, о ком в России слышали, но не встречались.
Первую публичную лекцию на французском языке Дмитрий читает вскоре после приезда в Париж. Они убеждены в том, что, когда европейцы узнают весь ужас положения в России, они поймут опасность этого для себя в дальнейшем.
- Опомнится ли Европа?- спрашивает Дмитрий на лекции.- Вся Россия сейчас в лучах страдания невидимых. Погодите, народы Европы, слово это и над вами исполнится: если не обратитесь и не покаетесь, будет и у вас небывалое царство голода – царство дьявола.
Мережковский старается донести до слушателей опасность их равнодушия, невмешательство в дела России.
- Народам иногда прощается глупость, а иногда и подлость; но глупость и подлость вместе – никогда. То, что вы с нами делаете,- глупо и подло вместе. Это вам никогда не простится. Если бы вы большевиков не поддерживали,- их бы давно уже не было.
Лекцию он заканчивает стихами Зинаиды.
Она не погибнет,- знайте!
Она не погибнет, Россия.
Затем он публикует лекцию в газете «Общее дело», где редактор их старый знакомый Бурцев, разоблачивший когда-то Азефа. В России он долго сидел в крепости при большевиках, потому как становится их ярым противником. Зинаида тоже часто печатается у Бурцева, ее статьи появляются в газете в начале 1921 года. Русское издательство «Полнера-Чайковского» издает роман Дмитрия «14 декабря» и книгу рассказов Зинаиды.
* * *
Жена Савинкова часто приходит к Зинаиде и расспрашивает ее о Борисе, но та только отмалчивается.
- Прислал письмо из-под Пинска. Пишет, что собирает опять армию по окраинам, в основном, недовольных крестьян, и скоро будут в Москве.
- Можно позавидовать его уверенности,- произносит Зинаида с иронией, думая: «Конечно, будут! Этот разбойник Балахович будет в Москве?! Скорее всего, не дойдут, а их доведут…»
Мережковские получают телеграмму от Буланова, что через 8 дней в Париж приезжает или Дима, или Борис. Их давний друг Пети приносит Зинаиде письмо от Димы.
- Вот, почитайте. Мне кажется, вам будет интересно знать, о чем думает сейчас ваш друг Философов.
- Конечно, интересно. Спасибо, что принесли, нам ведь он ни строчки не пишет и не отвечает на мои письма. «Положение невероятно трудное, Пилсудского травят. Очень бесплодны все южные движения». Это без него нам понятно.
* * *
Философов присылает Злобину телеграмму, сообщая о своем приезде, и тот едет встречать его, но возвращается один.
- Володя, что случилось?
- Он не приехал, поезд опоздал.
Зинаиду обжигает мысль, дикая и оскорбительная: «Дима не будет жить у нас, а остановится в гостинице! Как я не подумала об этом раньше? Наверное, потому, что я еще окончательно не свихнулась, все спадаю в нормальность. Его решение невозможно объяснить внутренне. Конечно, я забыла о несчастии Димы, потому эта мысль меня раньше и не посещала».
При появлении Философова, она все понимает без слов.
- Я остановился в отеле «дОтей» на улице дОтей, прямо туда с поезда проехал.
Зинаида старается уделить ему максимум внимания.
- Я говорю Борису, что ему необходимо самому приехать сюда и ударить кулаком по столу, взять, наконец, в свои руки несчастный русский флаг.
- Дима, неужели ты не понимаешь, насколько Савинков непопулярен здесь. Чтобы стукнуть здесь по столу, надо было провести компанию, такую же, как в Польше. Здесь нужно считаться со всякой русской швалью, ведь русских тут около 200 тысяч.
- Савинков собрал более 20-ти тысяч солдат, а их надо кормить и одевать, нужны деньги.
- Денег ему не дадут,- уверено говорит Зинаида.- Правда, Дмитрий?
- Думаю, что нет. Дима, ты пойдешь на мою лекцию?
- Если смогу. Борис очень похудел и осунулся, но он, как напряженная струна.
- Дима, ты тоже выглядишь утомленным.
- Мы же не двужильные…
- Судьба Бориса – злая фортуна, без чего наша личная трагедия имела бы, наверное, совсем другой конец,- напоминает Дмитрий о разрыве их союза.
