Стыдно... навсегда

Волеро Дивус
      Мне стыдно.
      Думал, с годами пройдёт, забудется — нет, не прошло...
      Кампания у нас была крепкая: классные девчонки, несколько парней из тех, что поумнее, да мы с Костиком. Костян за старшего, «держал» нас: сильный, девочкам нравился, на гитаре мог... Решительный был, сам я не такой, а с ним всё как-то ловчее шло — в классе нас боялись, в школе уважали.
      Так бы всё и помнилось, но...

      Её спортивный костюм смотрелся нелепо — морщинистое лицо, толстенные линзы очков, старенькие кеды:
      - Два года, детки мои. Два года — и вы закончите школу... вся жизнь впереди!  - так она сказала на первом уроке. - Эти два года я буду заботиться, чтоб вы были сильными, крепкими... Я, милые мои, — ваш новый учитель физкультуры.
      «Заботиться», «сильными»... Другие говорили не так, всё больше фальшивили, а старушка и правда вроде как: «милые», «детки».
      Перекурили мы в туалете, посмеялись: «детки», надо же!..
      А на следующем уроке снова:
      - Два года, детки мои. Два года — и вы закончите школу... - и так до конца, слово в слово!
      Покурили мы снова, но смешно уже не было. Обидно стало: неужели кроме старой маразматички не нашлось нам во всём городе физкультурника?
      Третьего урока ждали с опаской: вдруг снова слово в слово?
      Снова. Слово в слово. Она не помнила... ничего!
      Нормативы там, оценки — каждый раз словно заново в школу приходила. Мы — ей:
      - Это сдавали!.. Уже бегали!.. Смотрите, вот же ваша подпись, оценки вот они! - в журнал тычем.
      Смотрит, улыбается виновато:
      - Простите, милые, что-то я всё забываю. Спасибо, детки, спасибо... - и к нам: кого погладит, кого приобнимет, как родная бабушка прямо.
      Разные мы были. Хоть не из нашей кампании, но нашлись, что оказались повзрослей — к завучу, к директору...
      - Склероз у неё, - развела руками завуч, - да сын-калека... Лечить его надо, а на пенсию много налечишь?.. Сама она просилась, как отказать?
      Директор, та, говорили, сразу в крик:
      - Ну и что?! Склероз мешает вам прыгать?! Вот и бегайте! Ничего! Невелика премудрость, секундомер держать. Сами уже взрослые, разберётесь как-нибудь!
      Разобрались...

      Костик сделал это первым.
      Он подошёл к ней сзади и пнул ногой. При всех. Просто так.
      Старуха обернулась:
      - Костя... ты что?
      - Ты, - скривился в усмешке Костян, - старая обезьяна...  - Посмотрел на нас — все замерли. - Пикнешь — в бубен дам! - Рванул журнал и ручку, учительница в испуге отшатнулась. Костик что-то вписал. - Тебе пятёрок сколько ставить? - посмотрел на меня.
      - Костя... - выдохнула старая, - да как же, милый... как же ты?.. Что же ты делаешь?
      Костян сплюнул жвачку, захлопнул журнал и швырнул его на пол, потом, вразвалочку, в раздевалку. Лишь у двери обернулся — затаив дыхание, все смотрели ему вслед.
      - Что стоите? - подмигнул. - Снимайтесь с ручника!..
      Учительница подняла журнал, стряхнула пыль, губы её дрогнули:
      - Родителей... в школу.
      Костян усмехнулся, дверь за ним захлопнулась. Старая посмотрела на дверь, потом отвернулась к окну.

