Вечером, третьего января я поднимаюсь по темной запасной лестнице известной Московской больницы. Только в восемь вечера стало известно, что моя сестра, катаясь на лыжах, сломала ногу и ее доставили сюда. Обалдев от такого известия, я мчалась к ней. Все двери уже закрыты и прием посетителей давно закончен, но добрая бабуля, мне рассказала про эту темную лестницу и вот прыгая через две ступеньки, я поднимаюсь по ней. На повороте на очередной марш, я столбенею. В темноте в проеме окна я вижу две фигуры, мужчины и женщины, они целуются, по бокам сзади каждого из них, стоят костыли.
«-----------------------------»
Ему 36 лет, он здоровый, сильный мужчина. В его жизни, почти все зависит от него самого. Он профессионально занимался автогонками. Когда-то он закончил технический ВУЗ, ему прочили хорошую карьеру инженера. Наверно, так и было бы. Но скучно, ему не хотелось ходить каждый день на работу, выполнять задания начальников, получать три копейки и водить на эти деньги девушек в кино. Ему хотелось большего и он чувствовал в себе силы.
Он вырос в хорошей семье, где очень любили друг друга, читали хорошие книги, смотрели хорошее кино и точно знали, что хорошо, что плохо. Ему нравилась эта жизнь, но только в пределах своего дома, а за пределами казалось все серым и мрачным, хотелось праздника, острых ощущений, нужен был адреналин.
Он пошел в автоклуб, тогда таких было много, и стал тренироваться. Ему хотелось риска, хотелось пройти по лезвию, хотелось повиснуть над пропастью, и он все это реализовывал на тренировках. Он тренировался с удовольствием, лихо, стараясь получить удовольствие от скорости и риска. Тренер от него в восторге и думал, что он очень способный, тренеру в голову не приходило, что весь его кураж от скуки. Вскоре его включили в команду, и он стал выступать на соревнованиях. Успехи, награды, титулы пришли быстро и без особых усилий. Тренеры и команда радовались больше него самого, а ему хотелось другого. Он быстро привык к скорости, к резким поворотам, к ощущениям на трассе и этого тоже стало мало. Опять было скучно. Он улыбался, принимал поздравления, благодарил тренера, команду, родителей, давал интервью, привык к вспышкам фотоаппаратов, к влюбленным глазам девушек, к цветам, записочкам и шампанскому, льющемуся на его автомобиль, но когда все расходились, он оставался один ему опять становилось скучно. Он устал от толпы и грохота, это приелось и больше не приводило в состояние радости. Мама все время деликатно напоминала, что не плохо бы женится, родить детей, поменять профессию и жить счастливой жизнью. Кто же не хочет счастья? И он женился.
Он женился на очень хорошей девушке, которая очень любила его. Она была просто прекрасна. Она так старалась все сделать для него, она родила ему сына. Он благодарен ей за каждую минуту прожитую вместе. Он был уверен, что это любовь и счастье в одном флаконе. Его родители не могли нарадоваться, глядя на все это. Ее родители, не скрывая, что ей очень повезло с мужем, просто обожали его и делали все, чтобы всем было хорошо.
Но вот такой у него характер, если хорошо, то это скучно. Сам страдал, скрывал эту тоску от всех и особенно от жены, старался поддерживать это счастье. А оно все больше надоедало и надоедало. И опять хотелось чего-то. Он никогда не знал, чего именно, но чего-то хотелось. Нельзя сказать, что его тяготила семейная жизнь, он привык, ему все нравилось, но хотелось остроты в этой жизни. иначе он начинал «киснуть».
В одной европейской стране выпустили новый гоночный автомобиль и начались его испытания. Он тоже захотел участвовать. Он уехал на испытания и вскоре договорился, что такую машину привезут к нам. Ждать пришлось не долго. Тут он ожил, он гонял ее в разных режимах, на разных трассах, на огромной скорости, адреналин хлестался в нем и он был счастлив.
Счастье всегда краткосрочно, если оно счастье. Он очень увлекся, он стал забывать, что это все-таки испытания и автомобиль еще не «объезжен», он выявил в нем некоторые технические проблемы, их устраняли и испытания продолжались. Он был так увлечен этим удовольствием, что потерял чувство реальности. Он был всегда уверен в себе. У него стерлось чувство ответственности за себя, за родителей, за семью. Он рисковал своею жизнью, получал удовольствия и не думал ни о каких последствиях.
Даже если он и баловень судьбы, то, вероятно, и судьбе его кураж надоел. Развив скорость для прямых участков, он решил немного попробовать виражи, но машина не подчинилась, он чуть сбросил скорость, понесло. Дальше почти не помнит. Результат: пострадали обе ноги, раздробило стопы. Три операции не решили вопроса. Его доставили в Москву в одну из лучших больниц страны. Здесь светилы мировой хирургии обещали что-то сделать. Надежды мало.
После всех консультаций, консилиумов, обследований, стало ясно, что местные врачи делали все верно, но помочь ему уже не чем нельзя. Его спортивная жизнь закончилась в один момент и навсегда. К спорту уже не вернется никогда. Как жить? При самом лучшем раскладе, будет ходить на костылях. Но и это еще вопрос. Вероятнее всего инвалидное кресло. Нужно было только чудо!
Он изнывал от тоски и беспомощности, он не может зависеть от других, даже самостоятельно встать умыться для него целое дело. Он не мог быть обузой для близких, ведь всегда именно он был опорой семьи. Теперь, когда он стал инвалидом, ему нужно учиться быть на заднем плане, но он это принять не мог. Это не жизнь. Он мысленно стал подводить итоги. Что ж, не плохо. Кое-что успел. Если бы он стал инженером, этих событий хватило бы до глубокой старости. Он оставит после себя сына, который сможет рассказывать о нем и гордиться. Наверно, его друзья будут завидовать. Его красавица жена сможет устроить свою жизнь с кем-нибудь еще и, дай Бог, она будет счастлива. Родителям хуже всего, но они поймут. Он пришел к выводу, что так жить не сможет и пора этот процесс прервать искусственным путем. Он решил. Осталось совсем малое, придумать как, не хотелось процесс растягивать. Надо придумать так, чтоб сразу и с минимальными трудностями. Надо умереть так, что б это тоже дало адреналин.
Он стал думать. В эту больницу каждый день привозят много пострадавших людей, здесь все очень оперативно. В коридорах люди на костылях, в инвалидных колясках, с гипсом, с какими-то замысловатыми металлическими конструкциями. Сосед в столовой рассказал, что вчера привезли известную балерину, сломала ногу на репетиции. Надо же и балерины ломают ноги! Что там за ноги, все какое-то крошечное. Он думал, как реализовать свое решение. Ходил по коридору и искал удобное окно, но ведь туда нужно еще забраться и что б ни кого не было рядом. И еще надо так, чтоб потом ни кого не обвинили за то, что не досмотрели за ним. В любом деле надо быть порядочным. Изо дня в день он ходил и придумывал, как все закончить. Курс лечения продолжался. Ему делали массаж, доктор ЛФК терпеливо выполнял упражнения с разбитыми ногами и все очень старались, надеялись на положительный результат. А он был в своих мыслях и не решался сказать, что все зря. Он все решил!
Надо все продумать, надо ни кого не подвести. Он решил, что удобнее всего это сделать часов в 4-5 утра, все больные спят, дежурные сестры дремлют на рабочем месте. Надо с вечера оставить приоткрытым окно и написать записку. Писать не хотелось, да и что писать, но написать надо. Просить прощение за то, что не может быть беспомощным, что не хочет быть обузой пожилым родителям, молодой жене и собственному ребенку. Ему и в голову не приходило, что все они его любят любого. Тщеславие и эгоизм изображали порядочность. Он думал, что все надо делать красиво и порядочно.
Он все продумал, он все подготовил всю ночь спокойно и уверено ждал раннего утра. Период подготовки затянулся и он полностью привык к этой мысли, что вставая с постели, он не испытывал страха, сомнений, неуверенности. Он шел, опираясь на костыли и ни о чем не думал. Наконец, он пришел к окну в конце коридора, которое оставил не плотно закрытым с вечера, но оно оказалось закрытым. Он оглянулся и услышал странный звук. Кто-то еще не спал. Он прислушался, кто-то скулил, как маленькая собачка. Не понял. Стоял и ждал. Что-то внутри защемило. Сработало подсознание: надо помочь. Еще раз прислушался. Звук шел из-за первой по коридору двери. Подошел, поставил один костыль и нажал на ручку двери. На полу в полутьме лежала маленькая девочка и, озираясь по сторонам тихо скулила. Это не назовешь плачем. Все ее тело было в какой-то неестественной позе. Он взял свой костыль и приблизился, глаза ребенка были огромны и полны ужаса. Он присмотрелся, одна нога полностью в гипсе, на шее какой-то огромный воротник, голова из него торчала темным пятном.
