Петр Петрович Сидоров жил своей привычной жизнью. Все у него получалось само собой. Родился, учился, устроился на работу, - все само собой. Каждый день он исправно ходил на службу, не задумываясь ни о чем.
Утро начиналось со звонка будильника. Петр Петрович просыпался, протирал глаза, опускал ноги прямо в домашние туфли и шел в ванную. Когда он возвращался в спальню, кровать была убрана, рабочий костюм и свежая рубашка лежали поверх покрывала. Переодевшись, Петр Петрович отправлялся на кухню, где его уже поджидали свежая пресса, горячий крепкий чай с тремя ложками сахара и яичница из трех яиц. Петр Петрович разворачивал газету и, пробегая по строчкам новостей, отхлебывал чай, откусывал кусочки булочки, заботливо намазанной маслом, и подчистую съедал "сопливую" яичницу. Во время просмотра страницы со сводками спортивных событий тарелка сама собой исчезала. На ее месте появлялся бумажный пакет с бутербродами и салатами на обед. Петр Петрович поднимался из-за стола и шел в прихожую. Ноги сами собой ныряли в начищенные ботинки, шляпа водружалась на лысину, потертый коричневый портфель с обеденным свертком оказывался в руках. Петр Петрович неспешно выходил из дома.
До остановки общественного транспорта рукой подать. Автобус неизменно подъезжал в тот момент, когда нога пунктуального пассажира ступала на разметку остановки. Петр Петрович проезжал несколько кварталов, выходил на остановке «Бытовая» и шел к проходной. Там он показывал пропуск, который всегда лежал в нагрудном кармане пиджака. Вахтер ответно приветствовал бухгалтера из заводоуправления.
Рабочий день протекал размеренно. Петр Петрович действовал по строгому графику, ежедневно выполняя необходимую рутинную работу, которая не каждому по силам. Он делал это исправно и четко, поэтому его ценили за прилежность и исполнительность. Ровно в 13.00 он доставал бутерброды и салаты. Поглощая их один за другим, бухгалтер прихлебывал чай, неизвестно откуда появившийся на его столе в 13.05. Затем Петр Петрович совершал моцион – просматривал заводскую газету и стенд с объявлениями в вестибюле. В 13.45 он возвращался к работе. В пять вечера бухгалтер собирал бумаги, закрывал стол на ключ, одевался и шел к выходу. На остановке садился в автобус и точно по расписанию прибывал домой.
Дома его ждали уютные тапочки, вкусный ужин, мягкое кресло, теплый плед, кружка молока на ночь. Петр Петрович смотрел телевизор, иногда вслух высказывал замечания по поводу увиденного и качал головой. Где-то на заднем фоне он смутно улавливал какие-то звуки. Порой ему чудилось эхо. Но он тут же отмахивался, откуда в городской квартире могло быть эхо? Тревога тут же растворялась в приятной лени. Незаметно он задремывал в кресле. Потом телевизор гас, Петр Петрович пробирался в темноте к постели, уже приготовленной к ночи. Спал он прекрасно и только звон будильника вызывал его к началу нового дня.
Однажды Петр Петрович проснулся и долго не мог понять, что же не так? «Ах вон оно что! Будильник не прозвенел! – подумал он, – может, я забыл его завести?» Но тут же вспомнил, что он никогда этого не делал. «Это весьма странно... – пробормотал Петр Петрович, поднимаясь на постели и опуская ноги в домашние туфли. Но вот незадача: туфель на месте не оказалось и его розовые пятки уперлись в прохладный пол. А тапочки валялись там, где он их скинул вечером. Петр Петрович испытал сильное смущение от вида этих неряшливо разбросанных тапочек. Он нащупал теплый ворс пальцами и ноги его юркнули в привычные норки. Вернувшись после ванной, Петр Петрович застал кровать точно в таком же виде, как и оставил. «Что за ерунда! Какой беспорядок!» – возмутился он, надеясь, что все еще разрешится само собой.
