Заключительная ремарка

Глеб Фалалеев
Предыдущая: http://www.proza.ru/2010/05/18/1360



      
     «А что же дальше?» - вправе спросить меня любознательный читатель, перевернув прочитанную страницу. Воспоминания остались незавершенными и о дальнейшей военной дороге их автора можно судить только благодаря личным документам, фотографиям, да разрозненным отрывочным сведениям, почерпнутым из домашнего архива.

     Из Антверпена в ноябре 1943 года Александр Каргинов  был этапирован во французский город Лиль, оттуда – в апреле 44-го – снова в Бельгию - в Шеврез. В июне того же года он вновь оказался во Франции в местечке Ферье ля Гранд департамента Нор на сельскохозяйственной ферме Сальмань, превращенной немцами в концентрационный лагерь. На территории Франции заключенных использовали как рабочую силу при выполнении особо тяжелых и опасных работ. Они расчищали городские улицы от завалов после бомбежек, рыли убежища, откапывали и обезвреживали мины и неразорвавшиеся фугасы.

     В августе 1944 года положение оккупантов во Франции стало критическим, все чаще и чаще происходили массовые побеги из лагерей, все ожесточеннее дрались с поработителями бойцы французского Сопротивления, возглавляемые Шарлем де Голлем. Вспоминая о тех памятных днях, Александр Каргинов писал:

     «Долго мы ждали обещанного содействия и помощи в побеге со стороны французских патриотов. Но слышали только: «Ждите. Пока рано.». Надоело. И, поняв, что «никто не даст нам избавленья», кроме нас самих, мы долго и тщательно стали готовиться к побегу. Поодиночке бежать не имело смысла, это означало подставить под удар всех оставшихся в лагере, которым грозил неизбежный расстрел. В августе немцы заторопились эвакуировать скот, продукты питания, военную технику. Мы же, стремились только к одному – бежать, бежать как можно быстрее. 24 августа 1944 года в сгустившихся сумерках, перекусив ржавыми ножницами. украденными из механической мастерской, три ряда колючей проволоки, ограждающей Сальмань от внешнего мира, мы обрели свободу. Бежали, куда глаза глядят, не зная местности и не имея определенной цели. Только одна мысль гнала нас вперед: «Свободны! Страшные годы позади, и мы – свободны!»

     Стороной обходили населенные пункты, вызывающие хоть малейшее подозрение постройки, пересекали во тьме шоссейные дороги. Мы бежали в неизвестность до тех пор, пока под утро наш путь не преградила река. Сколько всего лагерников сбежали в ту августовскую ночь, никто толком не знал, но в нашей группе оказалось семь человек. Решили переждать темноту и сориентироваться на местности. С наступлением рассвета, заметили в полукилометре от нас какую то ферму и, набравшись смелости, а может быть и от безысходности нашего положения, решили послать на нее своего разведчика. После недолгого совещания в поле, выбор товарищей пал на меня, и я направился к дому. На мне, так же как и на всех остальных, была надета специально выкрашенная в броский ярко-зеленый цвет форма немецкого солдата и, вышедший мне навстречу французский крестьянин, долго не мог понять, что же мне от него нужно. Наконец, вышедшая из дома на улицу маленькая девочка, видимо его дочь, обратила внимание отца на крупные желтые буквы «SU» (Soviet Union – Советский Союз) выведенные на моей спине. Крестьянин сразу же вспомнил, что точно такие же буквы он видел на советских военнопленных, которые, судя по его рассказу, работали неподалеку отсюда у моста. Этого оказалось достаточно, чтобы все понять и объясниться, хотя он знал только французский, а я – русский и немного, немецкий.

     Меня быстренько переодели в крестьянскую робу, нашлась одежда и для остальных моих спутников, до поры до времени укрывавшихся в густой зеленой траве. Крестьянин обещал нам, что, при первой же возможности, он свяжет нас с партизанами...»

     Неделю беглецы провели в доме француза на чердаке, пока с помощью партизанской связной Розы Хьюарт, которую в отряде звали русским именем Соня, обещанная связь не была налажена. В апреле 1946 года в письме к Глафире Михайловне Каргиновой, она так описала свою первую встречу с ее братом:

     «Когда наша страна была оккупирована немцами, то сразу же возникла партизанская армия, которая называлась F.F.I (Французские Внутренние Силы) и F.T.P.F. (Вольные Стрелки Французских Партизан). В этой армии я была связной 36-ой роты F.T.P.F. Я довольно часто ходила к маки в лес, где они находили убежище от противника. Однажды у входа в лагерь, я увидела вооруженного часового с зелеными листьями на каске. Это был ваш брат, который прибыл со своими товарищами из заключения в лагере Сальмань. Так осуществилась моя давняя мечта – воочию увидеть солдат Красной Армии о которой уже тогда ходили легенды...»

