Чемодан оттягивал руку, обезображивая фигуру в виде буквы «С», наглядно демонстрировал закон всемирного тяготения. Старый, громоздкий чемодан, с острыми углами, окованными металлическими накладками. По причине своей раритетности – без колесиков. До колесиков чемоданных дел мастера во времена создания этого монстра еще не додумались.
Она тяжело поднялась по ступенькам, перетаскивая чемодан с одной бетонной плоскости на другую. Вошла в здание вокзала. До отхода электрички оставалось более 40 минут. Других, более близких вариантов, равнодушное расписание не предлагало. Свободное место обнаружилось на ближайшей скамье. С облегчением села (чемодан поставила у левой ноги), утомленно закрыла глаза. И тут же, будто невидимый киномеханик получил команду, включился проектор памяти. Словно кадры кинохроники замелькали образы в ускоренном показе.
Родной поселок на берегу равнинной речушки. Летом все удобные места вдоль берега доступны для купания. Выпускной, учеба на бухгалтерских курсах и… работы в поселке по специальности нет. Помощь матери по хозяйству: живность на подворье, готовка, стирка, присмотр за младшими братишкой и сестренкой, погодками. Год спустя все обрыдло, пришло решение поискать работу в городе. Большой фибровый, еще бабушкин, чемодан, не чемодан, а натуральный сундук, вобрал в себя все ее пожитки. Работу удалось найти на удивление легко и быстро. Правда, тоже не бухгалтером, а менеджером на фирме, но это вполне устраивало. В поселке таких денег не заработать. Съемная однушка на окраине. До работы далековато. Но не пешком, как дома, на троллейбусе. К тому же сама себе хозяйка и в туалет – не на улице зимой морозиться, и своя ванна, чем не баня? Приветливый коллектив. Дружный, на собирушки с выездом на природу, корпоратив по-фирменному, за два прошедших месяца уже один раз выбирались.
Сидеть на скамье было жестко. И больно. Она поерзала задом, устраиваясь поудобнее. Приоткрыла глаза, взглянула на большие, висящие на стене напротив, часы – полчаса до электрички – и вновь смежила веки.
В 16.55 запиликали выключаемые компьютеры, зашуршала бумага, захлопали дверцы столов. 17.00 – дружно встали всем отделом, подхватили плащи, сумочки и – на выход, впереди два выходных. У выхода весело попрощались, Попутчиц у нее не было. Полчаса на троллейбусе и ставшая почти родной остановка. В попутном гастрономе побросала в корзину упаковку пельменей, хлеб, сахар, пакетированный чай и, хотя до аванса еще неделя, сладкий рулет со сливками и орехами. До сих пор не привыкла, что сладкое не нужно отдавать младшим, хотя сама его любила не меньше.
В подъезд дома вслед за ней вошел мужчина, и пока лифт спускался с верхних этажей, копошился у почтовых ящиков. В лифт вошли вместе. Он опередил, поднеся руку к кнопкам.
- Вам на какой?
- Двенадцатый, - отозвалась она.
- Значит вместе.
Дом был новый, с соседями она знакома не была. А мужчина был довольно симпатичный. Лет тридцати пяти, рослый, темноволосый. Пока поднимались на этаж, успела даже наколку на кисти рассмотреть, что-то вроде восьмерки с крылышками. Когда двери лифта разъехались, попутчик вежливо пропустил ее вперед – от поселковых парней подобного не дождаться.
Она подошла к двери квартиры, достала ключи. Мужчина замешкался у лифта. Но стоило ей открыть дверь, как он прыжком преодолел расстояние и резким толчком втолкнул ее внутрь.
- Вы что?! – еще ничего не понимая, воскликнула она и получила сильный удар кулаком в лицо. Мужчина выхватил из ее пальцев ключи, запер дверь и опустил ключи в карман брюк.
- Зачем вы…? – и новый, более жестокий удар. Она почувствовала, как из лопнувшей от удара губы по подбородку потекла горячая струйка.
- Молчи, сучка! Зашибу! – он резким толчком отправил ее из прихожей в комнату и шагнул следом, хватая за ворот плаща и не позволяя тем самым девушке упасть. Вырванные с мясом пуговицы посыпались вниз, словно созревшие орешки, и весело постукивая, раскатились по полу. Сорванный с плеч белый, недавно купленный плащ, раненным лебедем спланировал на пол. Затем насильник, то, что это именно насильник, она уже не сомневалась, ухватил ворот кофточки, а заодно и лифчик, в том месте, где сходятся чашечки, и рывком разодрал одежду, оголив ее до пояса.