Кухня и вовсе предстала в неприличном виде: пустой стол без завтрака и газеты. Даже свет был выключен. Недоумевая, Петр Петрович нашел чайник и поставил на огонь. Дальние уголки сознания подсказали ему давно забытые действия. Он нашел хлеб, отрезал кусок, намазал масло и стал жевать, размышляя, куда же пропала его привычная жизнь? Пакета с обедом Петр Петрович не нашел, пришлось намазать еще пару кусочков хлеба растаявшим маслом. В прихожей он с трудом отыскал свою одежду, а портфель валялся в непривычном месте. Опаздывая к автобусу, запыхавшийся мужчина забрызгал брюки до колен, но все же впрыгнул и повис на подножке задней двери.
В проходной за Петром Петровичем скопилась очередь из-за того, что он никак не мог найти пропуск. Люди возмущались и ругались. Петр Петрович стыдливо отошел в сторонку и стал обыскивать карманы. Наконец он отыскал пропуск в портфеле, прошел через вахту и направился к заводоуправлению. В кабинете все были удивлены опозданием Петра Петровича. Одна грузная дама подошла и шепотом спросила:
– Что случилось, Петр Петрович? Надежда Михайловна куда-то уехала?
До конца рабочего дня Петр Петрович только и думал о том, кто такая Надежда Михайловна? Но никакого вразумительного объяснения факту существования сей женщины он не нашел и решил, что это все происки недоброжелателей.
Домой он шел насупленный, озираясь по сторонам. У подъезда ему встретилась соседка и всплеснула руками:
– Петр Петрович, миленький! Надежда Михайловна уехала?
Мужчина оторопел. Он помнил соседку, но вот кто же такая Надежда Михайловна он не имел ни малейшего понятия. Неожиданно Петр Петрович проявил прыть, взбежал по лестнице, спрятался от раздражающего мира в темном коридоре за дверью. Когда удары в груди стихли, он разделся, поставил портфель на банкетку и прошел в комнату. Там было тихо и пустынно. Он вспомнил, как он бывало возвращался домой: тепло, светло, уютно, тапочки наготове... Петр Петрович пошевелил пальцами ног, ощущая холод пола. Где же тапочки? Он снова вернулся в прихожую и нашел тапочки. Стало лучше. Ноги обрели знакомую мягкую оболочку, и их хозяин почувствовал себя увереннее. Он снова вошел в темную комнату, где обычно уже был накрыт маленький столик к ужину и работал телевизор, показывая его любимый канал.
Включив свет, хозяин квартиры обнаружил, что маленький столик стоит сиротливо в углу. На нем не было ничего, кроме салфетки-макраме и вазочки с искусственными цветами. «Фу, какое мещанство», – поморщился Петр Петрович. Затем он включил телевизор и выбрал нужный канал. Удобное кресло признало своего хозяина и заядлого болельщика. Но Петр Петрович не расположен был сегодня смотреть любимые передачи. Ему не давала покоя мысль о загадочной Надежде Михайловне. Вдруг его осенило. Если люди считают, что он имеет какое-то отношение к этой Надежде Михайловне, то следы ее присутствия он обязательно обнаружит у себя дома. Словно ужаленный, мужчина вскочил и стал шарить по всем полкам в серванте и стенке.
На глаза попался фотоальбом. Он схватил его и стал листать. «Боже мой! Кто эта женщина на всех снимках? – восклицал Петр Петрович, открывая новую страницу с фотографиями, – Почему я обнимаю чужую женщину?» Больше всего удивляло выражение собственного лица: счастливый идиот взирает на полноватую шатенку с короткими локонами и мушкой над верхней губой. Мужчина поплелся в прихожую, чтобы рассмотреть физиономию в зеркале. На него смотрел изрядно полысевший, обрюзгший тип с отвислыми щеками.
«Неужели это я?» – ужаснулось зеркальное отображение. Затем оно показало язык и зыркнуло глазами на бедного Петра Петровича. Он невольно отшатнулся и направился в комнату. Там он сел и вновь уставился в альбом.
