Она бросила все дела, и уехала на Далекий Берег. Была жара, на сердце было прекрасно. Точнее начинало становиться прекрасно, чем больше она удалялась от севера на юг. Она была одета в длинную белую юбку, во всем белом. Приехав в М, она оставила чемодан на вокзале в камере хранения, и пошла искать не дорогой, но удобный отель. Не зная города, она прошла сначала к морю, разведала местность, и попыталась найти отель у моря, но там были только самые дорогие. Тогда она вернулась снова к вокзалу, где провела новый мониторинг, после чего выбрала приличный отель у одного араба. К ее сожалению, там, как и везде, не было сателлита. Ей приготовили вкусный кофе. Расположившись в комнате, Исмина собрала вещи на пляж, и отправилась купаться. Было воскресенье, ничего не работало, кроме отдельных кафе с мороженым. Повсюду были пальмы. Достав фотоаппарат, Исмина начала фотографировать.
После купания поздно вечером она снова пошла на пляж, прогуляться по городу. Обида на своих, или бывших своих, довела ее до этого, думала она, до того, что она приехала сюда одна и была готова познакомиться с кем угодно. Все платные пляжи были уже закрыты. Она пошла среди людей по платформе вдоль побережья. С ней познакомился один араб, она не отказалась с ним поговорить, просто из-за скуки, хотя ни внешне, никак иначе он ее совсем не привлекал. Теперь они прогуливались вместе, и беседовали по дороге. Свобода, вот она в чем заключается, моя свобода, думала она.
- Ты откуда? – спросил он.
- По происхождению с Востока, - ответила она. Ей не совсем была приятна эта тема.
- Ты была замужем?
- Я была помолвлена, он умер, - сказала она.
- Я тоже разведен, - сказал он. Было видно, что он не понял, что она сказала.
- Я сказала, мой жених умер, - с раздражением возразила она.
- А что случилось?
- Просто умер.
- Да? А где это было?
- Я не хочу обо всем этом говорить. Не хочу вспоминать прошлое.
- Извини, я понял, – сказал он.
Ей было действительно неприятно об этом говорить, тем более врать, тем более возвращаться в какие-то события, от которых она уже была оторвала, и духовно теперь стремилась удалиться от них. Она шла, и мысленно отрывалась на тех, кто причинили ей боль своим недоверием и равнодушием. И она продолжала им мстить своим лицемерием.
Насколько далеко я зайду, где вы меня остановите? – с усмешкой думала она. Она даже хотела, чтобы ее так увидели. Ей было плевать теперь на все. Они были для нее никто.
Потому что они сами сделали себя никем перед ней, те, кого она раньше уважала больше всех других. Они поставили ей непомерные требования, не уважали ее, и теперь она издевалась над ними, открыто и тайно, и это доставляло ей непомерное удовольствие, взамен всех других нормальных удовольствий, которых они ее лишили. Она хотела теперь просто отдыхать от них, не важно, в какой стране и в каком городе.
Но вот они встретились ей здесь. На скамейке, которую она со своим спутником проходила мимо на своем пути по побережью, сидела целая группа. Когда она проходила мимо них, они обернулись на нее.
- Хо нохчи юй? – спросил один. Она сделала вид, что не расслышала, и демонстративно прошла мимо. Внутри у нее все трясло, и одновременно ликовало. Вот теперь пойдут слухи по всему городу, что я здесь гуляю с арабом. А что мне до них? Плевать я хотела на них. Этот араб для меня никто, ноль.
- Сейчас меня встретили свои, и окликнули меня, - сказала она своему попутчику. – Они могут следовать за мной.
- Да? Это что, шпионаж?
- Да, у нас это нормально.
- Ты разве не свободна?
- Свободна. Но они так не считают.
Они оба усмехнулись. Они дошли до перекрестка.
- Я здесь не далеко живу, - сказал он.
- Мне нужно назад, - поставила она его перед фактом. – Я пойду другой дорогой, не по набережной.
- Очень жаль, что тебе уже пора, и что ты завтра уезжаешь. Лучше бы ты осталась еще на пару дней.
- Нет, не могу, – “Было бы ради кого”, думала она. Она и правда бы осталась, если бы было ради кого.