-Что с тобой, тебе помочь? - спросил он просто по привычке. Девочка заговорила сквозь слезы:
-Я не могу встать и меня ни кто не слышит. Я хотела спуститься с кровати, но упала, у меня все переломано, я упала на репетиции, мне скоро на пенсию, а я вся переломалась.
Он ничего не понял.
-Где тебе больно сейчас? – быстро спросил он.
-Я не знаю, мне страшно пошевелиться – сквозь плачь шептала она. – Врачи сказали не вставать, а я хотела попробовать и вот, что получилось. Теперь не знаю, как встать и лечь на кровать и что делать. Помогите мне как-нибудь.
Он тихо подтянул стул, поставив его между кроватью и девочкой, сел на него сам, положил костыли на пол, освободив руки, и начал потихоньку подтягивать ее к себе, она вообще ничего не весила. Подтянув ее достаточно близко, поменял положение стула еще ближе к кровати и поднял ее на руки. Она помогала из всех сил, цеплялась руками за его одежду и сопела. Он аккуратно положил ее на кровать и сам решил перевести дух. Руки его и все тело были сильные, поэтому помочь маленькой тощей девочке, сидя на стуле, ему было не сложно. Но было страшно, вдруг чего повредит и ей будет очень больно. Он не понимал ситуации, не знал, что может произойти и страшно нервничал. Какое-то глупое чувство. Он, молча, сидел и осмысливал ситуацию. Это называется - забыл, зачем шел.
Она тихо заговорила.
- Пожалуйста, не говорите врачу, что я пыталась встать и упала. Мне будет стыдно перед ним, он меня предупреждал, чтоб не вставала. Я не люблю быть виноватой, мне будет стыдно за себя.
«Ничего себе» - подумал он – «только что была абсолютно беспомощна, а теперь переживает, что ей будет стыдно».
Пока он возился с девочкой, на улице посветлело. Он перевел глаза и обнаружил, что на кровати лежала очень красивая молодая женщина, а вовсе не ребенок. Он стал ее рассматривать: огромные в пол-лица темные глаза внимательно смотрели на него.
-Спасибо Вам большое, Вы мне так помогли. Я совсем не знала что делать, как подняться. А как Вы здесь оказались?
В это время распахнулась дверь и вошла медсестра с градусником в руках. Она остановилась и громко спросила, глядя на него:
-Как вы здесь оказались? Немедленно отправляйтесь в свою палату! - и повернувшись к больной, сказала:
-Поклонники и здесь Вас одолевают! Ох, красивая у Вас жизнь, спектакли, музыка, аплодисменты, цветы, поклонники! Держите градусник! - он как мог быстро взял свои костыли и пошел в свою палату, лег на кровать и вдруг все вспомнил, зачем шел. Он схватил с тумбочки записку, и она обожгла ему руку. Сердце начало колотится, как на трассе, его сдавило изнутри. Такое знакомое чувство, вот он адреналин!
Целый день он метался, он был готов уйти из жизни, он все подготовил, ему хотелось конца, он все продумал и вот тебе на. Чужой плач отвлек его от задуманного и он не мог не помочь человеку. Уж так он был воспитан! Да, кстати, он вдруг стал детально вспоминать, что произошло этой ночью. Надо бы зайти в ту палату и понять, почему эта очаровательная молодая женщина говорила о пенсии. Интересно, наверно, речь шла об инвалидности. Он плохо помнил, что происходило, какие-то обрывки вставали в памяти.
Вечером он пошел ее навестить. Постучался, ему позволили войти. На кровати лежала та же женщина-ребенок, но она была совсем другой. Гладко причесана, ослепительно белая кожа, огромные глаза и мягкая виноватая улыбка.
- Как я рада, что вы зашли, я сама не могу до Вас добраться. Присаживайтесь, располагайтесь, угощайтесь, мне тут всего нанесли друзья и коллеги – быстро заговорила она.
Палата утопала в цветах, стол завален фруктами, забавные игрушки, действительно какая-то детская палата. Не понятно, как с ней общаться вроде ребенок и в то же время взрослая женщина. Интересно, думал он, кто она на самом деле?
Сел на тот самый стул, который ночью помог ему поднять женщину, почувствовал себя спокойней. Не знал чего сказать, на помощь пришла она сама.
- Понимаете, у меня очень сложная ситуация, мне скоро на пенсию, мы работаем только до 35 лет – затараторила она - конечно, многие танцуют и дальше, но мне стало сложно, появилась одышка, я стала уставать. Очень хочется доработать, потом можно преподавать или концерты давать, там меньшая нагрузка. Судьба балерин очень сложная, мы рано выходим на сцену, замуж выйти не успеваем, детей родить не получается. Конечно, у всех по-разному, но у многих именно так. А я очень спешу на пенсию, я хочу иметь детей, я всегда этого хотела, но было нельзя. Меня отдали в балет в 5 лет, у меня обнаружились способности. Дальше вся жизнь одни сплошные занятия. Родители очень радовались за меня, и моему усердию не было конца. Я так старалась доставить им новые и новые радости, что ни чего, кроме балета для меня не существовало. Все подруги из балета, крохи свободного времени я проводила, рассматривая фотографии знаменитых балерин, или их сценические костюмы, или декорации спектаклей, или что-нибудь еще из балетного. Годы шли, а я оставалась на том же уровне знаний и развития, представляете, я вообще практически не училась в школе, я ничего не знаю. Я так хочу начать жизнь по-другому. Я все время ждала пенсии. Глупость какая-то. Можно все и без пенсии, просто у меня так сложилось. А после этой травмы я стала думать, наверно так и надо, наверно я созрела для новой жизни. Мне не терпится ее начать. Я ведь вставала ночью к зеркалу, хотела посмотреть, как я выгляжу, думала смогу допрыгать до зеркала, а не смогла. Понимаете, я совсем не умею общаться, у меня только коллеги и подруги из балета. В другой среде я теряюсь, не знаю, что говорить, как себя вести. Все люди совсем другие. Конечно, у меня есть поклонники, дарят цветы, подарки, даже замуж предлагают, а я их боюсь, хищные какие-то. А Вы меня спасли, вот я с Вами и разоткровенничалась. В моем кругу этого ни кому не расскажешь, все считают, что если есть успех, спектакли, поклонники, это уже все. Вовсе нет. А Вы что делали около моей палаты, Вам тоже хотелось на меня посмотреть? Только почему ночью? Ну, слава Богу, что Вы пришли, а то, что было бы со мной, подумать страшно. Спасибо, Вам огромное, как я Вам благодарна.
- Нет, я про Вас ничего не знаю, я не Москвич и в жизни занят совсем другим – он встал, взял костыли и хотел пойти к двери.
-Подождите, не уходите, мне тоже скоро разрешат ходить на костылях!
Он остановился в нерешительности. Очень хотелось остаться, но не очень понятно, что дальше делать. Монолог этой женщины его крайне удивил, он услышал о какой-то другой жизни, он практически ни чего не понял, он только точно знал, что невольно узнал тайну чужой души. В силу неординарных обстоятельств, он узнал, то, что она тщательно скрывала от всех, он услышал боль ее, она сказала ему то, что, видимо, не произносила раньше. Он медлил.
- Пожалуйста, присядьте, давайте поговорим, мне легко с Вами, я Ваша должница, расскажите о себе - она говорила, не останавливаясь, боясь, что если она замолчит, он сразу уйдет.
Его как будто ударила молния. Он ничего не мог ей рассказать. Как он оказался около ее палаты? Нет, этого он ей не скажет никогда, этого он не скажет ни кому и ни когла. Но, ей нельзя врать, она слишком искренна и доверчива. Лучше молчать, пусть она говорит.
- У меня скучная жизнь, лучше Вы рассказывайте – выдавил он и отвел глаза.
-Ну, что Вы, садитесь, садитесь, расскажите из какого Вы города, может быть я бывала там на гастролях. Чем занимаетесь, какая у Вас профессия? – взгляд ее был умоляющий, она действительно боялась, что он уйдет.
Меньше всего ему хотелось рассказывать о своей жизни, да и еще вчера он был уверен, что жизнь ему больше не нужна. Он сел.
- Я живу на Дальнем востоке, бывший спортсмен, теперь уже все. Знаете, я лучше пойду – он решительно встал, она не посмела перечить.
