Бабушка Вероника
Это вам она бабушка, а мне она была матерью, мамой. Но до меня она была просто Вероникой, Риной и даже
почему-то Ингой.
Родилась она ещё до революции, папа - Гофман, мама - Клерих, правда у Клерихов русской крови было
много: и то сказать,её бабушка Ольга Ларионовна была из семьи пензенских помещиков.
Но Вероника всегда
гордилась своими немецко-великобританскими дворянскими корнями, у неё и в лучших подругах ходила ни какая-нибудь
Стюра, а польская княжна - Софья Капалинская, а для нас просто тётя Зося. Ой, как они дружили, никакие запреты НКВД
не помогали, отыщут их серые, что у ворот по очереди толкались и говорят:" Нечего вам друг с дружкой по Москве про-
гуливаться, подозрительно это очень, ищите себе других подруг, русских". А девчонки опять вместе.
И ни то, чтобы они похожи чем-то друг на друга были, ничуть : Вероника весела, глазками стреляет, а Зося -
строгая, неулыбчивая, Вероника - поёт и дома, и в гостях, и даже в церковном хоре, Зося - читает, Вероника по-немецки
двух фраз не свяжет, у Зоси - польский родной, Вероника любит ходить в храм, там все свои, Зося в костёл ни ногой.
И вот продружили всю жизнь, до гробовой доски, но началась их дружба с Новослободской, со школы.
А ещё раньше жила Риночка с папой, мамой и старшей сестрой Зиночкой в Сокольниках, где в Работном доме их папа был каким-то
начальником. Девочек одевали в светленькие платьица, водили гулять в парк, катали на колясках, их маме помогала
Фрося, которая и с девочками, и по хозяйству, но больше по хозяйству. А мама, Елена Николаевна,за детьми сама лю
била присматривать. Дружили тогда девочки с Лёлей Коровкиной, она считалась подругой Зиночки, но Лёля в душе
всегда хотела, чтоб её считали подругой Риночки, но если уж так повелось, то и осталось на всю жизнь.
Лёля,
когда вышла замуж за большого советского руководителя,своих подружек по Сокольникам не забывала, а когда муж
ни у дел оказался и все от неё отвернулись,то только у неё и остались Зиночка да Риночка.
После революции из Сокольников переехали на Новослободскую, где и прожила ваша бабушка почти всю жизнь.
В 12 лет она влюбилась. Он был хорош, все были от него без ума: и статен, и зубы белизной, и шевелюра черной
волной. Он был двоюродным братом её тётки, а потому встречались часто, он приехал из провинции, подмосковного
Орехова и готовился к экзаменам в институт, куда его никогда не примут по причине сомнительного для
рабоче-крестьянской власти происхождения.
За столом его сажали рядом с её двоюродной сестрой Верой, которая была
старше Вероники и которая, как считалось, вполне была Шуре парой.Но он то смотрел на вашу бабушку,разве скроешь
это обоюдное влечение,разве уймёшь своё сердечко, когда бежишь без оглядки проходными дворами к тупичку и знаешь,
что сегдня ОН придёт. Он приходил, был добр,ласков,мягок, спокойно и ровно весел,потом почему-то его долго не
было, два года от него ни слуху ни духу, потом опять пришёл, Веронике исполнилось уже 18, она училась
в музыкальном техникуме, пела, кокетничала, сводила с ума юнцов и даже тех, кто постарше. Новая встреча с Шурой,
казалось ей, должна стать решающей, они стали прогуливаться вечерами по Москве, он заходил к ней, но она ждала
другого - страстных признаний, предложения, но ничего этого не было. Он, так же как и раньше, был мягок, улыбчив
и тих. И только.
А рядом, через два дома, жил некто Белов, тоже из себя ничего, но настойчивый, страстный и
жаждущий любви, женитьбы. Ах, если б ни его настойчивость, она бы и не думала выходить замуж, ведь она пела.
Души в ней не чаяли ни только студенты, педагоги не могли нарадоваться. "Наша Чио-Чио-Сан",- называли её,награды
в конкурсах, грамоты, студенческие вечеринки с музыкой, она поёт, её обожают. Но Белов не сдавался. Сдалась Вероника.