      Мы разделились.
      Половина, как и я, была за то, что бабка вспомнит. Костик же с остальными — что нет. Мы без конца курили и спорили, в туалет набилось много, даже с других классов — Костян вошёл в моду.
      Она не вспомнила. По-прежнему звала нас «милыми» и «детками».
      И снова Костян: вышел из строя, взялся разматывать волейбольную сетку.
      - Костя... Костенька... подожди. Волейбол после прыжков, Костя! - бабка осторожно потрогала Костяна за плечо. - Через козла будем прыгать, Костя, стань в строй, милый... Деточка, стань, пожалуйста.
      - Отвали, - Костян отдёрнул плечо, - сама прыгай. Помоги! - Костян кивнул в мою сторону — ноги словно бы одервенели... - Ну! - прикрикнул. - Или что, тебе слабо?
      - Нет, - сглотнул, все смотрели на меня, - не слабо. - Вышел из строя, мы начали натягивать сетку.
      - Мальчики, - бабка смотрела в отчаянии, - я поставлю вам двойки. Так же нельзя!.. Сначала — норматив, потом — волейбол!
      Костян выматерился — сетка не вязалась — отбросил конец верёвки:
      - Журнал дай, - навис над старухой, та отступила. Костик проставил оценки. - Смотри! - показал журнал учительнице. - Все пятёрки! Видишь?! Вот он, твой козёл!.. Все сдали, пятёрки, ты поняла?! - класс одобрительно загудел, физкультуричка отступила ещё на шаг. Потом ещё.
      Она пошла, было, к двери, кто-то крикнул:
      - Она ещё помнит! - но Костян сообразил и сам, подскочил, схватил её за плечи:
      - А ну стой!.. Раскатывай сетку! - это он уже мне, я кинул волейбольную сеть на пол спортзала. Костян толкнул — бабка упала. - А ну скатывай её! - здесь уж навалились все.
      - Миленькие!.. Хорошие мои!.. - слышалось за нашими криками. Я был ближе всех: бабка перегнулась пополам, словно бы ударили в живот... может в толкучке и вправду кто ударил? Она хваталась за ячеистую паутину. - Детки!.. Миленькие!..
      Мы дружно закатали её в сеть.
      - В подсобку! - скомандовал Костян. - Пока футбольца сгоняем — всё забудет, а мы её освободим как будто... а?!
      Все расхохотались.
      Бабку втащили в подсобку, заперли.
      Девчонки пошли в раздевалку, мы же взялись за мяч. Пока играли, в спортзал никто не заглядывал, сюда вообще кроме физкультурников да нас никто не заходил, разве что на линейки там, чтобы всех построить.
      - Надо вытаскивать, - Костик отшвырнул мяч, открыли подсобку. - Эй!.. - Костян пнул сетку — ни звука. - Эй! - Костян потянул, сетку размотали: бабка была без чувств. - Вот бля... - Костик пощупал пульс, - твою мать! На скамейку её!.. К завучу! Ты, - указал на меня, - предупреди девчонок! И скажи, что не дай бог кто сболтнёт! Все закатывали, понял?! Все!..

      Скорая приехала быстро.
      Врачи не мешкали: вкололи в руку, капельница, носилки... Костян схватил докторшу за рукав:
      - Что с ней?!. Жива?!.
      - Сердце! - доктор отдёрнула руку.
      - Сердце... - Костик повернулся к нам: - Пошли, перекурить надо.

      - А если померла?! - наседали мы. - Ты понимаешь, что будет?!  За старую каргу, в тюрьму!.. Мы не хотим!.. Не хотим!.. Это же мы!.. В сетку!.. В тюрьму!.. Блин!..
      - Не помрёт она! - отбивался Костян.
      - Если бы ты не выёживался, так ничего бы не было!.. - кричали девчонки.
      - Если вы болтать не будете, то ничего и не будет!!! - перекрикивал Костян.
      Спорили долго — страшно!.. А вдруг бабка умрёт? А вдруг кто про сетку скажет?..
      - Идём! - Костян растолкал всех, пробрался к выходу из туалета. Мы стояли, никто не тронулся. - Пустой базар: умерла — не умерла... Поедем в больницу, там яснее будет! - все ринулись Костику вслед.

      В больнице встретили с пониманием: класс пришёл узнать об учительнице — что за дети! Вышел завотделением:
      - Жива. Сильнейший приступ, сердце... В её возрасте бы не работать, да ещё и с детьми. Тяжело ей с вами, наверное, - врач улыбнулся, похлопал Костика по плечу.
      - Что вы, - Костян отвернулся, - мы ей помогаем даже... - Девчонки прыснули смехом.
      Стало легче, собрались уходить, но тут, из ближней палаты, выкатился дядька в инвалидной коляске:
      - Ребята! Ребята, пойдём... - он кивнул на дверь палаты.
      Все замолчали.
      Никто его не знал, но поняли, наверное, все: это сын её, калека.
      - Не... - поднял руки Костян, - нам пора, спасибо, мы пойдём!
      Мы закивали:
      - Да!.. Пойдём!.. Пора!
      - Ребята! - калека подкатил вплотную. - Мать просит... ей так плохо. А вы... вы же пришли, ей это важно. Хочет вас увидеть, очень просит... ну пожалуйста! - инвалид взглянул на врача, тот пожал плечами:
      - Пусть идут. Это может помочь.
      Вошли.
      - Милые мои, - морщинистое лицо, тяжёлое дыхание, - детки... вы пришли. Деточки мои...
      Мы сгрудились у порога.
      - Ну?.. Что же вы встали? Подойдите... Костик... иди, дай обниму тебя, милый,  - она потянулась, было, рукой — Костян отпрянул, наступил мне на ногу. - Вы такие добрые, пришли ко мне...
      Мы не шевельнулись.
      - Не помню, как плохо стало... - приложила руку к груди, поморщилась, - вы уж простите, что напугала вас, милые... А сынок вас увидел, так я попросила... мне так приятно, детки, вы такие... Беспокоитесь... Я так рада, что вы пришли, - заплакала.
      Костян: он взялся за воротник, расстегнуть, но пуговица не далась, тогда Костик рванул — пуговичка цокнула о пол, закатилась под кровать.
      - Пустите!.. - Костик рванулся к двери, выбежал, мы потянулись следом.

      Она умерла неделей позже.
      Наша кампания распалась. Закончив школу, больше не встречались. Зря, наверное... Поговорить хочется. Ведь я никому не рассказывал: ни родителям, ни жене. Поговорить бы... нет сил молчать.