     Так бывший военнопленный-лагерник стал одним из многих тысяч маки – французских партизан, борющихся против фашистских захватчиков. Вместе с ним в отряд влились еще несколько советских граждан: Николай Щербина и Иван Вергелес из Кировоградской области, Петр Воробьев из Баку, Иван Колядов, более известный среди однополчан как Иван Колед, Яков Лист, Иван Котов. 5 сентября 1944 года бойцу Французского Сопротивления Александру Каргинову, или просто Алексу, как называли его французские друзья, был вручен документ следующего содержания:

                «Удостоверение.

     Я, нижеподписавшийся, командир 36-го подразделения 12-го батальона F.f.I. Дерюэль Поль, свидетельствую, что подданый России, Каргинов Александр, родившийся 6/10-1922 в Баку и бежавший в августе 1944 года из лагеря Сальмань (Мобёж), присоединился к Внутренним Вооруженным Силам Франции и остался в них.

                F.F.I. 12-ый батальон, 36-ое подразделение, I-ый район.
                Командир подразделения Поль Дерюэль.»

     И снова в бой... Взлетают в воздух мосты и поезда, рушатся коммуникации и электростанции, сухо щелкают выстрелы из трофейных немецких автоматов в руках русских солдат на французской земле. Много позже, в своих дневниках, Александр Каргинов запишет:

     «Продвигаясь по заросшей травой колее, я увидел шагах в двадцати от себя, лежащего на земле немецкого солдата с винтовкой в руках. Не спуская пальца с курка, быстро прицеливаюсь, но выстрелить не успеваю. Солдат выпустил свою винтовку, вскочил на ноги и поднял вверх руки. Продолжая все время держать его в прорези прицела, приближаюсь к нему. Насмерть перепуганный немец что-то нечленораздельно лепечет, и тут я внезапно перестал видеть перед собой врага. Против меня стоял бледный худенький юноша 16–ти или 17–ти лет от роду и, казалось, не дышал. Глаза его застывшие перед ужасом неминуемой смерти, лишь жалобно подергивались, моля о пощаде. Подбежавшие к нам французы хотели его тут же застрелить, но, неожиданно для самого себя, я вступился за мальчишку. Только сейчас я понял, почему я остался жив тогда, в сорок первом... Меня не убили из жалости.

     Пленный немецкий солдат рассказал, что все его товарищи по отделению гитлерюгенд, убиты. Он сам помог нам собрать их оружие и оказать первую помощь раненным, после чего был отправлен нами в отряд.»

     Сохранилась характеристика на красноармейца Каргинова, написанная младшим лейтенантов Клебером Редельберже в первых числах октября 1944 года. Он писал:

     «Я, нижеподписавшийся, Редельберже, младший лейтенант подразделения 40L в городе Мобёже, подтверждаю и удостоверяю, что русский солдат Каргинов Александр находился под моим командованием в то время, когда я возглавлял отряд 36-го подразделения F.T.P.F. Перед нашим освобождением (здесь имеется ввиду освобождение Франции от оккупации), он принял участие в атаках патрулей и освободительных боях 2 сентября 1944 года. Потеряв связь со своей 3-ей ротой, ему удалось соединиться с ротой 36-го подразделения F.T.P.F. в которой он был отмечен руководством  за активное участие в задержании и уничтожении большого числа немцев...»

     Снабжение партизан продовольствием взяла на себя семья польского эмигранта Станислава Жебера после окончания войны вернувшегося на родину в город Котовицы Польской Народной Республики. Одним из связных, поддерживающих постоянный контакт с командиром 36-ой роты франтинеров Анри Вандевельдом, был русский-белоэмигрант Иван Ратушев. В ноябре 1944 года, когда в Париже была учреждена Советская Военная Миссия, в Мобёже старший лейтенант Красной Армии Василий Грищенко организовал сборный пункт советских граждан для отправки их на родину. Наконец-то перед Алексом забрезжила надежда вновь увидеть свою семью и родных. Узнав, что в скором времени начнется репатриация бывших советских военнопленных, Иван Ратушев передал Александру Каргинову коротенькую записку, написанную по старорусской орфографии с теперь уже забытой витиеватой буквой «ять»:

                «Дорогой земляк!