Шура как узнал прибежал, цветы рассыпал, второпях у двери, стали собирать, чуть не плачут. "Что же ты так
долго не приходил?...А теперь уж я обещала..." Венчание было у Пимена.
А через несколько дней полный решимости, уверенный в своей правоте муж,влетел в техникум и прямо к директору.
Теперь он решает судьбу своей избранницы, он знает, что ей нужно и он не потерпит, чтобы его жена ,была какой-то там
певичкой...
В музыкальный техникум Вероника больше не пришла.
Она стала чертёжницей. Чертила хорошо, аккуратно, сначала В ИТЭИНе, потом на каком-то военном заводе,после войны в Машгизе...
С Беловым она развелась года через два. Его постоянная ревность, сцены, преследования - сделали своё дело.
Так же как когда-то в техникум, он врывался к её родителям,родственникам,портнихе, у последней в неистовстве разбрасывал
какие-то тряпки. Да и детей у них не получалось...
И тут опять появился Шура. И, как всегда, с цветами, и, как всегда, они упали, и, как всегда, они бросились
поднимать, но, как всегда,он появился поздно. Правда, он успел познакомить её со своей мамой, Белавиной Марией Ивановной,
и она его выбор одобрила, но то был уже 1941год.
Началась война и началась переписка.Писали друг другу аккуратно, вежливо отвечая, но разве таких писем ждёт женщина от
любимого с фронта...А он то в разведке, то в бою, то марш бросок по 60 вёрст в день, да мало ли что. Война она и есть война.
А она работает, чертит, всё в Москве, роет окопы, тушит зажигательные бомбы, ездит в эвакуацию к сестре, чтобы отвезти
тёплые вещи для детей,бегает на записи в радиокомитет, где поёт с Владимиром Нечевым, ездит с фронтовыми концертными бригадами и
ждёт своего Шурку, видит его во сне, сторожит его комнату, навещает его старушек, маму и тётку, Екатерину Ивановну,
в Орехове, выхаживает своего отца и ждёт.
Шурка, то бишь ваш дед, вернулся с войны 24августа 1945года. 24 мая 1946г. у них родилась дочь. Все удивились,
когда он назвал её Ниной. Маман даже стала подозревать что-то неладное...Но,говорят, кто освобождал Ленинград,
у всех - Нины, потому что когда пала осада,27 января, в небе засветился божественный лик равноапостольной Нины
и все уверовали. И потому отец сам потащил меня 27января 1947г. в Пименовский храм, где и окрестил меня
священник Николай.
Веронике тогда уже 35 исполнилось, а Александру - 42. Вот такие уже немолодые, только потом у них ещё и сын родился,
а до этого детей ни у него, ни у неё не было.
В красненькой книжечке Вероника, она же Рина, она же Инга любила записывать что, где, когда. Кратко, не вдаваясь в
подробности.
Когда я была маленькой, она иногда вечером садилась у моей кровати и пела колыбельные или рассказывала что-нибудь
из Библии.Это было хорошо. Я и сейчас это помню.
Пела она долго,лет до пятидесяти.Выступала где-то, на каких-то концертах.Даже платье себе сшила зелёное матовое с блестящей отделкой
по вырезу и двумя полосами от талии вниз. У выреза - брошка.Раньше на вечерах пели романсы, арии из опер,если
у кого-нибудь дома было пианино, там тоже пели, мама всегда пела.Ходила ещё в какой-то хор, там платья для концертов
выдавали, надо чтобы у всех было одинаковое, она его стирала, отглаживала.
Ещё она ходила в церковь. Но в хоре там уже не пела, а просто по воскресеньям и в праздники.
Работать приходилось много.Работала на дому, чертёжницей, обтяжки там всякие, кальки. Работала по дому -
магазины,готовка, стирка, уборка.Любила своих родственников, особенно маму, мою бабушку, очень переживала её смерть.
Любила семью сестры, особенно двух её дочерей, Танечку и Лялечку. Лялечку называла святой, потому что когда она
плакала, то слёзки так беззвучно капали и ещё потому что она была красива какой-то тихой красотой.