- Тогда хотя бы обещайте, что Вы еще ко мне зайдете, нам ведь еще долго здесь лежать. Такие травмы быстро не лечатся – и она посмотрела умоляюще.
- Да, да, конечно, я еще зайду. А сейчас мне пора – он ушел.
Она лежала и думала: «Какой замечательный человек, так далеко от своей привычной жизни, его ни кто не навещает, он совсем один со своим горем» - сердце ее сжалось. «Он такой сильный и такой умный, ни разу не перебил меня, а я несла все подряд, вывернула все наизнанку, а он не удивился и не посмеялся. Он все выслушал и ни чего не сказал, так тактично себя вел. Угрюмый очень, наверно, много настрадался и сильно скучает. Интересно, с кем он живет, там у себя, на Дальнем востоке? Я даже не спросила, как его зовут. Как стыдно, человек спас меня, так бы и валялась на холодном полу, а он, сам на костылях, поднял меня и уложил на кровать. Даже больно не было. Как благородно!» - ей было приятно думать о нем. «Странно, еще вчера совсем не знакомый человек, вдруг стал очень близким. Он понял ее, он не осуждал ее несдержанность, ее откровенность». Она лежала, думала о нем и тихо заснула.
Он опять метался, он не мог себе найти место, вся больница уже спала, а он, то сядет, то ляжет. Если бы мог, бегал бы сейчас по улице. А его возможности теперь очень ограничены. Как жить? Это маленькое существо из последней палаты строит планы на новую жизнь, нервничает, переживает, готовится, «к зеркалу хотела допрыгать». Так уверена, что будет еще выступать, «до пенсии надо доработать». Какой-то игрушечный мир! Сама такая маленькая, легкая, пенсия с молодости, какие-то проблемы смешные, «в школе почти не училась, ничего не знаю». Он перебирал в голове обрывки ее рассказа и удивлялся незначительности проблем и событий. «Радуется всему подряд, «как я рада, что Вы зашли,…. Вы меня спасли». Если бы она знала, от чего она меня отвлекла? Не хотелось думать о завтра, не хотелось ничего планировать. Он лег под одеяло и заставил себя заснуть.
Рано утром градусник принесла очень молоденькая медсестра. Она со смехом и намеками рассказала, что все обсуждают, где он был прошлой ночью, оказывается, другие больные пытались пробраться в палату к народной артистке, посмотреть на нее. Ночная дежурная медсестра, которая вчера обнаружила его в палате у балерины, кому-то рассказала и понеслись разговоры в больнице, что он ночью был там. Люди чего только не на придумывают!
«Ведь никому в голову не приходит истинная причина, почему я там оказался, а у людей сразу мысли и намеки в одну сторону» - думал он. – « Все-таки люди устроены так, что, опираясь на собственные мысли, опыт, привычки, мировоззрения, способны в поступках других людей видеть, только то, на что хватает их, собственной, фантазии».
Он опять начал думать. Сегодня второй день, после сорвавшегося мероприятия, в голове пусто. Что дальше? Он не понимал. Как-то глупо, все начинать снова, но и жить не понятно как. Еще прошлой ночью все было ясно, по местам, по полочкам. Он точно знал, что жить дальше нет смысла, он привык к этой мысли, он был уверен в правильности принятого решения. Но как понять, что эта балерина, у которой не понятно в чем душа держится, которая совершенно не приспособлена к жизни, абсолютно спокойно встретила свои трудности. Все время что-то говорит, говорит, наверно, ей даже подумать некогда. Впечатление такое, что она должна всего бояться, совершенно беззащитная, профессию практически потеряла, ни мужа, ни детей, лежит вся в гипсе, что дальше не понятно, а она, наоборот, так ждет новой жизни, чего ждет? – он не понимал.
Он не мог понять, что это крошечное существо все в своей жизни добилась упорным трудом и лишениями. Ей ни чего не давалось легко. У нее не было куража, она просто всю жизнь очень старалась. А теперь ей хотелось новой жизни, она ждала ее, планировала и не боялась. У нее была уверенность, что она все сможет сама, она привыкла надеяться на себя, она готова к любым испытаниям и предстоящие лишения из-за травмы ее не беспокоят. Для нее любые новые испытания были обычным делом, и она не придавала этому значения. Она ждет новую жизнь!
Он плохо понимал ситуацию и решил пока не ходить к ней. Что-нибудь опять начнет спрашивать, что отвечать он не знал. Прошел день, другой, хотелось узнать как она, но он чувствовал какой-то дискомфорт в ее палате. Там все по-другому. Там он себя чувствовал как-то неловко. Его спокойная уверенность как-то улетучилась. Это раньше, до травмы, он мог позволить себе делать то, что он хотел. А теперь, мало того, что он инвалид, что понял всю бессмысленность дальнейшей жизни, так еще и эта женщина своими рассуждениями ввела его в полное заблуждение. Он не мог понять ее.
На третий день к нему пришла дежурная медсестра и принесла записку, он развернул и прочитал. «Извините, я даже не знаю, как Вас зовут, почему Вы не навещаете меня? Придите, пожалуйста. Вы обещали. Вера».
Он испугался. Как-то неудобно, он действительно обещал. К счастью, пришел массажист и это значит, появилось время поразмыслить. Общаться с ней было интересно, потому что не привычно, легко, она ведь все время говорила сама. Она так просто говорила об очень серьезных вещах, что вся их серьезность пропадала. Весь опыт его общения не укладывался в эту форму. Он привык с каждым человеком обсуждать те вопросы, которые касались их обоих. С родителями – одни темы, с женой – другие, с коллегами – третьи, а здесь как-то все сразу. Он чувствовал себя напряженно. Но пойти хотелось, было любопытно, и он решил зайти к ней после ужина.
День прошел как обычно, врачи, лекарства, процедуры. После ужина он пошел. Постучал и сразу вошел, он вообще как-то торопился. Он привык свои волнения соединять со скоростью. Как она обрадовалась, как будто они родня!
Он вошел, поздоровался, сел и сказал:
- Меня зовут Сергей.
-Замечательно, а я подумала, что Вам стало хуже, что началось какое-нибудь осложнение. Я так волновалась за Вас. Как я рада, что все хорошо, что Вам не хуже – она опять говорила безумолку.
-А мне новые снимки делали и сказали, что лучше, намного лучше и, может быть, скоро разрешат вставать, значит, костыли дадут, и мы сможем гулять по коридору, и я смогу зайти к Вам в гости. Ой, угощайтесь, пожалуйста, мне опять очень много принесли из театра, я этого никогда не съем – она протянула руку к тумбочке, на которой лежала плоская ваза с фруктами и стала подталкивать ее к краю, где он сидел.
- Да, нет, спасибо, я не хочу – и вдруг, ему так пронзительно захотелось съесть все эти фрукты. Он давным-давно не испытывал такого аппетита и он начал есть. Он ел, одно за другим не насыщался, а она приговаривала.
- Вот и хорошо, вот и отлично, я надеюсь, Вам вкусно, это очень полезно, сплошные витамины, скорее поправитесь – было такое впечатление, что она не лежит в кровати с гипсом, а суетится вокруг него, хлопочет и все время говорит.
Он ел очень сосредоточено, проглатывая, почти, не жуя, и вдруг пришла мысль, «когда он перестанет есть, надо будет что-то говорить». Он испугался.
Он не знал о чем говорить с малознакомыми женщинами. В его жизни складывалось так, что все говорили и делали женщины сами, и ему не приходилось над этим думать. Вообще, в его жизни женщины занимали как-то мало места, они шли параллельно, рядом, но не по его колее. Он относился к ним весьма равнодушно, знал, что женщины к нему испытывают значительный интерес и принимал это спокойно. Он считал, что все, что нужно ему от слабого пола, так это чтоб не отвлекали от его дел, планов, интересов. Положено в жизни иметь жену, женщину рядом, очень хорошо, она есть, но не больше. Он не любил вмешательства в его внутренний мир, в его мысли, его душу. Как правило, женщины лезут везде, заполняют собою все, не остается ни чего личного и его это не устраивало.
Но что-то изменилось, он был в непривычной обстановке. Он не понимал, что происходит. С одной стороны, она ведет себя как мама, заботится, старается накормить, а с другой стороны, она кажется беспомощным ребенком, запутавшимся в жизни и вызывающим острое желание ее защищать и оберегать, все время хочется ей помочь. Кажется, что если ее оставить хоть на минуту, то с ней случится что-то плохое, что она пропадет без помощи. Он ел и думал и вдруг, обнаружил, что она молчит, в палате тишина. Он замер.