Он хотел с ней поцеловаться на прощание, как некоторые прощаюся друг с другом, но она его оттолкнула.
- У нас так не принято, - сказала она.
- Я тоже мусульманин, - запротестовал он. – Но разве у нас в Исламе не принято обниматься при встрече и прощании? Все так делают.
- Нет, у нас не принято, – отрезала она. – У нас своя традиция.
Она попрощалась, и перешла дорогу. Теперь она направилась одна назад другим путем, чтобы не натолкнуться на тех ребят, которых встретила на набережной. “Это все из-за того, что вы меня воспринимаете неадекватно, - думала она. – В этом ваша вина, не моя. И вам не в чем меня теперь обвинять.”
На следущее утро Исмина поехала из M. в Г. Там было прекрасно. Вначале трудно было адаптироваться, как обычно, первые минуты. Но потом пришло неотразимое чувство, что Италия – это нечто для нее такое родное, чего ей и недоставало все это время. Она с восторгом ходила по маленькому городу, в ожидании своего поезда на P. Это была ее цель в этой поездке. В спокойствии, равном светящему солнцу, она прошла по всему городу, пересекла мостик и продефилировала вдоль всего побережья, непрестанно фотографируя. По дороге конечно с ней пытались познакомиться. За это она любила Италию. Здесь были люди, а не фригидные существа, как во всех северных странах.
Но ее новый кавалер ей не подошел. Он был ниже ее ростом на голову, и она отказалась с ним даже знакомиться. Мило проулыбавшись и попросив ее сфотографировать, она указала ему на свое отсутствие времени и что она скоро уезжает, а поэтому нету смысла продолжать дальше. Обратно она шла уже одна. Как же было найти такого, кто ей бы понравился? Те, кто нравились внешне, были от нее далеко, и им не случалось пересекаться.
Вскоре она уже сидела в поезде на P. По дороге у нее возникало сильное желание высадиться в Л., но она решила преследовать одну цель, и не разбрасываться.
В Р. и начались ее приключения.
Как только она приехала, она хотела оставить багаж в камере хранения, чтобы, как обычно, осмотреть город, но на вокзале ee не оказалось. Исмине пришлось везти за собой тяжелый чемодан по всему городу, и искать море, чтобы найти там возможный отель. Но у моря ничего приемлемого в плане жилья не оказалось. Она дошла до автобусного вокзала и увидела туристический офис. Там она попросила ей сказать, где ей найти песочный пляж со свободным входом, и не дорогие отели. Ей назвали несколько и указали путь. Постольку она город не знала, то пошла в противоположную сторону, чем ей указали. Под конец она настолько иссякла силами, что зашла в первый попавшийся отель и остановилась там на первый день. Отель был очень старомодный, кровать там была очень маленькая, а для всего была прислуга, и даже одежду нельзя было погладить самой, она еле упросила дать ей утюг.
Выйдя из отеля, Исмина пошла опять в центр города, и там нашла все те отели, которые ей указывали, и еще много новых. В одном из них работала приятная русскоговорящая женщина. Там она и договорилась сразу на завтра, чтобы переехать туда, и чтобы быстро выкинуть эту головную боль.
После этого она пошла на пляж и искупалась. Вечером она долго гуляла одна по городу, и думала о том, как ей скучно, но ни с кем из тех, кто к ней хотел подойти, не знакомилась, потому что сразу видела, что это не серьезно, что все, кто хотели познакомиться, слишком страшные, и ниже нее ростом. Лучше вообще было ни с кем не знакомиться, чем знакомиться с такими. Один человек о ней очень беспокоился, и постоянно спрашивал, когда встречал ее, нашла ли она отель, и как у нее с жильем.
Другие тоже относились очень приветливо, и все стремились узнать, откуда она. Она отвечала, что с C, но было видно, что по происхождению и по манере одеваться она не коренная жительница. Она отвечала на этот вопрос как можно более размыто, потому что если этого коснешься, сразу все себе испортишь. Здесь ей сто лет не нужно было выдавать, что она связана с Востоком.