Она не была девственницей. Школьный выпускной вечер распахнул двери во взрослую жизнь и в этом плане. Для нее и Васьки из «б» класса. Васька уже два года, с девятого класса, облизывался на нее, как кот на сметану и вот – добрался до вожделенной крынки. Но все, что у нее случалось прежде, происходило по желанию.
Из разговоров женщин в отделе она почерпнула знание того, что в случае сексуального насилия лучше не сопротивляться, а следовать требованиям насильника. Удовольствия не получишь, но выйдешь из передряги с малыми потерями.
- Я все сделаю, только не бейте! – струйка крови из разбитой губы усилилась.
- Конечно, сделаешь, куда ты, сучка, денешься! – Он снова ударил ее. – Что, б…дь, трахаться хочешь? Взмокрела? Сейчас сполна получишь.
Мужчина схватил ее за волосы и заставил опуститься перед собой на колени. Не выпуская волос, свободной рукой расстегнул ширинку на брюках, затем положил растопыренные пальцы ей на глазные яблоки, и надавил. Довольно ощутимо.
- Вздумаешь показать зубки – останешься без глаз!
К горлу подкатила тошнота, но перечить насильнику она не осмелилась.
Унижение длилось недолго, он поднял ее с колен, освободил от остатков одежды и швырнул на кровать. Затем, не спеша, разделся и сам.
Он был груб и напорист. По всей видимости, голоден, но, тем не менее, неутомим. Вертел ее, как злой и бессердечный мальчишка треплет отнятую куклу. Она и была в его руках куклой. Бесчувственной, тряпичной куклой. Лишь когда мужчина вошел сзади – стремительно, всухую – она попыталась воспротивиться. Однако угроза распрощаться с жизнью в случае неповиновения и на сей раз подавила ее протест.
От жуткой боли и чтобы подавить стон, она закусила губу. Наверное, такие же ощущения испытывали в древности преступники, которых сажали на кол. Или хрустальная туфелька Золушки во время примерки ее алчными претендентками на супружеское ложе и руку принца. В какой-то момент от нестерпимой боли, страха или обиды, а может и от всего вкупе, ее кишечник взбунтовался и расслабился. Стыда не было. Как ни странно, она испытала некое подобие мстительного торжества.
Сильный удар кулаком между лопаток швырнул ее на кровать.
- Вернусь из ванной – языком вылижешь свое дерьмо с постели!
Она, опустошенная и раздавленная, лежала ничком. Сил на эмоции не осталось. Одна рука подвернута под грудь, вторая свесилась с кровати. И вот пальцы этой руки внезапно наткнулись на нечто круглое и твердое. Гантели, которые она купила, вселяясь в квартиру, с незыблемым казалось решением заниматься каждое утро физзарядкой, забытые пылились под кроватью. Легкие, на 2 кг, как раз по ее физической форме.
Осознанного решения не было. Пальцы сами сжали узкую талию гантели и она, как была нагая, на цыпочках устремилась в сторону ванной, из которой доносился шум льющейся воды.
Он стоял спиной к двери на полу. Бедра упирались в бортик ванны, в руке держал головку душа и поливал себе на низ живота, другой - помогая смывать с себя следы несдержанности ее кишечника. Часть воды, не попадая в ванну, разбрызгивалась на пол.
Коротко, без замаха, она ударила его. Удар пришелся в шею. Он повернулся к ней, на лице было написано удивление. И тогда она, с коротким, полным ярости криком, размахнулась и ударила вновь. Изо всех сил, которых оказалось на удивление много. В висок. Хрустнула проломленная кость, полушарие гантели погрузилось в череп. Не издав ни звука, мужчина сложился в поясе. «Как опасная бритва,» - подумалось ей. Отец до сих пор брился такой, не признавая ни станки, ни электрические бритвы. Ноги мужчины все так же стояли на полу ванной комнаты, тогда как верхняя часть оказалась внутри ванны. Гантель со стуком вывалилась из черепа и покачивалась на дне, будто кукла-«неваляшка».
«Нужно обязательно вымыть руки!» - это была первая мысль.
И лишь потом пришло осознание содеянного. Она не запаниковала. Возможно у девчонок, выросших в деревне, нервы покрепче. Поначалу думала вытащить мужика на лестничную площадку и бросить, двумя-тремя этажами ниже. Однако быстро поняла неразумность решения: непременно будет обход следователей по квартирам, и она не была уверенна, что способна вести себя спокойно и остаться вне подозрений. Из этих же соображений она отказалась и от мусорного бака во дворе. Мыслей позвонить в милицию не было совсем. Казалось кто-то извне, хладнокровный и мудрый руководит ею.