Она наблюдала за ним и поняла, что он не слушает и мысленно где-то далеко. Она решила замолчать и дать возможность ему спокойно поесть и подумать. Он поднял глаза,
- Извините, я увлекся, съел тут у Вас все. Очень захотелось, потерял контроль.
- Ну, что Вы, ешьте – ешьте. Это замечательно, когда есть аппетит. Я очень рада.
И вдруг совсем другой голос, другая интонация:
- Я поняла, что Ваши мысли где-то очень далеко, решила Вам не мешать. Мне кажется у Вас на душе не спокойно. Расскажите, может быть, я смогу Вам немного помочь, – ее слова звучали ровно, спокойно, без суеты и в них слышалась, какая-то мудрость, серьезность. Не было пустого любопытства, не было кокетства, не было вопроса ради просто беседы. Была искренность. Она ничего не вытягивала из него, как иногда мама или жена, не заставляла, не требовала. И он начал. Он говорил просто, как себе. Кто он и что он, с кем живет и вдруг понял, что сейчас расскажет все. Он испугался. Быстро встал, взял костыли, извинился и ушел. В голове было как в котле, все перемешалось. Как-то странно она на него действует. Ее искренность требует такой же искренности, но он не привык ничего рассказывать. Он не любил пустых разговоров, он знал, как ему жить, что делать, ему не нужны советы и подсказки. Обычно он сам моделировал ситуации в своей жизни и знал, как будут развиваться события и всегда ясно, что делать. Он не любил делиться своими мыслями, он приучил семью не задавать лишних вопросов, и, если задавали, всегда давал дежурные ответы. Даже если иногда и были сомнения, как поступить в той или иной ситуации, он думал и принимал решение самостоятельно.
С ней было все по-другому. Он захотел ей рассказать свои мысли, открыть свое отчаянье, рассказать, что для него глупо и не интересно жить дальше, что он, фактически, тоже ничего не умеет делать, что потерял профессию, что однокурсники уже все хорошо устроены, имеют, или хорошую должность, или свое дело, а он отстал, не знает, что делать и как делать, привык просто гонять на машине и получать призы, деньги и общую любовь, но во время осекся. Он пришел в свою палату, лег лицом к стенке и начал думать. Что произошло, что в нем изменилось. Он думал, вспоминал, анализировал. Что-то вдруг вспомнилось детство, как они всей семьей ходили на лыжах, ездили на залив купаться и ловить рыбу, как катались наперегонки на велосипедах, как первый раз он с отцом погружался с аквалангом, как ходили в горы и ему родители никогда не говорили, что ты еще мал, и он был полноценным участником походов. Вспомнил, как он уставал и валился спать, не дождавшись ужина, как ему подарили доску для сноуборда и повезли на сопку, как отец учил его водить машину. Это было в восемь лет. Отец просто и ясно объяснил, как повернуть ключ зажигания, как отпускать сцепление, медленно и осторожно и одновременно давить на газ. Объяснил так, что это осталось на всю жизнь. Он полюбил машины, и родителей радовало его увлечение. У него как-то сразу все легко получилось, а с двенадцати лет, отец выводил машину за черту города и по шоссе он уже сам вез родителей. Ему доверяли! Он чувствовал ответственность, не позволял себе отвлекаться или «лихачить», он ехал по Правилам, давая понять, что ему уже можно доверять. И ему родители доверяли. Это стало основой их отношений. Он делал все правильно и ему все разрешали. Он никогда не нуждался в друзьях, его лучшими друзьями были родители. Школьные товарищи и ребята во дворе шли как-то параллельно с ним. Они уважали его, некоторые побаивались, интересовались его жизнью, но они ему были не нужны. Он жил своей жизнью, все, что ему хотелось, давали родители. Ему было интересно с ними. Он привык общаться с взрослыми, умными, знающими людьми. С ним ни кто не сюсюкал, даже в раннем детстве и он всегда ощущал себя полноправным членом общества.
Теперь, будучи взрослым человеком, он понимал, что его уважали с детства. Его вырастили так, что он не нуждался в помощи. Его всему научили, он все мог, умел, он был не зависим. Ему в голову не приходила мысль, что с ним может что-то случиться, что он может стать беспомощным. Он вырос без чувства страха, с огромной потребностью в острых ощущениях, его с детства приучили к испытаниям силы, смелости, собственных возможностей. Без этого его жизнь пуста, без этого скучно. Родители по-прежнему были его большими друзьями, но он начал их щадить, возраст, здоровье. Лучше им не знать его приключений и жить спокойно. И сейчас, из больницы, он по телефону рассказывал им, что все уже хорошо, скоро вернется домой здоровый, что приезжать не надо, ему здесь хорошо.
Жена. Первое время было все интересно, начали жить отдельно, самостоятельно. Руководство города подарило ему квартиру к свадьбе, как же спортсмен – гордость наша. Обзаводились хозяйством, много всего надарили, родители все взяли на себя. Все четверо, как заводные, устраивали быт новой семьи. Затем беременность. Так интересно и волнительно. Что-то новое начало шевелится внутри жены. Затем роды и вот дома сын. Опять все внутри радовалось. Такой маленький, то плачет, то смеется, узнает своих, ползает, сидит, ходит так забавно. Потом говорить начал, всем интересоваться. Он хорошо помнил свое детство и точно знал, как растить сына. Ему было приятно чувствовать себя отцом. Он твердо знал что, он всему научит сына. А теперь что, инвалид. Он даже не сможет поиграть с ним в футбол, побегать, побороться, ничего он не сможет. А кто будет это делать? Его ошпарила эта мысль. А если тот, другой муж его жены, будет делать это не правильно, если он не научит мальчика всему, чему он бы научил, если он не воспитает в нем те качества, которыми должен обладать его сын?
Он сел на кровати, сердце колотилось от страха и несправедливости. Почему так произошло, почему так случилось? Он рассчитывал на длинную интересную жизнь, а все оборвалось. Нет, он так жить не сможет! Но, как, же быть, ведь сын уже растет. Он метался по кровати, сжимал руками одеяло, он с силой откинулся назад и ударился о стенку головой. В глазах на мгновение потемнело, больно. Эта боль вернула к реальности. Что заранее переживать, а вдруг, а вдруг. Спокойно! Он снова лег и начал думать.
Вечером должна была позвонить мама. Что случилось, почему-то не позвонила? А сколько времени, надо позвонить им? Оказалось без десяти одиннадцать, звонить уже поздно. Из-за разницы во времени звонок придется отложить до утра. Дома сейчас ночь и будить их и напрасно волновать не стоит. Все ли там, в порядке, все ли здоровы. Он так увлекся своими проблемами, что перестал думать о них. Может быть, и они не хотят его волновать и скрывают от него что-то важное. А вдруг что с родителями? Еще в прошлом году отец начал чувствовать боли в сердце, стал часто ложиться, похудел как-то. Надо будет пораньше позвонить. Он ощутил реальное волнение за отца. Как он, вдруг что? Воображение разыгралось. Отчетливо понял, что когда ни когда родителей не станет. Ему казалось, что они вечные, что они были, есть и будут. Если отца не станет и мама останется одна, ей будет очень плохо. Они прожили жизнь очень хорошо, всегда любили друг друга и воспринимались как одно целое. Им было интересно и радостно вместе, и они часами могли разговаривать друг с другом и смеяться. Он помнил это, когда еще ребенком уходил спать, а они оставались и он усыпал под их голоса и смех. Они всегда были счастливы. Он по-настоящему разволновался. Хоть бы там были все здоровы, хоть бы там было все хорошо!
Как он здорово это придумал: прыгнуть в окно и все! А что будет с родителями, они стареют и становятся беспомощными. Они ему много дали, они вырастили его сильным, умным, уверенным в себе, надежным человеком, они научили его чувствовать радость жизни и получать удовольствия, а он фактически принял решение отказаться от заботы о них. Голова раскалывалась, а он упрекал и упрекал себя, и это было не для красного словца, он разговаривал сам с собой. Он долго еще думал, вспоминал, иногда слезы сентиментальности подходили к горлу, иногда улыбался, злился, нервничал, и, наконец, пришел к мысли, что он порядочная свинья! Он ругал и ругал себя, обзывал, хотелось дать себе по морде. Он ни о ком не подумал, он тешил свое самолюбие! Как же он, герой, любимец публики и, вдруг, на костылях! Это не укладывалось в голове. Зато теперь ему было ужасно, ему стало стыдно за свою слабость, так просто все принять, испугаться новой жизни, слабак! Он был раньше уверен, что все от него ждут только побед и наград, он был уверен, что каждый день он должен принести в клювике очередной жирный плюс, каждый день подвиг. Он не понимал, что удовольствия можно получать совсем другим путем, что если он не получит очередной кубок, его любить будут не меньше. Ему предстояло научиться жить без шума, аплодисментов и шампанского на финише. Это не значит, что надо стать серой мышкой, инвалидом, калекой и распрощаться с праздниками. Надо придумать другие победы и другие праздники. Он начал думать по-другому. Стал представлять, как приедет домой, как все его встретят, будут радоваться, накроют стол, придут гости. Стало тепло, нежно, в сердце разлилось щемящее чувство тоски. Он пронзительно захотел домой.