- Я не хочу об этом говорить.
- Хочу, чтобы ты знал, Дима, от нас ты мог уйти, но как ты мог уйти от нашего Главного?
- Вы же ничего не делаете для Главного.
- Но мы не ушли от него.
- Моя судьба схожа с судьбой Бориса,- задумчиво произносит Дмитрий.
- Интересно, чем?- иронизирует Зинаида.
- Мы оба неудачники…
- Зина, признаюсь тебе, что, когда мы расставались, это было самое лучшее время в моей жизни.
- Я видела в этот день только твои стиснутые зубы. Если лучшее время, откуда тогда злоба?
- Нет, я не злюсь на вас.
- У нас всегда есть для тебя пустая комната, знай это всегда и везде. Теперь нет политики, потому как жизнь стала политикой.
В передней Дмитрий шепчет Философову:
- Я сильно страдаю от Зины. Без тебя ее характер становится невыносимым.
- Скоро она успокоится, поверь мне. До свидания!
После ухода Философова Зинаида чувствует страшную слабость и ложится в кровать.
- Я чувствую себя такой опустошенной, как будто, из меня выкачали все силы,- жалуется она Дмитрию, понимая в глубине души, что это от безысходности.
Моя любовь одна, одна,
Но все же плачу, негодуя:
Одна,- и тем разделена,
Что разделенное люблю я.
* * *
На бульваре Сен-Мишель в редакции газеты «Общее дело» в довольно неприглядном помещении появляются многие известные эмигранты. Редактор Владимир Бурцев, благообразный седой еще крепкий старичок с козлиной бородкой, скромно одетый, проживает в нищенской квартирке на улице Фелантин. Своих соотечественников принимает у себя очень благожелательно. Он основал газету в 1917 году в Петрограде, но ее вскоре закрывают, а его садят в крепость. После освобождения он уезжает в Париж и возобновляет газету.
Бурцев одержим идеей борьбы с большевизмом, как прямой угрозой всему человечеству. Конечно, Мережковские видят в нем единомышленника и начинают печататься у него в газете. В редакции у Бурцева Мережковские встречают Бунина, прежде никогда не видевшие его в России. Теперь они часто с ним встречаются. Невысокий, худощавый, с короткими седеющими волосами и маленькой бородкой интеллигента, грустными внимательными глазами - таким предстает Бунин перед ними. Бунин с женой живет у своих знакомых Цетлиных, приютивших их после Константинополя и Стамбула. Жена Бунина, Вера Николаевна, крупная темноволосая женщина, постоянно рядом с ним.
- Как вы устроились?- участливо спрашивает Зинаида.
- Физически очень хорошо, а вот нравственно сильно тяжело. Все время думали, что придется возвращаться в Софию. Но вот теперь Ян получил от фонда 3 тысячи франков, мы смогли снять комнаты, да и Цетлиным отдать тысячу долга.
Бунин в Париже уже с весны, он читает лекции о русской революции, пользующие успехом, ему верят, хотя публика разношерстная. Александр Куприн появляется летом, скрываясь из России вместе с отходящей армией Юденича. 50-летний мужчина, коренастый, с короткой шеей, узкими хитрыми глазами и монгольскими скулами, он имеет вид добряка. Доброжелательный и порядочный, он слывет кутилой и славится пьяными дебошами. В России Куприн выпустил собрание сочинений в 11-ти томах. О его пьянстве ходили шутки: «Если истина в вине, то, сколько истин в Куприне?» Куприн печатается в газете Бурцева, пишет статьи о России, глубоко переживая о ее судьбе.
Они встречаются у Цетлиных на литературном вечере.
- Зинаида Николаевна,- просит хозяйка,- напишите мне в мой альбом.
- Попробую, давно не писала в альбомы. Ведь нужен экспромт!
Всю нежность не тебе ли я
Несу,- но тщетно:
Как тихая Корделия
Ты не ответна,
Заря над садом красная,
Но сад вечерен,
И может быть напрасно я
Тебе так верен.
- Вот, спасибо, а вы Дмитрий Сергеевич.
- Я напишу из моего старого стихотворения «Без веры давно, без надежд, без любви…»
- Как хотите. А вы, Надежда Александровна?