     Берегите себя и помните, что Вы – Гордость, Красота и Слава Вашей Родины, и Вы очень и очень нужны для нее. Несите высоко Знамя Советской страны и служите Ей честно и верно.

     Если судьба занесет Вас в Кировоград, то постарайтесь увидеть семью Лукашенко – это дядька и племянники мои. В Харькове – жена моего покойнаго брата – Лидия Ратушева и племянники – Ратушевы. Разскажите о нас и о ея дочери Люции, которая в Брауншвейге в Германии. В Москве живут мой товарищ детства – Демьян Бедный и племянница, Ратушева Вера, замужем за доктором, фамилии которого я, к сожалению, не помню.

     Желаю Вам здоровья, силы и бодрости, а также успехов в Ваших делах. Обнимаю Вас и жму Вашу руку.

                Искренне преданный Вам, Иван Ратушев. 22/XI-44.»

     Да, Вторая мировая война примирила всех – и  «борцов за свободную Россию» - белых и «борцов за светлое будущее» - красных. Но главное, что привлекает в этом письме, это тоска по Родине, слышимая в каждой его строчке. Страшная тоска – безысходная...

     В те дни Александру Каргинову часто приходилось бывать в Париже в Советской Военной Миссии, где он получал советские газеты и журналы, чтобы передать их своим соотечественникам в Мобёже. Все тяжелое и страшное было уже позади и Родина была близко, оставались лишь последние к ней шаги... Но обстоятельства военного времени сложились так, что в конце 1944 года сорок человек от сборного пункта В.Грищенко влились в состав Русской партизанской бригады «За Родину», которой командовал капитан И.Дядькин. И опять служба, на этот раз у союзников-американцев, по охране лагерей военнопленных. Вчерашние победители поменялись местами с побежденными и теперь за колючей проволокой оказались недавние «покорители Европы».

      После лагерей и кровопролитных боев, служба у союзников казалась раем. Личный состав кормили мясными консервами, белым пшеничным хлебом, шоколадом, поили настоящим французским коньяком. Американцы вовсю расписывали свои «свободы» и безбедную жизнь за океаном. Наших солдат склоняли к отречению от Отечества, к эмиграции на далекий западный континент. Некоторые соглашались, тем самым определив свою судьбу – горькую судьбу людей без Родины. Много лет спустя они были судимы за свое легкомыслие самым страшным и беспощадным судом – судом собственной совести. Наверное только там, далеко от родных берегов, они осознали, что нет русского без России, как и нет России без русских...

     Ему удалось выстоять в этой своеобразной борьбе идеологий за умы и сердца, выстоять из любви к Родине...

     В октябре 1945 года Александр вместе со своими товарищами вернулся в СССР. Неласково встретил сталинский режим своих сыновей и дочерей. Пройдя через «фильтр», Александр Каргинов был определен в горную промышленность и работал слесарем в трудовой армии на шахтах г.Прокопьевска Кемеровской области. Уже тогда он предпринял первые попытки разыскать своих товарищей по оружию. Из Сибири в Москву идут его письма-запросы, назад возвращаются казенные ответы, написанные сухим канцелярским языком, не терпящим возражений:

                «Товарищ Каргинов!

     Отвечаю на Ваше письмо на имя Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации.

     Указать Вам адрес капитана Дядькина, бывшего командира бригады «За Родину», не могу. Его местопребывание нам неизвестно. Все участники этой бригады в свое время были возвращены на Родину. Одни влились в части Красной Армии, другие были демобилизованы и разъехались по домам.

     Все документы, характеристики и т.д. о которых Вы указывете, очевидно были сданы соответствующим органам. Они Вам не нужны. Из Вашего же письма видно, что Вы тоже вернулись на Родину, получили все права советского гражданина и включились в работу по восстановлению разрушенного немцами народного хозяйства.

     Желаю успеха в работе. Начальник политпросвета Управления Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации, полковник Логугов. г. Москва. 19.02.1946 г.»