Расслабиться по полной. Послать и культуру, и учение, и это дерьмовое с-сское телевидение к черту. Сидеть где-нибудь в кафе. В ночном клубе. Плевать, что будет дальше, не смотреть больше на это. Не контролировать себя. Позволить себе все, что хочешь. В первую очередь любовь. Если бы она была. “Этот человек должен быть очень красивым. Иначе я не могу, иначе у меня «не встает» на него. Это единственное условие. Мне все равно, кем он будет. Если не чеченцем, то итальянцем, мне без разницы. Мне главное, чтобы у меня на него «встало». Я редко вижу таких людей. Все не те, не те, большинство. Я хочу чего-то особенного. Я хочу, чтобы он был темный и высокий, и не старый. Это все, что мне надо. Даже этого найти в этом мире невозможно. Только не сидеть здесь в четырех стенах. Поехать снова, снова на юг. Только на юге может встретиться что-то интересное. Туда, где люди без комплексов. Я имею в виду Италию. Другие мне даже не интересны. Они какие-то не такие. Арабы вообще попадаются противные. Испанцев я не хочу. О других я даже не говорю, я просто не представляю, что с таким можно делать. Только страстный и пылкий юг, только это я понимаю. Остальное слишком мелко. Он должен быть таким, чтобы смог меня водить по дорогим ночным клубам и чтобы мог часто звонить. Зачем мне такой, который не может звонить. Я уже устала от таких. Я хочу большей свободы. Мне надо, чтобы он жил более или менее на размах. Я не говорю, что мне нужен миллиардер. Они все равно все слишком старые и холодные. Но мне нужно, чтобы он хотя бы немного не помнил о деньгах. Как это все противно, постоянно помнить о деньгах. Я хочу, чтобы он дал мне забыть о них. Чтобы он возил меня на машине, показывал мне красивые и дорогие места. Если такого и в этот раз не будет, я приеду в третий раз. Что мне еще делать? Не сидеть же одной в этой пустой и тупой квартире!
Мой друг из Италии был хороший. И я даже скучаю по нему. Но у нас бы все равно ничего дальше не получилось, потому что не было любви. И у меня не могло бы уже возникнуть к нему любви, только дружба. Любовь это нечто другое и нечто страшное. Это когда ты не изображаешь скромность, и не ссылаешься на слишком короткое знакомство, или на традиции, или на нежелание, или, перед самим собой, на стыд. Это когда, наоборот, ты хочешь того, чего хочет другой, и тебе не стыдно за то, что ты пойдешь на это. Потому что это любовь. Она оправдывает все. Если бы была такая любовь, я бы плевала на все. Такую любовь я себе представляю.
Я хочу все забыть. Я хочу только, чтобы меня любили. Мне надоела жизнь без любви. Я так не могу. Я хочу бешеной, страстной, всепоглощающей любви, иначе я сойду в этом мире с ума. Учусь я тоже для нее. Одеваюсь для нее. Качаюсь для нее. Питаюсь для нее. Дышу даже для нее. Одно время я думала, что интернет мне заменит это, или прибьет к моему берегу такого человека. Но меня начало тошнить от этого, потому что знакомятся только эти фригидные нохчи, перед которыми нужно быть фригидной бусулб йиш, или какие-нибудь отпетые оборванцы, - другая их сторона. Если с таким познакомиться, попадется пьяница, бабник и наркоман. Поэтому нужно было быть перед ними бусулб йиш, чтобы такие точно не лезли. Но с другими у меня ничего не получается. Я думаю, что они даже уже и не реагируют правильно на женщину, если помешаны только на другом. Может быть это потому, что я была в хиджабе. Сами говорят, что любят таких, а на самом деле я ощущаю из-за этого каменное равнодушие. Лучше было одеваться как проститутка, чтобы тебя заметили. Они меня довели. Довели, что я сбежала от этих фригидных субьектов в Италию. И не жалею, и никогда не пожалею. И пусть моего сына будут звать не Халид, а Лоренцо, например. Значит вы этого заслужили.”
Они встретились совершенно случайно, на площади перед его домом. Тогда она еще не знала, что это его дом, уходящий на высокую гору, со множеством соседей и других жителей. Он сам ее окликнул. Вот теперь она не против была познакомиться, и ответила ему. Его звали Марко. Внешне он ей совсем не подходил, был опять небольшого роста, но в нем была какая-то искра, за которую она ухватилась. Оказалось, что его знал весь город, когда они шли вместе по городу, все с ним здоровались, ему постоянно звонили, и даже местные полицейские махали ему рукой.