Тэффи садится за столик и пишет:
Поднимались такие ресницы,
Улыбались тихие глаза…
Если видны на небе зарницы –
Это значит где-нибудь гроза.
- Женщины пишут вам оригинальнее и отмечают действительно чудесные выразительные ваши глаза, Мария Самойловна,- смеется Дмитрий.
- Вот увидите, что большевики будут мучить Россию совсем недолго,- утверждает Куприн.- Великая Россия воскреснет.
- Согласен, но это будет не скоро. Европа должна помочь ей, сама она не выберется,- говорит Дмитрий, слушая Куприна.
- Христос повелевал Лазарю воскреснуть из гроба, так и Россия воспрянет из мрака и большевицкой грязи.
- Вы, Александр Иванович, почему не пишите в альбом?
- Мои стихи плохие, я это знаю и отношусь к ним, как к застольным шуткам.
- О, он делает карьеру на скромности, Зина,- смеется Дмитрий.
- Всякий по своему, а кто-то таскается с кипой книг и восхищается ими,- намекает Куприн.
Но Дмитрий уже отходит в сторону.
Старый знакомый и друг Николай Минский наведывается из Берлина, где он читает лекции, издает книги и стихи. В первом толстом журнале «Грядущая Россия» Зинаида видит стихи жены Минского о парижском метро. Она читает их вслух:
- Интересно, что Людмила сейчас сочиняет.
… По бело-серым коридорам
Вдоль черно-желтых Дюбоннэ
Покачиваясь в такт рессорам
Мы в гулкой мчимся глубине.
- Нашла же тему для стихов!- сердится Зинаида.- Что за глупость! Я напишу экспромтом сейчас. Слушайте:
Прочитав сие морсо,
Не могу и я молчать:
Где найти мне колесо,
Чтоб ее колесовать?..
- Зина, зачем ты?- возмущается Дмитрий.- Ведь она была твоей подругой…
- Это ты был в нее влюблен, потому и защищаешь.
Редактор журнала Чайковский только улыбается во время их перепалки.
- Николай Васильевич, что нет других стихов для вашего журнала?
Величественный старик с огромной белой бородой и орлиным носом, старый революционер народник, протягивает ей газету «Свобода».
- Я разошелся с Савинковым, вы знаете. Хотя я не люблю о нем говорить, но он задел меня своей статьей в этой газете. Что значит «дряхлеющими руками»? Руки у меня еще не трясутся. Когда Савинков появился в Польше, я понял, какая немыслимая брешь между нашими идеалами и реальностью… Поляки, столкнувшись со значительным ограничением выбора, решили действовать по принципу «на безрыбье и рак рыба» и заключили: «На безлюдье и Савинков человек!»
- Вы еще можете обижаться на Савинкова? Он для меня давно пустое место, и его мнение меня не волнует, но я верю в поход Савинкова на Россию. С ними нельзя справиться регулярными войсками, а надо действовать их же методами. Врангеля я воспринимаю с опаской, а крах Деникина предсказала еще летом 1919 года.
- Мы сейчас поняли,- говорит Дмитрий,- что вы нам самый близкий человек в Париже, и мы без вас пропадем окончательно.
Чайковский довольно улыбается.
- Да, да,- подтверждает Зинаида,- я совершенно просто и серьезно говорю, что за долгие годы моей жизни я впервые встретилась с такой подлинно религиозной силой в душе человеческой. Она всегда нужна была России, но никогда так, как теперь.
- Друзья мои, я тронут.
Бальмонт живет недалеко от Мережковских, он тоже их давний знакомый. Летом он добивается научной командировки и уезжает из России. Бунин знакомится в Одессе с Тэффи, а в Париже встречаются, как старые знакомые, и знакомят ее с Мережковскими.
В середине ноября приходит известие о полном крахе Врангеля.
- Опять ожидание сменяется отчаянием,- обреченно вздыхает Зинаида,- все надежды рушатся.
* * *
Тэффи, как автор юмористических рассказов, довольно популярна в России, ею зачитываются, даже царь восхищен ее творчеством.Она берет псевдоним, чтобы отделить себя от имени своей знаменитой сестры поэтессы Мирры Лохвицкой. Выпускает сборник стихов еще в 1910 году и 2 тома рассказов. Красивая, с каскадом вьющихся пепельных волос, с яркими тонкими чертами и очаровательной улыбкой, она имеет много поклонников.
