Странное дело, если бы не слова Сметаниной, я бы так никогда не вспомнила этого вечера, он был совершенно забыт мною, а тут вспомнилось все до мелочи ; я вспомнила даже, какой у Витьки был тогда галстук – плетеный из синих и белых шнурков на манер рогожки.
Загадки нашей памяти удивительны. Почему мы иногда не можем вспомнить события позавчерашнего дня и легко вспоминаем то, что было давным давно? Ведь далеко не всегда это давнее бывает значительнее забытого. Иногда полностью забываются целые куски жизни, вспомнить их не удалось бы даже и для спасения собственной жизни. И вдруг какая-то ерунда, не имеющая значения мелочь будто нажимает некий пусковой механизм – и пошло вспоминаться, будто кинопленка раскручивается…
Когда умерла бабушка, мы с мамой стали разбирать ее комод. Бабушкин комод был вроде семейного музея, она туда складывала все вышедшее из потребления «на всякий случай». Многие экспонаты пригодились во время войны : мама их обменяла на продукты. Но многое еще осталось : мы нашли мои детские платьица, мамины довоенные блузки, папин галстук…
- А это наши старые занавески, - вынимая что-то желто-розовое. – Помнишь, они висели в столовой до войны?
Я их совсем не помнила.
- Они порвались, но пожалуй можно из них что-нибудь выкроить.
Что-то помешало маме, и проект остался неосуществленным. А через несколько лет, когда я ждала Маринку, мама все-таки выкроила из них занавесочки для кухни. И вот как-то утром я вошла в кухню и остолбенела : на окнах висели залитые солнцем занавески из моего детства. Я сразу же их узнала, и мне до мелочей спомнился день, когда они появились у нас в доме, и не только события этого дня, но и его настроение.
Была весна, на меня в первый раз надели демисезонное пальтишко из серого букле и белый пуховый берет, связанный бабушкой. Я вышла во двор пофорсить : у довоенных детей было какое-то нелепое соревнование – одеваться как можно легче, и кто мог в этом перещеголять других, тот считался молодцом и героем дня. В то день я была этим героем – остальные дети были еще в зимнем. У меня было необыкновенно радостное настроение : мне не часто приходилось быть героем нашего двора. Это был выходной день, и мама с папой куда-то ушли, а когда вернулись со свертком, мы с Нюрой пошли домой вместе с ними. В свертке я нащупала материю, порвала бумагу и стала рассматривать покупку. Куски материи были необычными : на одной стороне фон был розовый и на нем желтые цветы, а на другой стороне все было наоборот. Папа встал на подоконник, снял наши старые занавески и повесил новые. Потом мы обедали, и папа рассказывал что-то смешное, а мама и бабушка смеялись. Мама тогда была молодая и очень красивая, она часто смеялась, и при этом было видно, какие у нее ровные и белые зубы…Папа включил радио, и мы слушали «Чайку», а потом хор запел «Вдоль деревни», и Нюра стала подпевать…Всем было хорошо, все радовались, а особенно хорошо было мне…Неужели все это когда-то было, и если было, то куда потом все делось?...Я стояла в кухне и плакала как дурра непонятно отчего. Вошла мама и, увидав мои слезы, испугалась :
- Шура, ты что? Говори скорее, что случилось ?
Но я ничего не могла ей объяснить, только показала на окно и сказала : занавески. Она меня сразу поняла и тоже немного всплакнула. А вечером этих занавесок уже не было, висели прежние – из сурового полотна…
Я тыкала в клавиши машинки двумя пальцами, перенося на бумагу давно устаревшие данные испытаний, вспоминала всякую всячину и не имела понятия о первом сюрпризе из сундука Пандоры – о Лукошкине. Он тихо вошел и стоял у меня за спиной. Что такое Лукошкин, знают только наши, заводские.
У нас в ОКБ работает Никита Степнович Лукошкин, рядовой инженер. Вероятно, он так и уйдет на пенсию рядовым инженером ; не думаю. Что кто-нибудь решится продвинуть его вверх по служебной лестнице. Очень вероятно. Что от него попытались бы избавиться, но это невозможно : к нему нельзя придраться. К каждому работнику, особенно на заводе, при желании можно придраться, только не к Лукошкину. Он отличается от всех полным отсутствием служебных недостатков. Он вообще собран из отборных добродетелей. В семье он образцово-показательный муж и отец, на заводе – самый исполнительный, аккуратный, добросовестный и надежный равботник. Не было случая, чтобы он что-нибудь сделал не так, что-то упустил, о чем-то забыл, в чем-то ошибся. На работу он является за десять минут до звонка, с обеда возвращается за пять минут, и цифры эти, как у нас говорят, постоянные. Для нормальных живых людей он невыносим из-за своей манеры «докапываться до истины» - это его выражение.