В первые апрельские деньки, когда солнце пробуждает к жизни все живое, коту-Ромке исполнился год. И он почувствовал себя взрослым.
Ромка был необычным котом. Его отличал кроткий нрав и исключительная доверчивость к людям. Он напоминал монаха, сидящего на одном месте и медитирующего часами. Он не гонялся за мошками, и даже если паучок заползал ему под лапку, он не трогал его, а только наблюдал, а в глазах читалось: «Здравствуй, брат, куда ты держишь путь?»
Внешний вид у него был под стать характеру. Белый, пушистый сибиряк, с редкими серыми пятнышками, и ясными, открытыми желто-зелеными глазами. Казалось, он напрочь лишен хищности и даже озорства, присущего кошкам. Если не время медитации, он зарывался в полиэтиленовый пакет, найденный на кухне, и в нем спал. В каждой детали его поведения проступали странности. А когда весеннее солнце распалило Ромкины мечты, он учудил то, с чего и началась его бедовая история.
В тот злополучный день, он наблюдал с окна пятого этажа за проснувшейся жизнью во дворе. Местные кошки призывно мяукали, будоража Ромкино воображение. Он начал внимательно вглядываться вниз, где жизнь ему представилась самой, что – не наесть, настоящей. И соскользнув с подоконника, исчез…
Недели в неведение таяли, а с ними и надежда хозяев увидеть Ромку. Даже если ему повезло, и он не свернул шею во время полета, такого белого и пушистого флегматика никто не подпустит к миске с едой, а мышь или крыса первые его укусят или съедят.
Но он вернулся домой на исходе шестой недели.
Хозяйка вошла в подъезд, открыв тяжелую железную дверь с помощью домофона. Преодолев первые три ступени, она встретилась с котом глазами. Он наблюдал, за входящими в подъезд, со следующего лестничного проема, высунув голову между прутьев. Так лучше видно, а главное - безопаснее. Было очевидно, что он ждал своих, опасаясь чужих, готовый в тот же миг податься в бегство.
Сразу поразил взгляд кота. Боль, задавившая все его существо и застывшая пеленой страха перед глазами. Она была видна и в приземистой поступи кота. Он передвигался виновато и крадучись. Даже столкнувшись с агрессией, он не озлобился, а только испугался так, что больше не бывает. Он так низко прижимался к бетону подъезда, что казалось, еще немного усилий, и он поползет, как змея, силясь, стать невидимым, да хоть бы и провалиться сквозь землю! Все лучше. И это, единственное, его волновало, а еще, иногда, мысли о доме, где он жил до печального утра. Мысли о его мисках, о нежных руках хозяек, неспешно-струящемуся теплу.
Кроме несчастных глаз кота, поражала его отвратительная серо-черная шкура, с налипшими, а местами и въевшимися комками грязи. Это нельзя было назвать шерстью.
Хозяйка шагнула к лифту, Ромка к ней на встречу.
-Рома, что с тобой случилось?
Он ответил протяжным и пронзительным – Мяу!- Казалось, что он вложил в этот кошачий звук всю пережитую боль
Лифт открылся, и Ромка вбежал в него за хозяйкой. Он доверял ей полностью, и готов был слепо следовать за ней, куда - угодно, тем более - домой. За порог он шагнул смело, и встал посреди комнаты, заново узнавая привычную обстановку. Он любовался всем, что видел и успокаивался.
Хозяйка понесла его в ванную комнату, ничего не поделаешь, другого выхода из положения не было. Включила душ и грязь полилась черным потоком. Она пропитала и душу, и тело кота. Тело надо было спасать немедленно, покуда душа его не покинула и вовсе. Оно, это тельце, стало настолько легким, что казалось, сейчас смоется грязь и кот растает.
К черным потокам неожиданно присоединились красные
-Что за чертовщина? - Вскрикнула женщина, и тут же приподняла и оглядела кота. Из правой задней лапки струилась кровь. Она была перегрызена на месте сгиба.