На литературных вечерах Мережковские часто встречают Алексея Толстого. Он шумный: громко хохочет, громко говорит, трясет крупной головой с длинными темными волосами, подстриженными под горшок. Рослый и плотный, он имеет вид несколько женственный со своими барскими замашками. Удивляет всех экстравагантными выходками, прощающими только ему одному.
- При всей своей безалаберности не могу отметить вашей талантливости,- шутит Зинаида с ним.
Выпучив глаза, он смеется с открытым ртом. Живет он на улице Ренуар в маленькой, но светлой квартирке, совсем рядом с Мережковскими, потому часто бывает у них на Колонель Боннэ. Его жена, талантливая поэтесса Наталья Крандиевская, красивая черноглазая женщина с милой улыбкой, остается в тени мужа. Дочь издателя и беллетристки, она после неудачного замужества расходится с первым мужем и венчается с Алексеем Толстым после двухлетнего проживания с ним. Она обшивает всех эмигрантов и этим кормит всю семью.
Зинаида недолюбливает Толстого и долго смеется над шуткой о нем: «Нотр хам де Пари».
- Как точно про этого наглеца сказано!
- Ваш Савинков – обыкновенный убийца!- заявляет Толстой им.
- Мы редактировали его книгу, он очень талантлив.
- Умен, но негодяй!
Новый знакомый Марк Ландау покоряет и Бунина, и Мережковских. Сын владельца сахарных заводов на Украине, он оканчивает Киевский университет. По профессии он химик, но еще в России издает книгу стихов и литературоведческий сборник под псевдонимом Алданов. Смуглый, с черными густыми усами на красивом лице с огромными глазами, Алданов всегда безукоризненно элегантен и сдержан. Его сестра с мужем открывают в Париже литературный салон. Известность приходит к нему после опубликования в «Современных записках» повести «Святая Елена, маленький остров» о Наполеоне.
Ежедневная газета «Последние новости» большого формата, редактируемая Милюковым, начинает выходить в Париже и быстро становится популярной. Подписная цена за 3 месяца 33 франка устраивает эмигрантов. Политика и новости, литературные публикации, хроника происшествий, объявления – все, что интересует русских парижан.
- Не направлять, а осведомлять – вот задача нашей газеты,- заявляет первый редактор.
- Я обещаю давать место на своих полосах представителям всех политических направлений,- говорит новый редактор Павел Николаевич Милюков.
* * *
В марте приходит известие о восстании военных моряков в Кронштадте, требующих свержения большевицкой диктатуры и установления демократических прав. На парижской бирже сразу взлетают цены на русские ценности, например, на государственные займы дореволюционной России. Различные эмигрантские организации решают отправить помощь морякам продовольствием. У них появляется надежда на возвращение.
Собирается правление Союза русских журналистов, где ораторы, сменяя друг друга, говорят о скором конце Совдепии. Много и сомневающихся, но их стараются не слышать. Мережковские уверены в победе моряков и других мятежников.
Савинков появляется у Мережковских. Среднего роста, с образовавшейся лысиной, с болезненным строгим лицом, он говорит с жаром:
- Свершилось! Скоро большевикам конец! К осени окончательно! Эти сведения я получил от Пилсудского, ему можно верить.
- Неужели, Борис Викторович, неужели?
- Да, с помощью наших партизанских отрядов и регулярной армии других стран мы одолеем эту гидру. Я организовал 88 пунктов восстаний, они ждут моего сигнала ударить. Нас спасет мужик, надо использовать недовольство крестьян. У меня своя программа «Родина, Демократическое управление и Частная собственность». Надо дать возможность крестьянам жить лучше и богаче, а для этого им нужна земля.
- Многие говорят, что это обыкновенный бунт матросни, обиженной Советской властью за невозможность шататься по России.
- А волнения рабочих? Они требовали: «Хлеба!». И были случаи пения «Боже, Царя храни». Да у большевиков остались только Москва и Петроград.
Когда мятеж подавлен и подписан Рижский мирный договор, Савинков надежды не теряет.