Оставшиеся два дня они почти не расставались. Он водил ее везде, показывал город, покупал ей мороженое или кебаб, они постоянно сидели в кафе возле его дома. В последний день он возил ее в гору на мотоцикле, и уже постоянно возил с собой. Их объединял один интерес, который был у нее, конечно, же больше, чем у него. Они оба любили M..
Она ходит по своему городу без хиджаба, и она горда этим. Она показывает этим, что она больше не «бусулб йиш», и что она хочет быть доступной. Ошибкой было так скрывать свою красоту, которой природа ее далеко не обделила. Просто в своем намерении выйти замуж за приличного нохчи она зашла слишком далеко. Она потеряла на это два года и один месяц, включая ее неудавшуюся помолвку и ошибку в человеке. Это было для нее, как вечность. Теперь она решила исправиться. Когда она снимала этот блеклый хиджаб, который никак ее не украшал, и носила обтягивающее, вместо страшного балахонистого пиджака, то она начинала привлекать мужчин. Это ей было и надо. Даже европейцы начали вновь оборачиваться на нее, как в старые добрые времена, когда она была еще джахилькой. Не важно, думала она, пусть ее будущий муж с ней сначала дружит, пусть с ней встречается, к ней заходит даже, если нужно, пусть он даже курит, или делает что угодно, только чтобы он не гулял, и ее любил. Со всем остальным она готова была смириться. Зачем ей религиозный истукан, который будет к ней равнодушен? Ее стошнило бы от такого. Если невозможна и религия, и любовь одновременно, то она выбирала второе. Что было поделать, такова была ее природа. И здоровалась она теперь исключительно «де дик хулд шу», а не «ассаламу алейкум». Это означало, что в личном плане она отчаялась, как и в духовном тоже.
Можно разве спокойно быть «верующей сестрой», если у тебя в личном плане ничего не складывается? Одновременно она мстила им за то, что они не признали ее, когда она хотела быть их человеком. А теперь уже было поздно. То, что в ней было искренне, это было и оставалось совсем другим. Все равно они все были теперь отрезаны от этого. Это было не переделывание жизни на манер Ислама, а отстаивание своего права на жизнь и свободу. А в эмиграции нужно было просто жить по-человечески.
Когда интернета не было, и так называемых «братьев» не было, не было и лицемерных разговоров. Она хотела просто любви, а многие думали, что она хотела замуж, потому что ей некуда было деваться, или был нужный для этого возраст. Это были просто стереотипы мышления. Из любви должно было сложиться что-то подходящее, а иначе это было не нужно. Какие-то разговоры об Исламе, о женщине в Исламе, о женщине в семье, и т.д.. Она была уже всем этим сыта по горло. Этим стандартным сватовством, этим «свидетелем - без свидетеля», «второй женой - первой женой» и т.д.. Все ей надоело. Все разговоры. Потому что это все были только разговоры, и ничего больше. Форма одежды им должна была подходить, происхождение и ее поведение в семье, а не она сама! Как это все было тупо и противно. Ведь дело было не в форме одежды, не в громких заявлениях, и не в цитатах из Корана по каждому поводу. Дело было только в личном отношении. А никто не хотел этого понимать. Никто и не хотел по-настоящему жениться, если не хотел это понимать! Ну а погулять с ними – они были слишком некрасивы для этого. Доведенная до цинизма, Исмина могла этому только усмехаться.
Вначале они шли по набережной, и он ее сфотографировал. Она не помнила в точности, как она раскрыла ему, ради чего приехала. Она проверила его сначала, можно ли ему полностью доверять. Ито только под конец она сказала ему, какие именно диски и с какой итальянской музыкой она ищет.. И так и не дала ему понять, что она слушает на плейере один из них – она боялась, что он будет смеяться. Как она хотела бы быть такой же открытой, как он. Но ей приходилось быть осторожной, чтобы не испортить себе свою цель.
Он ее скрыл зачем-то от родителей, когда они смотрели фильм «Братство» у него дома, в последнюю ночь. Это выглядело так, как будто они уже были друг с другом, в то время как на самом деле между ними ничего не было. Он собрал всех своих знакомых, чтобы отговорить ее одной ехать на Юг, но это не помогло. Для нужных рекомендаций он пригласил даже человека, который был оттуда родом, и тот сказал ей, в каком районе ей лучше всего не останавливаться. Именно в этом районе она и решила остановиться..