Уснуть до утра так и не удалось, мысли стали добрые, злости ни на себя, ни на жизнь не осталось. Весь как-то обмяк, растянулся на кровати. Эту ночь надо было пережить, надо было сказать себе правду, дать себе оценку. Он справился, он все понял. Опять все по полочкам и он точно знает, что все будет хорошо, он все придумает, рассчитает, сделает. Стало так легко и радостно. Он разобрался, он любил ясность, и он ее получил. Но все это только казалось.
Утром он вспомнил Веру. Да именно она дала ему возможность подумать и собраться с мыслями. Она спасла его, уберегла, даже не подозревая об этом. Как же он оставит ее, ей тоже нужна помощь. Она как маленькая птичка за стеклом – бьется, бьется, а вылететь не может. Ей нужна помощь. Как же он ее оставит? Она так доверилась ему, все рассказала, даже то, что не говорила ни кому. И понеслось. Он спрашивал и спрашивал себя, что она для него, что значит в его сознании?
Он начал звонить родителям, ни как не получалось, связи не было, что-то срывалось. Он начал нервничать, бросил трубку, потом опять взял, сосредоточился и спокойно набрал номер, услышал гудок и тут же голос мамы.
- Мамочка, здравствуй, как дела, как папа? – быстро заговорил он.
- Сереженька, все хорошо, папа чуть приболел, но уже все хорошо, был доктор, сказал полежать пару дней, лекарства выписал. Все хорошо. Как ты, что доктора говорят? Может быть мне приехать, ты скажи – врать мама ни когда не умела, выкручивается как школьница. Вечно врем друг другу, оберегая.
- Мам, у меня все нормально, на следующей неделе будет смотреть профессор, тогда все будет ясно. Скажи, что все-таки с папой, тебе сложно за ним ухаживать?
- Да нет, ничего серьезного, я нормально, не беспокойся, сыночек. Мы так скучаем, так хочется тебя увидеть - голос дрожал, очевидные слезы.
- Мамочка не волнуйся, скоро встретимся, я приеду, все будет хорошо! – Прошибла мысль: «как они постарели».
- Расскажи что-нибудь, тебе там одиноко? Может пусть Мила приедет, а мы малыша возьмем или ее родители? – в голосе какая-то неуверенность. Мать сказала это по привычке и сама испугалась.
- Нет, нет, мам не надо, я уже скоро приеду. Надо закончить курс лечения, уже не долго осталось, пройдут все процедуры, сделают снимки и выпишут. Мамочка, ты думай, как меня встречать будешь, что приготовишь, пирожков твоих хочу – он пытался развеселить мать. На том конце тишина, затем дрожащий голос
- Лечись сынок, лечись, все будет хорошо, о нас не беспокойся, мы справимся, мы тебя очень ждем, очень любим тебя. Целую тебя, Сереженька.
- Мам, целую, дай трубку папе – быстро попросил он.
- Папа спит, я не хочу его будить, я ему все передам, не беспокойся - тихо ответила мама после паузы.
Он беспокоился, ясно, что там что-то случилось. «Надо взять себя в руки, ясно, что не самое страшное, все живы, приеду и все наладится» – подумал он.
«Так, с домом разобрались, теперь с Верой» - он входил в обычный ритм мышления, решил вопрос и выбросил из головы. Он решил к ней зайти, как только освободится от процедур, ни каких конкретных мыслей не было, просто хотелось увидеть. Настроение было уже домашнее, но надо придумать, как быть с ней. Что-то его не отпускало, что-то держало в напряжении и постоянном желании подставить руки, чтоб она не упала.
«Это, наверно, долг, надо его как-то отдать. Глупость, какая, такой долг не вернешь. Надо как-то организовать ее жизнь, чтоб она была в безопасности» - думал он и не мог ни чего придумать. После ужина решил к ней зайти.
Сразу из столовой он направился в ее палату, постучался и зашел.
- Я Вас ждала, я знала, что Вы зайдете – она радостно улыбалась. Он улыбнулся в ответ.
- Вы первый раз улыбаетесь. Значит все хорошо – она радовалась. Она пригласила жестом сесть. Он сел и было очень приятно осознавать, что ему так рады.
- Как прошел день, что врачи говорят? – спросила она с этой удивительной мягкой улыбкой. Он начал рассказывать все подряд: о врачах, о разговоре с мамой, о своих беспокойствах за здоровье отца, о том, что родители стареют, как хорошо они жили. Стал рассказывать о своем детстве, о гонках, о победах, о природе Дальнего Востока, о красоте сопок, о тайге, о своих увлечениях, о людях, с которыми он общается дома. Вспоминал всякие мелочи, детали, смешные случаи. Она слушала, смеялась, радовалась, что-то рассказывала о себе. Когда он рассказывал о сыне, она была особо внимательна, как-то вникала в его рассказ. Чувствовалось, что эта тема ей очень интересна, она ведь говорила, что хочет детей. Было легко и просто. Он не заметил, как прошло время и, наконец, понял, что пора уходить. Она не стала задерживать, мило попрощалась и поблагодарила за замечательный вечер.
Придя в свою палату, он сразу разделся и лег спать. В голове мелькали кусочки разговора, он сам удивлялся, что он так много говорил, какое-то тепло разлилось по телу, и он спокойно заснул.
Он каждый вечер стал приходить к ней, и каждый вечер проходил в приятных разговорах, воспоминаниях, весело и интересно. Ему казалось, что ни кто на свете не знает столько о нем, сколько теперь знает она. Он тоже о ней много узнал. Но все ее рассказы были так или иначе связаны с балетом, с гастролями, премьерами, балетными знаменитостями, поклонниками. Однажды она осеклась и сказала:
- Вам, наверно, надоело слушать про мою жизнь. У меня все очень однообразно.
Он возразил, сказал, что очень интересно. Ему, действительно было интересно. Эта чужая, незнакомая жизнь. Столичная, театральная, гастрольная. Оказалось, что есть города и страны, где она бывала на гастролях, а он на гонках, выступал или просто присутствовал. Вспоминали гостиницы, улицы, площади, магазины и рестораны. Он не понимал, зачем она ходит в рестораны, если есть все равно ничего нельзя. Ее эта мысль очень развеселила и она долго хохотала. Он любил поесть, знал толк в еде, имел свои пристрастия, понимал в сочетании продуктов, и она слушала про это с огромным интересом. Он рассказывал об особенностях японской кухни, говорил о полезности ее. Она слушала и не понимала, зачем столько еды, так сложно готовить, столько продуктов. Эта сторона жизни прошла для нее стороной. Она посмотрела мечтательно в потолок и сказала:
- Когда пойду на пенсию, все-все попробую. Буду пользоваться Вашими рекомендациями. Я все хорошо запомнила. Буду каждый вечер ужинать в ресторане и все попробую - они дружно рассмеялись.
Да, бытие определяет сознание. Профессия накладывает сильный отпечаток на жизнь человека. Человек прибывает в полной зависимости от своей работы. Ведь если бы она не была балериной, конечно, она бы ела, как все люди и знала вкус блюд. А он научился бы что-то делать, имел бы определенные успехи, шел бы по служебной лестнице вверх и получал бы удовольствие от сделанного дела. Теперь надо думать, чем заниматься. И опять, он поймал себя на мысли, что она знает, как заполнить свой пробел, а ему опять надо думать. У нее во всем какая-то определенность, она сразу знает решение: «буду ходить в ресторан…», а ему чего не коснись, надо думать. Как он жил, почему не о чем не думал? Теперь, получилось, после травмы, у нее уже опять понятно будущее, а он не может разобраться, что делать. Он бичевал себя, было обидно, что судьба застала его врасплох, он не готов принять новые обстоятельства.