- Пилсудский все равно нас поддерживает. Я начинаю получать уже в этом месяце из бюджета польского ведомства крупные суммы для поддержания моих вооруженных групп.
- Дима пишет, что финансовое положение у вас катастрофическое.
- Скоро все изменится, да и Рейлли много передает денег. Через него я познакомился с Черчиллем.
Сидней Рейлли, агент британской разведки, еще с 1914 года сотрудничает с Савинковым. Он постоянно ищет финансовую поддержку для русских групп в Польше, жертвуя даже собственные деньги. У Чайковского Савинков читает доклад перед эмигрантами, хотя сочувствующих людей очень мало.
В Париж приезжают Манухины, и Мережковские встречают их на Северном вокзале.
- Мы с Буниными хотим поселить вас в квартире Куприна, он уезжает в Севр. Рада, что мои дорогие петербургские соседи прибыли,- говорит Зинаида, обнимая маленькую Татьяну и долговязого худого Ивана Ивановича.
- Ну, как там, в России?- нетерпеливо спрашивает Дмитрий друзей.
- Я уверен, что нынешним летом большевицкий режим кончится, потому что он потерял доверие у народа.
- Вы давно из России?
- Полтора месяца прошло. Настроение у всех людей подавленное из-за того, что никто не верит больше ни в иностранную, ни в белую помощь.
- Как удалось выбраться?
- Горький помог. Сначала мне выделили для поликлиники Павловский дворец. Но разве мог я рушить такие святыни? Заграничные командировки сейчас запрещены, но Горький мне выхлопотал. И вот через Ригу добрались, только очень трудно было в пути.
- Значит, разуверились русские в свое освобождение от большевиков,- говорит Зинаида,- а вот я верю.
Ничто не сбывается,
А я верю.
Везде разрушение,
А я надеюсь.
Все обманывают,
А я люблю.
Кругом несчастие,
Но радость будет.
Близкая радость,
Нездешняя – здесь.
- Эти стихи посвящаю вам, Иван Иванович, нашему другу.
- Спасибо, это так приятно.
- Поживете в Париже – привыкнете. Здесь много ваших знакомых и друзей. Бунины уже больше года здесь.
- Вера Николаевна Бунина моя старая приятельница,- радостно говорит Таня.
* * *
В огромной квартире на Фезандри Цетлины устраивают литературные вечера. Цетлины приехали в начале 1920 года из Одессы через Константинополь. Хозяин, Михаил Цетлин, красивый брюнет с пышными кудрявыми волосами, двоюродный брат Амалии, сам занимается литературной деятельностью, он критик и поэт. Его жена, Мария Самойловна, полноватая, смуглая женщина, часто помогает нуждающимся литераторам. Зинаида давно знакома с ними через Амалию, она часто бывает у них. В передней и в кабинете множество книг в шкафах, огромная гостиная сделана по заказу для приема множества гостей.
Другой гостеприимной квартирой для русских эмигрантов становится салон Максима Моисеевича Винавера, бывшего лидера кадетов и депутата Думы. Здесь проводятся лекции, благотворительные вечера и концерты.
Дмитрий организовывает сразу по приезду «Религиозный союз», куда входят, кроме Мережковских и Злобина, Чайковский, журналист, общественный деятель Демидов, и Карташев. Фондаминский корректно отходит от участия в союзе.
Вскоре «Религиозный союз» переименовывается в «Союз Непримиримых». Собираются они на квартире Мережковских.
- Членом его становится всякий, кто скажет: «Чтобы Россия ни переживала (и я лично), где бы я ни был, и где бы, и в каком положении, ни были большевики,- я не способен ни на какое их внутреннее принятие, ни на какое примирение с ними,- устанавливает правило приема Зинаида в «Символе веры».
- В тяжких условиях беженства член нашего Союза должен помнить, что он не один и не забыт,- добавляет Дмитрий.
Заседания Союза немногочисленны, общую тему, волнующую их, найти трудно, потому Зинаиду все меньше устраивает общество.
- Это церковный кружок из остатков русской бюрократии, с которым просто нечего делать и нечего говорить,- жалуется она Дмитрию.