«Мужчина на фотографиях – это определенно я, без сомнений, – размышлял Петр Петрович, – но я так сильно изменился, сколько же лет прошло с тех пор? Значит, Надежда Михайловна – это та самая женщина с фотографий». Дабы убедиться в этом, он вытащил снимок, где молодая красотка кокетливо улыбалась и придерживала тонкими пальчиками легкомысленную шляпку с бантом. «А вот и надпись, – обрадовался мужчина, – Любимому Петруше от Наденьки». Щеки и уши Петра Петровича заалели. Он совсем не помнил, чтобы его называли Петрушей. «Фу, какая мерзость!» – нос сморщился, выражая презрение уменьшительно-ласкательной форме хозяйского имени. Петр Петрович засунул снимок на место и стал переворачивать листы альбома один за другим, надеясь найти ключ к разгадке. И вот, словно подарок судьбы, из последнего кармашка выпал лист бумаги. Петр Петрович нетерпеливо развернул его и прочитал: «Петенька! Если ты уже все вспомнил, то я готова вернуться. Телефон: 5-036-021. Звони, когда соскучишься. Твоя Наденька».
«Тьфу-ты! Петенька, Петруша... Да кто она такая, чтобы меня так называть?» – Петр Петрович скомкал листок и вдруг застыл в невыразимом ужасе: на безымянном пальце правой руки он увидел обручальное кольцо. Бросив альбом, он словно разъяренный бык ринулся к стенке и стал вытаскивать коробки со всяким хламом, чтобы удостовериться. Проклятое свидетельство о браке оказалось самое что ни на есть настоящее, где каллиграфическим почерком по водяным знакам Надежда Михайловна была вписана его законной супругой. Петр Петрович не хотел в это верить. Как он мог так долго жить, не замечая присутствия рядом женщины? И почему же она вдруг исчезла? Вопросы брали на абордаж кипящий мозг Петра Петровича. Он пытался отмахиваться от них, но вяло, понимая, что ответы могла бы дать только сама Надежда Михайловна. Но звонить по указанному телефону он не смел.
Измучившись в поисках выхода из сложившейся ситуации, Петр Петрович незаметно для себя уснул. Во сне он вздрагивал от ужаса и безысходности. Жизнь солидного и уважаемого человека шла под откос. Он понял, что не умеет сам заправлять кровать, готовить завтрак, находить вещи, создавать уют. Ему было тоскливо и скверно. Он зарос грязью. Всклокоченные волосы торчали дыбом, на рубашке появлялись бесконечные пятна, тапочки безвозвратно исчезли, масло закончилось, хлеб зачерствел, портфель разорвался, пропуск потерялся. Он отчаянно хотел есть и пить. С работы его уволили, потому что он опаздывал и срывал проекты. Стал он нищим и просил милостыню на местном рынке. И тут к нему подошла уже немолодая, но миловидная брюнетка и сказала сладким голосом: «Петенька, милый, что ж ты так и не позвонил?» К тому времени бедолага уже так измучился, что просто прильнул к белой пухлой ручке женщины и заплакал: «Наденька, не оставляй меня! Я прошу: вернись ко мне!» И тут Надежда Михайловна открыла сумку, достала будильник, завела и держала навесу, пока он пронзительно звенел.
Петр Петрович вскочил с непросохшими слезами на глазах. Тапочки аккуратно стояли рядом с кроватью. Он боязливо сунул ноги в уютные норки и на цыпочках прошел сразу на кухню, откуда слышались знакомые звуки. Вкусно пахло ванилином и сдобой. Румяная женщина в ажурном фартуке хлопотала у плиты. Увидев мужа, Надежда Михайловна сказала:
– Петенька, ты проснулся! А я тут пирожков тебе напекла. Именины нынче у тебя, Петруша!
– Наденька, – пробормотал Петр Петрович, – ты вернулась?
– Что ты, Петруша, куда ж я денусь? Иди умывайся, золотой мой. Чайник вот-вот закипит.
Петр Петрович чистил зубы и отчаянно сплевывал. Он все еще злился на дурацкий сон, а Надежда Михайловна в это время говорила в телефонную трубку:
– Настасья, сработало! Он меня заметил наконец-то! Ну все, пока, родная, я тебе потом позвоню, когда Петр на работу уйдет!