Дома у него, действительно, были серьезные проблемы. Родители оберегали его от навалившихся неприятностей, а жена не могла ни чего сказать. Она очень любила мужа, она обожала сына, она привыкла к их замечательной жизни. Она благодарила Господа бога и мужа за эту прекрасную, сытую, обустроенную, счастливую жизнь. Она даже не заметила, как привыкла к ней и стала считать нормой. Она забыла скромную, весьма серую жизнь до замужества. Она уже не помнила, как это может не хватать денег или нельзя позволить себе купить какую-то вещь. Она знала, что ее муж может все, что других таких мужей нет. Она уже давно не задумывалась над житейскими проблемами и воспринимала свое счастье нормально. Когда ее подруги собирались вечером у нее дома, все разговоры сводились к тому, как хорошо она живет, какой замечательный у нее муж, какие красивые наряды она опять купила. Нельзя было сказать, что они завидовали ей, просто радовались за нее.
Теперь все изменилось, в ее душе все переворачивалось. Она ни кому не говорила о своих страхах. Она понимала, что дальше такой же жизни уже не будет. Она гнала от себя эти мысли, ждала мужа. Навестить его, он не разрешал и она не смела проявить инициативу, просто сесть в самолет и прилететь в Москву. Она боялась этой встречи и решила ждать его дома. Что будет, то и будет. Они часто говорили по телефону, она рассказывала про сына, про их жизнь, как они ждут его и скучают. Он был уверен, что у них все хорошо и только его инвалидность не вписывалась в общую жизнь. Он успокаивал ее, убеждал, что все будет как прежде, а сам четко осознавал, что уже ничего прежнего не будет и он решил не возвращаться. Пусть они запомнят его сильным, смелым, веселым и он решил закончить свою жизнь в Москве. Все поплачут, погорюют, переживут, зато потом всем будет легче. Он видел только такой выход из неожиданно сложившегося положения.
А жена боялась будущего, боялась встречи, боялась новых проблем. Она перестала общаться с друзьями и родственниками. В глазах всех она видела тревогу, беспокойство, уныние и горе. Со своими родителями и родителями Сергея обсуждалась только беда, пришедшая в семью. От этого было еще тяжелей. Она все общение свела к нулю. Ей было легче уйти в свое горе в одиночку.
Уложив сына вечером спать, сама не могла уснуть, она думала, вспоминала, размышляла. Пыталась строить планы и ничего не получалось. Она четко понимала, что муж всю оставшуюся жизнь будет болеть, будет инвалид. Она перечитала кучу литературы, перерыла весь интернет, говорила со многими врачами, но ничего утешительного не находила. Всё и все говорили, что прежней жизни уже не будет. Она металась, советовалась, узнавала про похожие случаи. Ей хотелось, как можно лучше подготовиться к возвращению мужа, продумать и организовать его быт, наладить общение с родственниками и друзьями, чтоб ни кто не жалел его, не обсуждал беду, не давал понять, что он инвалид. Она думала над каждой мелочью, она готовилась. Но где-то глубоко в душе она боялась, она ждала плохого и эти мысли ее сжирали. Они все сильнее и сильнее захватывали ее. Иногда, ночью в тишине и одиночестве она плакала и чувствовала, как оставляют ее силы и уверенность, оставляет надежда.
Как-то в такую минуту отчаяния она написала письмо в Питер своей институтской подруге и рассказала все про свою жизнь. После окончания института они разъехались в разные города, каждый устраивал свою жизнь, делали карьеру, создавали семьи, набирались опыта, просто жили. Иногда писали письма, иногда перезванивались. Мила вдруг поняла, что ей надо кому-то все рассказать, выговориться, посоветоваться, не остаться одной в своем горе. Она написала все и хорошее и плохое. Пока писала, все время плакала. Письмо получилось длинное, сумбурное, с каплями слез. Закончив писать, она, не перечитывая, заклеила и разревелась. Она рыдала и не могла остановиться. Под утро задремала, а утром отнесла письмо на почту.
Правильно говорят, старая дружба не ржавеет. Верный друг Светка быстро прочитала письмо, всплакнула, прочитала внимательно второй раз и начала действовать. Она всегда была очень активна и решала любой вопрос запросто. Она обзвонила всех однокурсников и выяснила, кто и что может сделать для Милы. Народ у нас отзывчивый и было быстро решено пригласить Милу в Питер, отвлечься и отдохнуть, просто немного переключиться. А здесь на месте уже придумать, чем ей помочь. Ребята предлагали деньги, врачей, возможности отправить мужа лечиться за границу, у кого-то пустовала квартира, кто-то готов устроить на работу. Все сходилось к тому, что ребята готовы помочь, и главное, у многих есть реальная возможность это сделать.
Светлана написала длинный и обстоятельный ответ. Она в меру, без лишнего драматизма посочувствовала, подбодрила и написала, что и как можно сделать. А пока, пригласила в гости в Питер, город их юности, успокоиться, отвлечься, погулять по старым любимым маршрутам.
Мила получила письмо из Питера, очень обрадовалась, ухватилась за него, как за соломинку. Ей нужен был кто-то, кто мог бы решать ее проблемы. В данном случае, это была Светка. Прочитав письмо, она сразу начала собираться. Она решила ехать с сыном, так как не хотела ни кому, ни чего говорить. Она решила избавить себя и родителей от объяснений, подозрений, от лишних разговоров, сочувствий. Она купила билеты на следующий день, собрала минимум вещей себе и сыну, заказала такси и позвонила Светке. Она поблагодарила подругу, сказала номер рейса и простилась до завтра.
Утром Мила разбудила сына, позавтракали, и выехали в аэропорт. Сын ничего не знал, и все время спрашивал, куда они едут. Она отшучивалась, что это сюрприз. Она очень нервничала и ребенок это понимал. После регистрации на рейс и, сдав багаж, она позвонила родителям, просто сообщила, что улетает в Питер на пару недель в гости к институтской подруге. Больше ничего объяснять не стала и повесила трубку. Дальше предстояло самое сложное – это позвонить родителям Сергея. Она медлила, обдумывала. Объявили посадку, тянуть больше нельзя и она набрала номер телефона. Трубку снял отец Сергея, она этого не предполагала, обычно снимает трубку мама. Мила, растерявшись, немного помолчала и, взяв себя в руки, спокойно сказала:
- Здравствуйте, я улетаю в Питер, ребенка беру с собой. Не беспокойтесь, все хорошо. Быстро повесила трубку, взяла сына за руку и пошла на посадку.
Она боялась, что разговор со свекром может что-то изменить, спутать ее планы, внести сомнения в правильности ее решения, и она быстро закончила разговор. Так будет проще. Она была как в угаре, главное скорей взлететь, чтоб ни что не изменилось. Все остальное потом, потом она объяснит свой поступок, потом ее поймут. Все потом, сейчас главное улететь.
Отец Сергея, выслушав скороговорку невестки, все сразу понял. Стало очень жарко, в голове помутилось, что-то стукнуло, резкая боль и дальше полная потеря сознания, он упал. Мать так ничего и не узнала, кто звонил, что сказал. Она схватила трубку, там короткие гудки, пришла страшная мысль, что-то с сыном. Она спохватилась, надо помогать мужу, аккуратно положила его на ковре, вызвала скорую помощь и стала пытаться положить мужу под язык нитроглицерин. Врачи приехали достаточно быстро, поставили страшный диагноз – обширный инфаркт, сделали несколько уколов, капельницу и объявили о срочной госпитализации. Мать взяла себя в руки, быстро собрала отца в больницу и поехала с ним. В больнице все оперативно, определили в реанимацию и ее отправили домой, ждать больше нечего, завтра можно узнать по телефону об общем состоянии. В реанимацию все равно не пускают. Дома ее охватил какой-то ужас. Это же не просто так, кто звонил, чего он так испугался.
Была уже середина дня, мать решила позвонить Миле, сказать об отце, а главное, узнать, что с Сережей. Мила не отвечала, она набрала снова номер, долго держала трубку, но ответа нет. Она уже понимала, что что-то случилось, надо было действовать дальше, она собрала последнюю волю и позвонила родителям Милы. Мать, всхлипывая, сняла трубку. Поздоровавшись, она рассказала, что Мила улетела и сообщила ей об этом только из аэропорта.
- Во сколько она звонила? – она догадалась, что это же услышал и ее муж. Всем стало ясно, что столь быстрый и тайный отъезд жены Сергея не сулил ничего хорошего. Она повесила трубку, тихо посидела и расплакалась. Почему так, почему столько горя пришло в ее жизнь, почему так случилось с сыном, почему …, еще много-много почему. Она сидела на диване и рыдала. Она ведь тоже не готова к болезням мужа и сына, она тоже в полном отчаянии, она тоже не знает, как жить дальше, но ей и в голову не могло прийти, что можно все бросить и уехать. Надо бороться за жизнь, за свое счастье, надо сейчас выходить мужа, бог даст – все обойдется! Потом вернется Сергей, конечно болен, но ведь живой и надо будет заботиться о нем. Конечно, он вернется жить в родительский дом, что ж ему одному сидеть в пустой квартире и думать, что его бросила жена. И вдруг как током ударило, а Сергей знает, что Мила ушла? Она подумала и решила сама не звонить, а когда позвонит Сергей сам, она надеялась все понять по голосу.