- Зина, ну нужно же что-то делать для нашей цели. Да мне хоть с чертом, но против большевиков!
- Настроение Демидова огорчает, но что делать, надо оставить его в покое пока. Он слишком искренний и глубокий человек, чтобы не разобраться, где правда. А Манухин для религии «только вчера родился», он весь в своей интуитивной вере и оптимистически думает, что церковь не имеет никаких недостатков, а если были, то – от самодержавия. Но с ним мы никогда не разойдемся, очень уж он влюблен в «человечество». Маловато у нас единомышленников с тобой…
- Люди устали от войны, хотят жить мирно.
- Это предательство! Даже Илья тактично отмалчивается от предложения участвовать в нем. Что с него взять? Изменяя Союзу, они изменяют самому себе и должна признаваться ими, как личной негодности. Но наша задача предотвратить пагубное влияние марксистко-ленинской идеологии, уничтожающей неза-висимость сознания и человеческого достоинство, она понятие «личности» заменяет понятием «коллектив».
- Новая Россия возникнет в севе любви Иисуса Христа. Трагедия России, что русская революция кончилась воцарением большевиков.
- Да большевики не революционеры, а контрреволюционеры!- вскрикивает Зинаида.- Потому жизнь требует такой организации, как «Союз Непримиримых», чтобы найти своих единомышленников, понимающих, что большевизм не есть чисто русское дело, которое их не касается. Мы будем отбирать людей по «личной годности» - сознательной ответственности, выбор антибольшевицкой линии и верность ей. Нужно, чтобы человек не потерялся в эмигрантском омуте.
Союз делают тайным, по типу военно-духовной организации. Он очень узкий, хотя Мережковские пытаются привлечь близких по духу людей.
* * *
В молодом французском издательстве «Роше Босард» начинает печататься Дмитрий, выпуская сборник «Царство Антихриста». Зинаида публикует там роман «Чертова кукла».
- Этот роман у меня был готов, еще до войны переведен на французский язык. Теперь они предлагают печатать «Иван Царевич», но я еще думаю. Меня беспокоит положение Бунина, надо ему помочь.
- Да, он только выпустил книгу на французском языке, на-до бы две выпустить, а то одна может пройти незаметно.
- Мою еще надо переводить, Шеврон запросит за перевод тысячу франков, а нам это сейчас не потянуть.
- Говорят, Бунин приболел, надо его навестить, Зина.
- Это издательство спасает нас и материально, и духовно.
В тот же день они отправляются к Буниным и встречают там Куприна.
- Как вы себя чувствуете, Иван Алексеевич?- заботливо спрашивает Зинаида.
- Сейчас неплохо. Простите, что лежа вас принимаю.
- Вчера был сердечный приступ,- говорит за него Вера Николаевна, поправляя одеяло.
- Ничего, все будет хорошо. Я пришла сказать вам, что уступаю вам свою очередь, печатайте вашу книгу вперед моей.
- Спасибо, Зинаида Николаевна! Я тут как-то зачитался вашим романом «14 декабря», Дмитрий Сергеевич. Чудная вещь! До 2-х часов ночи не мог оторваться, чуть не до утра.
- Это тема такая интересная,- польщен Дмитрий.
- Взволновали меня, Дмитрий Сергеевич, своей книгой…
- А я здесь ничего не напишу,- печально произносит Куприн, его лицо с узкими глазами и перебитым носом принимает трагический вид.- Ничего в голову не идет, думаю только о России. Какой-то кошмар!
- Кто бы вам дал писать в теперешней России, если даже жить бы не дали?- утверждает Зинаида.
- Все мы Россию унесли с собой, она в мыслях и чувствах.
- Надо продолжать работать. У меня сейчас много планов,- не соглашается Дмитрий.- Хочу издавать еженедельный журнал «Дневник писателя», где каждый будет писать все, что ему вздумается. Сейчас в Париже собралось в одном месте столько писателей, что грех этим не воспользоваться. А то живем все вразброд…
- Просил у комитета тысячу франков – не дали,- жалуется Куприн.
- Почему?- участливо спрашивает Вера Николаевна.
- Говорят, бедный, а живет в 4-х комнатах…
- Так что, писателю теперь нельзя иметь кабинет?!- возмущаются все.