Или все с К. были какие-то особенные, которые нравились ей внешне? Или все с юга Италии? Италия манила ее дальше вглубь. В том числе и в свой подспудный тайный мир.
Он привозил ее в спокойные места, наслаждаться этим ландшафтом и спокойствием, но она чувствовала, как внутри у нее все бурлит, и она не могла оставаться долго на одном месте. Внутренняя нервозность начинала доканывать ее изнутри. Она не была спокойным человеком, она была слишком бурной натурой, чтобы уметь наслаждаться чем-то ровным и спокойным. Ей нравилась бешеная скорость мотоцикла, когда он гнал его ввысь по горе, останавливаясь в ближайших селениях. Там было очень красиво. Он был внутри спокойным, и на детской площадке наслаждался идиллией и игрой детей. Она же не могла долго вытерпеть, сидя там. Потому что в картине чужих детей она видела только то, чем она была обделена сама, - как будто хорошим имуществом, принадлежащим другим, но не ей. Она хотела избежать этой картины у себя перед глазами, потому что тогда начинали набегать в сознании все те проблемы, от которых она как раз и хотела уйти. На море ей нравились бурные волны, бьющиеся о берег. Они сидели там вместе на камнях, и она говорила ему, как она любит во всем свободу.
В его квартире зашел разговор о Голландии, Исмина сказала, что она поддерживает ее свободные законы. Если отменить борьбу с наркотиками, сказала она, проблема отпадет сама собой. Он сказал, что здесь в них больше потребность. Еще зашел разговор о сексе. Она сказала, что имела секс только с мужем, очень давно. После этого у нее были только женихи, но до брака не дошло. Он сказал, что для него это нормально, иметь с кем-то секс и забыть потом о ней, что такова жизнь. Она сказала, что пока она не замужем и свободна, то может путешествовать. Он согласился с ней, что в браке это все закончится.
Менталитет у них был такой же, в целом, как и у нохчи, - хотя они были и не мусульмане. К разговору о сексе он полушутя заметил ей, что она же любит авантюры. Она сказала, что да, любит, но только не такие. Он все понял. Они просто досмотрели фильм до конца и он проводил ее домой. На утро ей было нужно уже уезжать. Он встретил ее у гостинице с мотоциклом, и довез ее с чемоданом до вокзала. Так они расстались, дав друг другу свой контакт, и обещав в скором времени приехать в гости. Она уезжала с хорошим чувством, но очень не хотелось вообще уезжать назад.
Еще один день она провела на пляже в М., пока ждала поезд на О. На свободном пляже, конечно же, она заметила группу местных нохчи, и они заметили ее. Но она не смотря на них, разделась в раздевалке, и пройдя в конец пляжа, пошла купаться. Заплывала она очень далеко, и видела, как вся эта группа нохчи обернулась на нее. Пусть смотрят, думала она. Я им ничем не обязана. Когда она шла. обратно с пляжа, она даже не посмотрела на них. “Это мой отдых и мой отпуск, думала она. Я не позволю здесь кому-то испортить его.”
Когда они летели на мотоцикле в P., и она держалась обеими руками за ручки сзади, чтобы не упасть, он спросил ее, какой она религии. Она сказала ему раньше, что изначально она с Востока. Ей очень не понравилось, что он начал говорить об этом всем своим знакомым, и она попросила его этого не делать. Она сказала, что ей от этого только больше проблем, и она хотела бы этого избежать. Он ее понял. На вопрос о своей религии она ответила, что она мусульманка. Но тотчас испугалась своего ответа. Она молча думала, и проклинала себя за это. За то, что она не могла ответить иначе. Теперь она боялась, что он будет косо смотреть на нее, что он будет бояться ее, не будет ей доверять и т.д. Она не хотела потерять его как друга. Она в ужасе готова была провалиться сквозь землю. Она попыталась объяснить ему, что у нее знакомые не мусульмане, что только некоторые родственники были мусульмане, и она тоже считается так из-за них, потому что у них всю традицию принимают таким образом. Она не хотела, чтобы из-за этого он и его окружение сделали ей проблему. Но потом это загладилось как-то само собой. Он сам заметил ей позднее, что она не мусульманка. Ей было странно это слышать от немусульманина, ведь он не знал ее изнутри, но она промолчала в ответ. Пусть лучше эта тема вообще замнется, думала она.