Утром позвонил Сергей, голос нормальный, говорит весело, шутит, как всегда заботливо и ласково поинтересовался, как они живут. Мать поняла, что он ничего не знает. Ну и хорошо, пусть ничего не знает, пусть прилетит домой, а тут разберемся, дома она сама аккуратно скажет ему, что и как. Мать надеялась, что все еще образуется, что все будет хорошо. Мила ведь очень любит Сережу и она, конечно, вернется, все будет хорошо. Мать понимала, чувствовала, что Миле очень тяжело, очень страшно, что она молодая женщина, что она не готова жить с мужем-инвалидом. Но что делать, так случилось и надо ей помогать. Она решила ничего сыну не говорить, придумает, что у Милы сломался телефон, порвали кабель, отключили – что угодно, но правду не скажет. Ему и так хватает переживаний.
Сергей несколько раз звонил жене, но телефон не отвечал, он начал беспокоиться. Пришлось еще раз звонить маме. Мама рассказала что-то странное про телефон и сказала, что она будет сообщать ему новости от Милы и сына. Странно, конечно, ну так и так.
Мать все время была в больнице, но врачи говорили одно и, то же «состояние тяжёлое, но стабильное». Хорошо, что хоть хуже не становится. В реанимации он пробудет несколько дней и потом, бог даст, переведут в палату. Врачи разрешат навещать и ухаживать. Мать Сергея была готова с утра бежать на рынок, покупать все, что нужно, быстро приготовить и бежать в больницу, кормить и выхаживать мужа, она продумывала, как это будет, конечно, у него аппетита не будет, придется уговаривать, отвлекать разговорами. Чтоб муж ничего не спрашивал про сына и невестку, будет больше стараться вспоминать их жизнь, путешествия, молодость. Будет стараться развеселить, нужны положительные эмоции.
У нее дни и ночи слились в сплошной круговорот, она знала только одно, надо поставить мужа на ноги, надо вернуть его к их прежней счастливой жизни. Вечером, дома, она думала о случившемся, плакала, она не могла понять Милу, как та могла уехать? Ну ладно бы она полетела к мужу, а тут… Её преданная любящая душа не могла представить, что можно так поступить с любимым человеком. Она не могла понять, что Мила не разлюбила мужа, она просто испугалась, она не могла, да и не хотела принести свою жизнь в жертву. Она пока не знала, чего она хотела.
Светлана и еще двое однокурсников встретили Милу в Пулково. Было приятно увидеться со студенческими друзьями. Все обнялись, расцеловались, отметили, как Мила расцвела, похорошела, какой у нее замечательный ребенок, сели в машину и поехали на квартиру, что они приготовили для Милы с сыном.
Это был новый «спальный» район, небольшая двухкомнатная квартира, чьей-то бабушки, которая там не жила, но очень даже пригодная для жизни. Они что-то накрыли на стол, покормили ребенка, уложили его и стали говорить. Мила рассказала все как есть и ее поняли. К вечеру подтянулось еще человек шесть однокурсников. Стало очень приятно, вспоминали юность, студенчество, рассказывали о теперешней жизни, смеялись, и тяжесть потихоньку отступала. Мила была всем очень рада, благодарна, немного успокоилась и, когда, далеко за полночь все разошлись, она спокойно уснула. Это было впервые за много-много ночей.
На следующий день, около одиннадцати утра приехал их однокурсник, который был самый успешный, самый значимый, с самыми большими возможностями. Как вошел, сразу все стало ясно. Он не привык терять время, ему надо понять суть и быстро. Слегка улыбнулся при встречи, сообщил, что Светлана что-то рассказывала, но он бы хотел все узнать от самой Милы, но быстро и конкретно. Мила начала рассказывать, он время от времени перебивал ее, задавал вопросы, стремясь понять насколько все серьезно. Это был деловой умный человек, работал в МЭРии и имел свой бизнес (в те времена так делали все, у кого были возможности работать на государственной службе и иметь собственный бизнес). Работа на государство не давала тех денег, что хотелось, а возможности госслужбы помогали процветать собственному бизнесу.
Он быстро понял ситуацию, поверил в Милын рассказ, слегка улыбнулся и обещал позвонить через пару дней. Выходя из квартиры, он через плечо, тоном недовольного человека, сказал, что решит ее проблемы. Она сидела молча и думала. Она поняла, что он решит ее проблемы. И ей сразу стало легче. Она улыбнулась сама себе, встала, походила по комнате туда-сюда и успокоилась. Ей стало ясно, что дальше в ее жизни опять все наладится, опять нашелся человек, который решит все ее проблемы.
Мила не хотела ничего организовывать себе сама, не хотела не о чем думать, она стремилась поручить заботу о себе и сыне другим людям. Светлане, друзьям, этому успешному однокурснику – кому угодно, только не сама. Она так привыкла, она так жила с первого дня замужества. И сейчас она успокоилась, она была уверена, что все для нее сделают и все будет хорошо. Она собралась, одела ребенка и отправилась гулять по городу ее юности.
Как все красиво, как замечательно, как дорого сердцу! Они гуляли, она вспоминала, была в мыслях далеко-далеко от действительности и, только иногда, ее воспоминания прерывал сын, что-то спрашивая или сообщая свою просьбу.
Сергей ничего не мог понять, жена не отвечает уже третий день. Что-то случилось. Мама, очевидно, морочит голову, папе трубку не дает. Ничего узнать невозможно. Он сидел в палате на кровати и соображал, что сделать, как узнать, что там происходит. Да черт возьми, они что совсем его списали и даже не находят нужным уму сообщить! Только он не знал что сообщить. Он злился.
Он привык к своей семье, он знал, что без него там ничего не решается и он всегда в курсе дела, что происходит с Милой и сыном и что происходит у родителей. Он знал, что его любят и ждут, что все наладится и опять будет их счастливая жизнь. Он и представить себе не мог, что Мила может от него уйти. Если уж он остался жить, то теперь точно все будет хорошо. Он вдруг заскучал по жене и сыну, по родителям, ему так захотелось домой, к своим, к их прежней жизни. Ну и что, что такое случилось, он разберется, он сможет. Да и Милка такая молодец, сына растит, его ждет. Конечно, ей тяжело, но вместе они все преодолеют, вместе они справятся. Она ведь такая придумщица! Он стал думать, чем же он сможет заниматься, когда вернется домой. Стал вспоминать, что когда-то слышал или видел о жизни инвалидов. Он сообразил, что можно будет купить инвалидное кресло, и он сможет передвигаться самостоятельно. Он вспомнил, что на стадионе, где он тренировался, диспетчер был на костылях, классный мужик, со всеми дружил, был веселый, разговорчивый, его любили и, как-то забывалось, что он на костылях. Он ходил со всеми “по пивy”, ему старались помочь, он принимал помощь спокойно, что мог, делал сам, что не мог - помогали. Он всегда был на людях, в центре внимания, всегда знал ответ на любой вопрос по стадиону, его сотрудниках, спортсменах, расписание тренировок, все было классно, а вечером за ним приходила жена и они шли гулять или домой ужинать или в гости.
Сергей вспоминал, думал и понял, что он тоже сможет как-то найти себя, найти себе дело, а Милка, она такая добрая, она во всем поможет. Он же знает машины полностью до любого винтика, и любых марок. Он сможет консультировать и спортсменов и техников, сможет давать частные консультации новичкам. Он вспомнил, что есть машины с ручным управлением, значит, он сможет ездить. Он так обрадовался этой мысли, что встал с постели, взял костыли, дошел до окна, потом обратно, сел на кровать и улыбнулся сам себе. Так можно будет устроиться работать водителем в какую - нибудь небольшую контору, или развозить что-нибудь по каким-то точкам. Он размечтался, он вспоминал, представил, как хорошо дома и твердо решил: надо ехать домой. Он решил поговорить с врачом и настоять на выписке. Ведь все процедуры, что ему делают, смогут делать и в местной поликлинике.