     Глухая стена молчания... Усилия по розыску боевых друзей, которые могли бы подтвердить его участие в освободительном движении во Франции, разбиваются об эту стену, как морские волны о прибрежные рифы. А пока: «...документы и характеристики  ... Вам не нужны» и «...Вы ... получили все права советского гражданина...»

    Иностранным же бумагам, в ту трудную послевоенную пору, веры не было...

     Несмотря на то, что в октябре 1946 года Александр был демобилизован, в родной дом он смог вернуться только в июне 48-го...

     1 сентября 1964 года Указом Президиума Верховного Совета СССР тридцать четыре гражданина Франции были награждены медалями «За отвагу». Среди награжденных был командир 36-ой роты F.T.P.F. Анри Вандевельд. С помощью газеты «Известия» Александру Каргинову удалось списаться со своим ротным, и в декабре 1964 года он получил от него письмо:

                «Дорогой товарищ!

     Я немного запаздываю с ответом на ваше письмо от 29.09.64., но не по своей вине. Сначала мне нужно было найти переводчика, что довольно трудно, т.к. те, которые здесь есть – это русские-белоэмигранты, которые с неохотой соглашаются это делать. Я надеюсь, что вы, впрочем, как и все ваши товарищи, благополучно вернулись в Россию, что было моим сокровенным желанием. Должен поздравить вас с тем, что вы возобновили учебу и стали инженером в Баку. Думаю, что у вас есть семья. Вам и вашей семье я посылаю из Франции наилучшие пожелания в Новом 1965-ом году. Я также надеюсь, что франко-советские отношения будут улучшаться.

     Вернемся к полученным наградам. Я должен поблагодарить руководителей вашей страны от своего имени и от имени тех, кто их получил. Но еще мы должны благодарить весь Русский Народ за то, что он помог нам освободиться от этой язвы – нацизма.

     Товарищ Дерюэль уехал в Бретань сразу же после освобождения и мы больше не имели от него известий, а товарищ Соня – вышла замуж и тоже уехала. Недавно ко мне заходил Редельберже. Думаю, что он вам напишет, так как взял ваш адрес.

     Вы не должны нас благодарить, потому что вы тоже многое сделали для нас.  Мы были бойцами одной стороны, и это был наш долг.

     Большой вам привет и, надеюсь, что это мое письмо застанет вас и вашу семью в добром здравии.

                Вандевельд Анри. 24.11.64.»

     В 1979 году Александр Каргинов разыскал в Кировоградской области Николая Щербину. Завязалась переписка, вспоминалась, как страшный кошмарный сон, проклятая война. Оба они гордились тем, что стали людьми сугубо мирных профессий: первый – инженером-нефтяником, а второй – ветеринаром. Жизнь шла вперед, а война осталась далеко позади. Только в ранах и в памяти. Но, спустя почти сорок лет после победных залпов над Рейхстагом, она далеким эхом отозвалась в теле своего солдата. Далеким, смертельным эхом...

     В холодный январский вечер 1983 года в старом доме в Сураханах мучительно умирал изможденный долгой болезнью высокий худой человек с густыми серебряными волосами. В небольшой комнате близкие ему люди слышали лишь скрежет крепко стиснутых зубов и глухие удары человеческого сердца. Сердце было большим, честным и любящим, но и оно угасло к великому горю всех, кто знал его при жизни.

     После Александра Каргинова остались дети, внуки, документы, письма, фотографии и эта книга – его яркий след на этой земле. Читая ее страницы  думаешь о мужестве людей разных по возрасту, национальности, социальному положению и политическим убеждениям, которые нашли в себе силы и проявили мужество, когда, встав плечом к плечу, сказали свое решительное «НЕТ!» войне и нацизму. Поклонимся же им за это. Поклонимся и не забудем...

     Живет в Сураханах девяностолетний старец Михаил Каргинов. Часто по вечерам он садится за некрашенный деревянный стол, сколоченный русским парнем, которого французы называли просто Алексом, и надолго задумывается. А по щекам его, изрезанным глубокими, как раны, морщинами, текут непрошенные, скупые и горькие отцовские слёзы...

1986 – 1987.

На фотографии слева направо в первом ряду сидят: Александр Каргинов,Михаил Потёмкин, Василий Грищенко, Николай Щербина.Во втором ряду стоят: Елена, Станислав Жебер, Анели Жебер, Мария. Франция, г.Сульбуа,11 ноября 1944 г. Текст проиллюстрирован Арифом Умбатовым фотографией из архива автора. 2010.