Она сказала ему, что все оставила, и что не хочет возвращаться к этому. И что она не хочет больше видеть нохчи, не хочет иметь с ними дела. В этом была ее боль, которую она пыталась заглушить чем угодно другим, в том числе и забвением, и публичным отречением.
Он был очень открытый, и не замечал даже, как выдавал ее с головой. Она чуть не сгорела от стыда, когда он закричал на весь свой двор о том, что она интересуется мафией. Как бы она хотела, чтобы он лучше промолчал. Ведь нельзя афишировать свои интересы, разные люди могут и повредить, может сформироваться и не то мнение, но она не могла ничего с этим поделать. Она только надеялась это как то перевести в шутку, и скорее забыть. В остальном было все нормально.
Когда они сидели на высоте горы, на скамейке, с которой, как на ладони, раскрывался весь город, она говорила о том, что она хочет дом в Италии. Они говорили о ценах на дома, он говорил о том, что она могла бы остаться там, и работать гидом. На площади в центре города, вечером, на скамейке, он сказал ей, что она могла бы остаться, и он нашел бы ей, где жить. Она и сама бы мечтала остаться на тот момент, но сказала, что она поменяла банк, и ей еще не выдали новую кредитную карточку, и она должна уехать ее забрать. Без денег остаться она тоже не хотела, это было слишком рискованно. Когда они сидели в кафе у его дома с его знакомым, тот в шутку заметил, что ей вроде бы рано еще для пенсии. Потому что она говорила, что она нигде не работает, и это, наверное, звучало для них очень странно. Марко заметил ей, что здесь в Италии ситуация очень сложная, он работал в индивидуальном бизнесе, но даже у них было трудно с прибылью, у всех там было много проблем, работать было негде, и оставалось только торговать наркотиками, а это означало вечно сидеть. Зашел разговор о тюрьмах.. Вероятно, кто-то из его родственников сидел.
Он в шутку говорил, что он здесь «капо», что весь дом и весь двор обращается к нему.
Она сказала «риспетто». Когда они смотрели фильм «Братство», он спросил, почему ей это нравится? Она ничего не ответила. Она сказала, что это не изменило ее мнение. Вероятно он хотел, чтобы она просто не уезжала оттуда, и не ехала туда, куда ехать было для нее рискованно. Но никогда нельзя было отвратить от ее цели. То, что она себе вбила в голову, она должна была сделать, в другой или в какой угодно раз. Надо было искать дальше то, что она искала. У нее и выбора особенно не было.
Когда она уехала снова к себе на север, в сердце у нее оставался юг. Она теперь твердо решила туда переселиться, чтобы быть в 10 минутах езды от Италии. Как же быстро менялись ее цели!
Когда она приехала, она пришла к своим знакомым, у которых не была уже больше двух недель. Жены ее знакомого не было дома, он сказал Исмине, что она может остаться, и она заночевала у них. Исмине было уже все равно. Она ему все рассказала, и показала фотографии. Он в шутку сказал, что она изменница. «Кому и в чем я изменяю?» - спросила она. Он видел, куда она клонится, она и хотела, чтобы он это ясно видел. Она сказала, «да, я изменница». И еще призналась, что купалась и каталась на мотоцикле, и что у нее знакомый в Р., и что она не хочет больше ничего, кроме солнца, моря и Италии, и что ей не 50 лет, чтобы сидеть дома. Он сказал, что надо заниматься чем-то серьезным. Она сказала, что все равно она здесь ни с кем познакомиться не может и не хочет, и что хочет ездить. Он это не одобрял, но ничего не сказал. Они пол ночи смотрели кино. Он в шутку спросил, а больше ничего между ними не было, кроме мотоцикла? Она ответила нет, и что она не хочет врать, и чего не было, того она и не говорит. Утром она ушла к себе домой. Чтобы остаться опять неделю одной, в своих воспоминаниях и планах о короткой нормальной жизни..