Вдруг в дверь его палаты постучали, он крикнул «Да», но никто не вошел, ручка двери дергалась, но дверь не открывалась. Он встал, взял костыли и хотел посмотреть, что там происходит. И тут дверь открылась, медленно стала двигаться к стене и на пороге появилась Вера. Она стояла на костылях и, казалось, что ее глаза сейчас выскочат из орбит. Она даже не улыбалась, как всегда при встрече. Она трудилась всей душой и всем телом. Она старалась зайти в его палату и у нее это получилось. Она, раскачиваясь во все стороны, то и дело, теряя равновесие, добралась до стула. Вера села, перевела дух и заговорила:
- Сергей, ну поздравляйте же меня, Вы видите, мне только сегодня их дали и я уже добралась до Вас. Я ведь так мечтала, что мне разрешат ходить на костылях и вот это свершилось. Теперь только вопрос времени, я быстро освою такой метод передвижения и будем гулять по коридору, сможем спуститься на лифте и погулять в парке больницы. Это же здорово! И самое главное, что если дали костыли, значит до выписки уже не далеко. Я смогу Вас пригласить к себе в гости, напоить вкусным кофе и поболтать с удовольствием и ни кто уже не скажет «Отбой, идите в свою палату!» Я живу в сам центре Москвы, у меня из окна отличный вид на Кремль, хотя это и тихая улочка. Я очень люблю Москву и это место, мечтала там жить и только совсем недавно купила там квартиру, мне сделали ремонт и я переехала. Теперь надо обживать. Я очень люблю сидеть в эркере на кресле и смотреть на Москву. Это красиво!
Она опять говорила и говорила, а он сидел со своими мыслями о доме, хотя и очень обрадовался такому прогрессу в ее выздоровлении. Врачи сказали ей, что все обойдется без последствий, если она будет строго выполнять их рекомендации. Она очень старалась все выполнять и дела действительно шли очень хорошо. Он как-то успокоился за нее, она шла успешно к выздоровлению и была как-то собрана, целеустремленна. Она все знала, что будет дальше. Они отлично проводили вечера, он привык к их беседам. Он был всегда откровенен с ней и решил сейчас рассказать ей о своих мыслях.
Он рассказал все и как скучает, и чем думает заниматься дома, и что будет просить врачей его выписать. Она слушала очень внимательно и как-то отчаянно.
- То есть, Вы хотите уехать? – со странным напряжением спросила она.
- Да, мне просто нет смысла дальше здесь сидеть, ведь лечения, как такового, уже нет, все эти процедуры можно делать и у нас – Он честно и откровенно объяснил свою позицию.
- Да-да, конечно, зачем терять время, если лечения уже нет и можно все сделать в другом месте. Конечно, конечно, Вас ведь там ждут, Вы должны ехать, у Вас семья, Вам надо о них заботиться.
Она говорила быстро, водя беспорядочно глазами по сторонам, была какая-то растерянная, как-то засуетилась и очень быстро попыталась уйти. Она как-то неловко взяла костыли, не могла опереться на них, очень торопилась и как могла быстро направилась к двери. Он проводил ее взглядом и ничего не понимая, подумал, что ей надо было идти на какие-нибудь процедуры. Он думал про дом, про жену и сына и прибывал в приподнятом настроении от того, что теперь опять стало все ясно, понятно, опять все по полочкам.
За Веру он тоже уже не волновался, ей намного лучше, она начала ходить и теперь быстро пойдет на поправку, вернется в свой балет, доработает до пенсии, найдет хорошего человека, выйдет за него замуж, родит детей и все будет отлично.
Утром следующего дня при обходе Сергей обратился к врачу с просьбой о его выписке и назначении рекомендаций для продолжения лечения по месту жительства. Доктор подумал и сказал, что если за ним приедет сопровождающий, то никаких противопоказаний нет. Пообещал обсудить это с зав. отделением и тогда они примут решение. Ему оставалось только ждать. После ужина он решил навестить Веру.
Вчера, когда Вера, как ей показалась, выбежала из палаты Сергея, она просто боялась, что он увидит ее слезы. Она добралась до своей палаты легла и разревелась. Она даже не понимала сама, почему ей так горько. Она плакала и плакала, ругала себя за эту глупость, убеждала себя, что по-другому и быть не могло. Она же знала, что он женат, что у него есть ребенок, что он любит свою семью и планирует к ним вернуться. Но слезы все равно текли. Ей было так жалко расставаться с ним. Впервые в жизни она встретила человека, с которым было так интересно, надежно, спокойно. Она привыкла к нему, в ней выросла потребность каждый вечер общаться с ним. Она помнила каждый вечер, проведенный с ним. Как это было весело, как просто, спокойно. Она не старалась нравиться, и он был приятный собеседник, не пытался ухаживать, вел себя всегда очень естественно, они общались, как хорошие друзья, не завися от пола. Их сблизило горе, и они оба это понимали.
-«Так чего же я реву и реву?» - задавала она себе вопрос и не могла найти ответа. Она уже не представляла жизнь без него, она лежала, и слезы катились по щекам, на шею, на подушку, ей было все равно. Она так не хотела расставаться, не хотела терять его, не хотела отпускать. Она повторяла и повторяла себе, что он чужой, что он не принадлежит ей, что у него есть другая женщина. Но она не могла и не хотела это знать, роднее его ни кого не было и она снова начинала плакать. Ну как ей смирится с тем, что он уедет, а у нее опять будут долгие пустые вечера, тоска и одиночество, а он такая родная душа, так хорошо ее понимает, с ним так безмятежно.
И вдруг ее осенило, и она залилась слезами, она стала плакать навзрыд, ее трясло и она задыхалась. Конечно, это любовь, конечно, он должен быть только с ней. Но она так не может. Это низко, это унизительно, это не благородно, это не достойно. Она не будет отбивать чужого мужа, она не будет стараться ему понравится, он просто ее друг.
Весь день она не выходила, лицо сильно отекло от слез, ничего не хотелось, на душе было муторно, она не хотела общаться, ей было нечего сказать, в душе холодно и пусто. В палате тоже надоело, она тихо поднялась, взяла костыли и медленно пошла в дальний конец коридора. Ей не хотелось, чтоб другие больные или персонал видели ее зареванную. Тем более она не хотела, чтоб видел это Сергей. Она и ушла то из палаты, понимая, что он сейчас придет.
Она дошла до конца, постояла у окна, и вышла на лестничную клетку. Там было темно и тихо. На эту лестницу ни кто не ходил, там было нечего делать. Она решила там переждать, чтоб он ушел к себе и потихоньку вернуться в палату. Партизанщина какая-то. Что с ней? Она не понимала, что происходит, она взрослая женщина, привыкшая к вниманию, комплиментам, ухаживаниям, поклонникам, вдруг растерялась, ведет себя как глупый ребенок. Она понимала, что это совсем другое. Когда в душе происходят такие изменения, ясно, что это серьезно.
А Сергей, действительно, как всегда после ужина направился к ней, ее в палате не обнаружил, решил, что она где-то по назначению врача и пошел к себе, решив, что попозже снова зайдет к ней. Через получаса он опять пришел в ее палату и опять не обнаружил ее. Что-то стало тревожно, он решил поискать ее. Он пошел в холл, где ходячие больные смотрят телевизор, пошел в процедурный кабинет, прошел по всему отделению, спросил у дежурной медсестры, но нигде ее не было и он заволновался. Он пошел по всему этажу искать ее, ноги несли сами, только костыли мешали. Он дошел до конца коридора и заглянул в нишу, открыл дверь на лестницу и…увидел ее. Она как-то забралась на один марш и стояла около окна в темноте, одна и очень беззащитна.
- Вера, я искал Вас, я так испугался за Вас, Вы пропали, я два раза заходил к Вам - говорил он и поднимался по лестнице к ней. Она молча ждала, когда он поднимется, но больше со своими чувствами она уже справляться не могла, у нее опять потекли слезы.
- Вера, Вы плачете, что такое, что случилось? – он уже добрался до площадки после первого марша и шагнул к ней. Она уткнулась в его грудь и уже не могла себя сдерживать, она первый раз так близко ощутила его и поняла, что больше без этого запаха, этих рук, которые держали ее, этого голоса, она жить не сможет. Он держал ее крепко, как будто она опять упадет, как в ту ночь, когда и он собрался упасть из окна. Они спасли друг друга. Она подняла голову и ее губы коснулись его. Она его очень любила и он это понял.
В его голове все перевернулось. Он смотрел на Веру и не понимал, что происходит. Он ощущал ее напряженное тело, он видел ее взволнованные глаза, ее слезы на щеках, ее отчаяние, которое она не могла скрыть. Он прижал ее к себе и начал целовать. Он не мог остановиться, он раньше никогда не испытывал таких сильных чувств. А она отвечала, нежно и страстно, давая понять ему, что большего счастья в ее жизни не было.
Любовь всегда приходит нечаянно, когда ее совсем не ждешь!