В школе нам задавали учить много стихов, а запоминала я их не очень, иногда ревела даже. Тут маман проявляла
терпение: пойдёт прогуляется со мной, а уж темно, вечер, потом поучим немного вместе, а потом - книжку
под подушку и спать, утром уж я всё назубок знала.
В 44года у неё родился сын. Врачи долго не могли определить беременность, говорили - фиброма. А вот оказалось -
ребёночек. Кормила она его своим молочком 9 месяцев. Молочко было жидкое, сладкое и невкусное. Дел у неё теперь стало
ещё больше, сначала ей помогала Людмила Адольфовна Гейнц, мама пианиста Лялика, который учился вместе с ней в
музыкальном техникуме и умер во время войны, ещё не успев попасть на фронт, потом взяли домработницу Паню, девушку
из какой-то смоленской деревни, она и до нас уже у кого-то работала, но старые хозяева были очень строги. Но и у нас
она задержалась недолго: вышла замуж за сына нашей дачной хозяйки, тёти Наташи. Больше уж никого не приглашали, дорого.
И крутиться маме приходилось, как белке в колесе, без отдыха. Брата, как и меня, не отдавали ни в ясли, ни в детский сад.
В пионерские лагеря мы тоже не ездили, родители снимали нам дачу, обычно это был какой-нибудь деревенский
домик в три окошечка с крошечным полисадничком, но обязательно в хорошем месте, где рядом река, лес.
Отпуск у мамы проходил очень быстро и поэтому летом приходилось ездить сдавать чертежи прямо с дачи.
Мы с братом оставались под присмотром деда, брат, когда подрос, без неё очень скучал,исчезал после завтрака и шёл себе, шёл по лесной дороге - маму встречать. Иногда ему приходилось
встречать долго, потому что пока туда, пока обратно, пока там да по магазинам...Кто знает сколько времени пройдёт...
Мама была общительна, могла завести разговор с незнакомым человеком и это иногда помогало в жизни. Она и съезжалась с нами
ни по объявлению, а по разговору, около телефонной будки с какой-то женщиной, той надо было разъехаться, а нам наоборот.
Её муж, Шура, мой папа, был чудо что за человек, но от войны устал,сердце, почки, давление. Он помагал как мог:
вечерами, после работы, шил, перешивал,латал, пытался заниматься с детьми математикой, они нудели и ковыряли
в носах, особенно сын. Математические способности его отца явно утоноули в каких-то других генах.
Веронике очень хотелось куда-нибудь поехать, к морю или ещё куда. Но отец сказал, что он напутешествовался во
время войны и, если она хочет, пусть едет сама. Она,конечно же, дальше зиночкиного Завидова не поехала. А в
Завидово, в Зарязань, они с братом иногда наезжали, вместе с дедом, где проводили,обычно, дней десять в начале лета.
Как натура эмоциональная, она ждала от мужа страсти, любви, нежности, а он был тих, да и недуги гнели. После
операции на почках, правда, это было уже после шестидесяти лет, он и совсем загрустил. Тут и появился опять Белов.
Он, как и в юности, был настойчив и докучал отцу телефонными звонками, тот его однажды по матушке послал, ещё бы...
Вероника или в магазине или ещё где, отец болеет, голова, давление, то да сё, а этот названивает, только
отец дойдёт до своего топчанчика, а сосоеди из коридора:"Вероника, к телефону". Отец встаёт и опять тащится.
Но сослужил Белов и хорошую службу: когда родился мой младшенький и то ли не хотел, то ли не мог пить моё жирное,
Белов стал привозить в бутылочках молоко, его дочь как раз в то время кормила грудью свою дочку, её молоко Серёге подходило,
а Белову - в радость, Веронику увидит.
В гости к Белову и его дочке Верочке maman ездила почти до смерти, Белов покупал мороженое и они пировали,
к вечеру,когда она возвращалась, он звонил и спрашивал "Вероника, когда ты ко мне приедешь?" А потом уж, когда
совсем плох стал, принимал свою дочь за первую жену. Такая вот любовь. А maman беспокоилась, с Беловым то она
венчанная, а с отцом - нет, что если на том свете она с ним встретится, а не с Шуркой...