Хозяйка представила, как он лежал в подвале все это время, растерзанный своими более сильными сородичами, не принявшими чужака в свою стаю. А кот не мог не то что - бы защититься, а даже унести ноги. И куда его выбросило из теплого и уютного дома, за какой романтикой, Рома, шагнул. Надо же было его так назвать.
Рассматривая его, она увидела лишай на мордочке.
-Да - подумала женщина - и эта учесть не миновала твоей бедовой головы. Такие дурашки всегда получают с лихвой. Твоей декоративностью стоило украшать подушку дивана, не более. Благоухающий белый жасмин стал пожелтевшим репейником. Дай Бог тебе выжить, а нам не заразиться. Ума не приложу, куда тебя девать, с твоими болячками и как лечить? А домой-то дошел, изловчился, только сумев передвигаться на сросшейся лапе. И выждал момент, что бы втиснуть в подъезд свою облысевшую от лишая голову. Знал, что тебя только здесь не бросят и не оставят.
После душа, хозяйка достала свою старую блузку и, посчитав, что она отслужила свой век – завернула дрожащего кота. Он не сопротивлялся и был как ватный.
Ничего не придумав лучше, этот нелепый сверток, женщина положила на пол кухни. Там нет ковра, пусть обсыхает, а пол можно будет, позже, продезинфицировать.
-Сейчас попробую тебя накормить - сказала она ему или уже себе, в полголоса - отварю рыбку, от этого ты никогда не отказывался.
Теперь казалось, что пережитые котом страдания, сильнее проступали наружу. В безопасности боль затопила все его маленькое и беззащитное существо. Он сильно зажмурился и даже не понюхал поднесенную пищу.
-Нет сил или аппетита, Ромка?
Он одобряюще взглянул на нее, словно силился заплакать, но не умел. Он же кот, а коты больше терпят, чем выражают свои эмоции.
-Вот тебе и гуляющий сам по – себе. Был белый пломбир, да плюхнулся в грязь, из своего вафельного стаканчика.
Он неожиданно жалобно мяукнул в ответ на ее монолог и поднял, лишенные прежней радости, глаза. Было, похоже, что он осознал, что-то бесконечно-важное для себя и ему хотелось поделиться с ней. Кот был уверен, что его поймут.
-Ладно, не переживай, теперь ты в безопасности. Восстанавливай силы. Замешкалась я с тобой, скоро дочка придет из школы, займусь приготовлением обеда.
И она принялась кромсать ингредиенты для окрошки. Когда же очередь дошла до нарезания колбасы, Ромка мяукнул изо всех сил, выпрашивая кусочек. То ли по - старой памяти, то ли и вправду ощутил голодный спазм, но протянутую колбасу он проглотил в два счета.
-Вот и славненько - сказала женщина - мы еще поборемся за жизнь. Ведь, вправду, малыш? Давай-ка я тебе, еще, колбаски накромсаю! Он глянул признательно в глаза, но больше есть не стал. Сил было мало.
-Сколько же дней или недель тебе ничего в рот не попадало? Какой же ты, маленький и глупенький, Ромочка. Больше не убежишь, надеюсь? Или убежишь, когда все забудешь? Скорей - всего, такие моменты не забываются, не одним живым существом.
Сейчас позвоню дочери, пусть угадает, кто вернулся домой, на свою кухню.
Через пару часов кот был подвержен медикаментозному вмешательству и выдворен, на время, на балкон. Створки закрывать не стали, его долго не потянет на улицу.
Вечером и поздней ночью, как из аквариума, кот часами смотрел на хозяек, все, понимая и не просясь в комнату. Улица осталась за спиной. На этот раз, пронесло…
О, этот пьянящий воздух свободы…
Волной ударил коту в голову, пронзил на сквозь, и чуть не вынес душу наружу.
Кот оказался не готов к прыжку в неизвестность. Все что распростерто за пределами его пространства, оказалось бедово-горьким, и без пяти минут, роковым.