- Пора уходить и не надоедать больному.
- Спасибо, что навестили.
Когда все уходят, Вера Николаевна садится к мужу.
- Спасибо Мережковским за заботу. Говорят о них много неправильного. Зла, горда, умна, самомнительна. Мне кажется, что просто знает себе цену и удельный вес, вот и вся гордость.
Ее лицо с тонкими чертами, обрамленное короткой стрижкой темных волос, спокойно и благородно.
- Гиппиус интеллигентная женщина, а Тэффи и Крандиевская неинтеллигентные. Тэффи от природы умнее, хотя ум ее обработан меньше, чем у Гиппиус. Но все они – недобрые. Ян, почему все талантливые женщины недобрые?
- Не знаю, Вера. Так Бог распорядился.
- Внешне Гиппиус еще очень привлекательная женщина, а у него приятная улыбка. Я тут прочла статью Дмитрия Сергеевича. Слишком умно, но без крови, не трогает сердце, а только один ум.
* * *
Квартира Алексея Толстого полна народа, они собираются вместе встречать Новый год. Двери между столовой и гостиной сняты, все гости в такой теперь большой комнате свободно размещены. Столы накрыты всем принесенным; каждый является с тем, что достал, потому стол получается обильный.
- Проходите, прошу вас,- встречает Толстой гостей в передней.- Стены здесь мы оклеили с Наташей сами.
- Какой чудесный вид у вас из окна на Сену!- восхищается Зинаида.
В 10 часов вечера, когда в России полночь, поднимаются стаканы.
- С Новым годом!
- Счастья нашим близким в России!
- С Новым годом, с новым счастьем!
Все сосредоточенно жуют. Зинаида с грустью задумывается: «Где вы мои родные сестрички и нянечка? Пусть у вас в новом году все будет хорошо. И тебе, Дима, счастья и поскорее приехать к нам навсегда!»
- Зинаида Николаевна, что за грусть? С Новым годом!
Тут появляется гитарист и цыганка, приглашенные Дон-Аминадо. Никого не оставляет равнодушным ее зажигательная песня, все соскакивают с мест, позабыв о своих печалях, и пускаются в пляс. Зинаида разворачивает свою пушистую шаль и плывет в такт музыке. К ней подскакивает Бунин и перебирает ногами, как настоящий цыган.
- Браво! Иван Алексеевич и Зинаида Николаевна! Браво!
Гости становятся полукругом и хлопают им.
- Ян, у тебя же сердце шалит,- упрекает его жена, смеясь.
- Сегодня ведь Новый год, Верочка!
- С Новым 1921 годом!
В начале января Дмитрий объявляет Зинаиде, возвращаясь с утренней прогулки:
- Зина, явился в Париж Чернов, теперь у эсеров праздник.
- Только Илья зовет его негодяем…
- Эсеры считают, что настало их время. А ведь они совсем не знают народ.
Как только в Париже появляется Милюков, он организовывает Союз писателей и журналистов и сам становится его председателем. Разрабатывается программа Союза, включающаяся в себя святую борьбу с большевизмом и культурную миссию за пределами отечества. Союз устраивает благотворительные вечера для писателей, стараясь материально поддержать нуждающихся литераторов. Мережковские вступают в Союз, являясь только активными членами, но иногда членами Правления.
- Конечно, нам нужно держаться вместе, особенно честным эмигрантам. Без этого в чужой стране не выжить.
- Знать бы еще, наверняка, всех честных, как ты говоришь.
* * *
Зинаида со Злобиным приходят навестить Буниных.
- Вы знаете, я читаю сейчас параллельно вас и Куприна,- загадочно сообщает Зинаида.
- Интересно, что вы заметили таким методом?
- Полная противоположность во всем! Вы, Иван Алексеевич, даете просто картинку жизни, забывая, что писатель обязан своим творчеством учить читателя.
- Вот тут, Зинаида Николаевна, я с вами не согласен. Что, Куприн учит?
- Да, он очень уважает своего читателя. Сейчас на писателях большая ответственность, потому как литература – хранительница России в настоящее время. Мы не в изгнании, а в послании.
- Тут я с вами не согласен.
- Друзья, не спорьте, прошу вас,- старается примирить всех Вера Николаевна.