Жила на свете одна девчушка, прозябание на планете Земля которой было воплощенной парадоксальностью. К двадцати трем ее годам у нее не было ни одного человека, с которым она смогла бы разговаривать дольше трех слов. Друзья – это слово ей было ненавистно, а родители... Как они сами говорили, «опустили руки». Отказались, проще говоря. Ах, перетружденные наши, оскотинившиеся слепцы...
Она любила... Впрочем, было бы кощунственным говорить «она любила», и все... Она прорывалась через невозможность любить! Так вот, полночную речку, безлюдный променад набережной под сенью звезд, расцветавших в ее изумрудных глазках. Ее убаюкивал шелест волн, и она засыпала, но ненадолго, до первого проснувшегося «муравья» этого пыльного городского муравейника. Больше она никак и нигде не могла уснуть. На жесткой постели – тем более. Там проходили ее основные бессонные дни, будни.
Она мало ела, вернее сказать – практически не ела, поклевывала. По понятным причинам. Она же не «работала». Она худела с каждым днем все заметнее, ее, некогда статный стан совсем осунулся и сник, бронзовый отлив кожи прожигался то тут, то там болезненными оттенками... Ее льняные волосы начали клочьями устилать мертвый асфальт. Разумеется, не только от недоедания. В речку, к которой любила приходить девушка, регулярно сбрасывали радиоактивные отходы. «Нонсенс» - пенисто заорете вы, но никто доказывать вам ничего не будет вслед, тем более те, кто сейчас нем. Помолчите.
Однажды она, спускаясь к речке, споткнулась и упала. Четыре часа все обходили стороной то место, где лежало в пыльных лохмотьях ее тело. Все, поголовно, не могли схватить исчезающую, но все же присутствующую бронзу ее кожи. Все видели лишь нарывающие, норовящие выплеснуться наружу нагноения и нарывы. Через четыре часа один прогулочный морячок все же вызвал ей «Скорую».
Она очнулась в белизне и чистоте, в стерильной заспиртованности больничной палаты. Дали поесть. Ее тут же вырвало. Не нужно говорить о качестве пищи, не нужно... Ее кормили – ее рвало. Кормили насильно, а потом держали рот замкнутым, и все это стекало по ней через уголки некогда пурпурных губ. Наконец, тирания ее невыносимости позволила руководству больницы вышвырнуть девушку на улицу. Да и не было у нее неких бумаг, которые давали право находиться в сем заведении...
Она умерла прямо тут, в луже собственной рвоты и крови асфальтных ссадин и рассечений. Ее тело, лежащее возле роскошного мраморного фонтана, тут же подхватили, как по готовности, и отвезли в крематорий. Время – деньги.
Итак, самое время поговорить о вечной жизни. Это ведь даже не вопрос веры, как выяснилось. Это способность. Она, как уже можно догадаться, не была способной девочкой. Если хоть кто, хоть кто хочет узнать, что она думала и чего хотела – то она хотела стать цветком. Прибрежным васильком, скажем... Но там они, как вы знаете, не растут. Там...
«\\Тело застрелившегося директора компании “Свет Нации”, фигурировавшего по делу о незаконном захоронении РАО, нашли сегодня утром в его загородном доме. Съемочная группа нашей телекомпании сделала интереснейшее наблюдение! – все балконные цветы в комнате с телом завяли!\\»