Повинуясь его указаниям, она прошла на кухню, выбрала из стойки для ножей самый массивный и широкий, вернулась с ним в ванную. Положила нож в раковину, присела и, ухватив мужчину за щиколотки, перевалила его целиком в ванну. Включила воду – шланг душа валялся внутри – и приступила к работе. Дома, в поселке, когда приходили заморозки, и наступало время колоть свиней, она всегда помогала отцу разделывать тушу. И сейчас сознание, спасая ее от помешательства или нервного срыва, говорило, что перед ней лежит обычная свиная туша, забитая на зиму.
Споро двигая лезвием ножа, она старалась попасть в полость сустава, чтобы вычленить его. С коленными суставами удалось справиться без особого труда, тогда как более сложно устроенные локтевые - разъединяться не желали. С выражением полного спокойствия на лице и даже мурлыча себе под нос какую-то мелодию, она снова направилась в кухню. Выдвигая ящики стола, нашла единственную, более менее пригодную вещь – топорик для отбивания мяса. С одной стороны шипастый обушок, с другой – не очень острое лезвие.
Топорик был легок и перерубить толстую плечевую кость выше сустава не удалось. Она поступила просто: приставила лезвие к кости и колотила гантелей по обушку до тех пор, пока твердая кость не была перерублена. С ножом и топориком, усиленным гантелью, дело спорилось. Отчлененные и промытые куски почти не кровили. Она отжимала из них лишнюю воду и складывала в большой продолговатый пластиковый таз для белья, который поставила на пол, подле ванны. Закончив работу, прошла в комнату, достала со шкафа бабушкин чемодан, с которым приехала в город и вытряхнула на кресло все содержимое.
В ванной сдернула с зажимов полиэтиленовую занавеску, отделяющую ванну во время купания и выстелила ею чемодан изнутри. Затем, не суетясь, но и особо не мешкая – времени было не много – словно собиралась в райцентр на рынок торговать свининой, плотно уложила куски в чемодан. Приминая и подгоняя так, чтобы наверняка поместилось все.
После этого залезла в опустевшую и предварительно сполоснутую ванну и долго, тщательно мылась. Руки терла мочалкой до красноты – все казалось, что следы работы никак не желают исчезать. Завернула кран, дотянулась до большого махрового полотенца, висящего на крючке, насухо обтерлась.
В комнате быстро оделась, сдернула с кровати загаженное покрывало, бросила в освободившийся таз и залила водой. Пусть откисает, когда она вернется – постирает.
На предрассветной улице было пустынно, Короткими переходами, меняя руки и изредка недолго отдыхая, прошла полтора квартала от дома и повернула за угол. Ей повезло, мимо проезжал бомбила и за 300 рублей согласился отвезти на вокзал.
Станции назначения она ясно не представляла. Просто решила, увидит подходящий полустанок – сойдет. И избавиться от ноши.
Объявление о посадке вырвало ее из воспоминаний. Она вскочила, подхватила чемодан… Не подхватила. Чемодана рядом не было. Не было его и у противоположной лавки, и вдоль ряда скамей. Приметного чемодана вообще не обнаружилось в почти пустом, из-за раннего часа и субботнего дня, зале ожидания. Посчитав ее крепко спящей, чемодан попросту украли. Может показаться странным, но она испытала облегчение, словно переложила груз забот на чужие плечи. Единственное, стало жалко бабушкин чемодан.
Одернув юбку, она быстрым шагом, но не бегом, направилась к троллейбусной остановке.
«И-обязательно-вымыть-руки, и-обязательно-вымыть-руки…» - звучало в голове в такт шагам. Вскоре подошел первый троллейбус. Она вошла и села у окна, рассматривая привокзальную площадь. Салон медленно заполнялся, свободное место рядом с ней заняли тоже. Она не отрывала взгляд от окна, мысленно подгоняя троллейбус. Казалось, закроются двери, машина тронется и все останется, отрезанное навсегда, позади.
Наконец троллейбус тронулся, и в тот же миг ухо обожгло горячее дыхание:
- Ну что, сучка, продолжим наше знакомство?
Похолодев, она медленно повернула голову. Рядом сидел и нехорошо ухмылялся ее кошмар. Ее знакомый незнакомец.