Дар, убитый страхом

Евгений Скулкин
     Каждый должен обрести покой духа, а дух тогда покоен, когда свободен на своей высоте самовыразиться и утвердиться. Для Художника невозможность высказаться равносильна смерти, вытесненные в подсознание слова утягивают туда и дух... 
     У Кортасара есть маленький рассказ “Парки”. Его герой, писатель, описывает парк, по которому крадется убийца. А в это время по парку, где стоит дом писателя, крадется реальный убийца... Это совмещение вымышленного и реального ( тоже чей-то  вымысел?) не случайно... Тут точка отчета судьбы художника... Для него вымысел тоже реальный мир. Здесь он Создатель и Провидец. И запрещать ему высказаться, значит лишать его единственной защиты от внешнего мира (отраженного в подсознании), где по парку бегает убийца...
    Невысказанное подсознание - бездонное болото. Победить подсознание нельзя. Побеждая его логикой или обманом, вы все больше увязаете в этом болоте. Любящие не спасут вас, видя  и мучаясь тускнеющим светом в ваших глазах... В средневековье это называлось чертовщиной, люди осеняли себя святым крестом и вручали себя Богу, т. е. уходили от реальной жизни, дабы не сойти с ума...  А если не хватало веры - уходили из жизни. (Ах! как безвольно, как глупо!)
     Писатели спасаются по-своему. Исследователи психоаналитики приводят в пример историю непреодолимого влечения Л.Н. Толстого к невесте своего брата и сестре жены, ставшей впоследствии прототипом образа Наташи Ростовой в “Войне и мире”.  Не случайно, эпизод похищения Наташи Курагиным, в котором воплотилось его страстное начало, Толстой считал узловым  (”самое важное место романа - узел”). Тем самым Толстой вытеснял свои запретные, как подсказывала его нравственная натура, чувства, переживая их в придуманном им мире. Тема запретной губительной страсти прослеживается и позже в  рассказе “Дьявол” с драматичной развязкой и в “Отце Сергии”. Писатель спасался от гнетущих, утягивающих в подсознание страстей...
     Более тонкие и ранимые души, утопая в болоте подсознания, инстинктивно спасались в фантасмагорических образах, как уязвленный жизнью Кафка или в звездной гармонии, как, столетием раньше, Батюшков, участник двух  войн, последние пол жизни проведший в безумии.
     Российским писателям, в отличие от вольнодумного запада, вообще был свойственен некий мистицизм или христианское вероисповедание. Многотомная эпопея Мережковского “Антихрист”, где он категории добра и зла (неба и подземелья, или сознания и подсознания) облек в христианские образы. У Гоголя чертовщина и бездна в каждой строчке. Достоевский, спускаясь в бездну страдания и унижения, в ужасе отмечал у себя “двойные мысли”, которых он всю жизнь стыдился, и которые мы находим у его метущихся героев, да и у себя тоже...
     И  н и к т о  н е  с т р е л я л с я . . .  (Разве, что с другими, защищая Честь, свою или ближнего.) Страх подсознания они изживали в образах. И умирали сильными, свободными духом (даже, если и теряли рассудок)...
     Мог ли предположить Ходасевич в своей “Кровавой пище”, где выводил судьбы русских писателей, забитых, но не сломленных, на заре большевистской России, что писатели скоро собственноручно будут стреляться и вешаться? Перечислять ли?..
     Маяковский, Есенин, Цветаева, Фадеев...      
     Мандельштам, выбросившийся из окна и чудом оставшийся жить, чтобы вскоре сгинуть в лагерях...
     Кто бы мог измерить  т р а г и з м  этих людей, когда они оставались наедине с чистым листом бумаги... Под всевидящим оком, называемым соцреализмом. Они знали как не надо писать и … писали. Столь велик был страх. Булгаков написал бездарную пьесу о молодом Сталине... Блок впал “в прострацию” от “музыки революции” и, вскоре после поэмы ”Двенадцать”, скончался... Маяковский, за несколько дней до смерти, называл себя “самым счастливым человеком в России”, а в кармане уже лежала предсмертная записка...
     Сколько глубин осталось неизведанных, сколько материков неоткрытых, сколько любви не отдано... Не каждый это выдержит. Колыхалось, затягивая, мрачное, не выплеснутое подсознание...
     Потом уже не стрелялись. Попривыкли. Попритерпелись. Поднаторели. Страх убил страх. Инстинкт самосохранения убил страх невыразившегося подсознания. Страх стал иммунитетом. Сигнальной системой. Обыденностью. И пошли гладкие строки. Выправились. Последний писатель, говорят, стрелялся лет 30-40 назад, у памятника Пушкина, направив дуло пистолета в то место, куда вошла дантесова пуля. Вдумайтесь!.. В какой стране это еще возможно?!.
     Сейчас шлагбаум приподнят, и пока он висит как дамоклов меч, под него лезет обиженная История. Опубликовано все, что писалось раньше “в стол”. (Смею думать, что неволя отразилась и на этих “нетленках”. Полуправда - живучий репейник, дающий глубокие корни.)
     Но упущено не только время, упущен Дух времени. Один  литературовед, занимающийся при коммунистах в том числе и творчеством Андрея Белого, рассказывал, что на зарубежном симпозиуме, куда он был приглашен, поднимали такие темы творчества поэта, которые не могли бы и присниться ему. Просто не пришло бы в голову. Не тот трафарет...
     Что уж  тут говорить о “новорусской” литературе?.. Под шлагбаум полезло все, что вообще подвержено вытеснению - и литературное и не очень...Подобно шахтерской лошади, вдруг вырвавшейся на свет, и сразу ослепшей, многие принялись отображать свои экзотико-физиологические ощущения, не имеющие ничего общего ни с духом времени, ни вообще с реальной жизнью. Один яркий ее представитель, весьма характерно, отвел литературе роль наркотика - так, уход от скуки в иной мир...
     И понятен протест “здоровой части общества”, ратующей за чистоту тела и нравов. Но давайте зададим себе вопрос: не с этих ли благородных чисток потом начинались  расстрелы?.. 
     Да, утрата духовных корней - это беда! Но беда не отдельных литераторов, а общества в целом. Общества, растерявшего свой генофонд и почти столетие задыхающегося в железобетонных клещах бездушного социально-иерархического чудища. Что же мы хотим от художника?.. Художник лишь выражает свое подсознательное, уж  какое оно есть... И, увы, не всегда отвечающее нашим представлениям о возвышенном. А о том, что сказал Художник, и о том, что это было за общество, будут судить наши потомки...
     ...Художник лишь убегает от страха-убийцы, бегущего через парк... Не хватайте за руку Художника!.. Не останавливайте его!..  Это - убийственно...