ПЛЕХАНОВА – ;
В качестве «алаверды за знакомство» с ЛДМ как-то летним вечером Димка «познакомил» меня с Плеханова; прибежал на Дворцовую после полудня и предложил:
- Алекс, хочешь посмотреть на француженок?
- Не прочь. А где они?
- На Плеханова.
- А это что?
- Общага для «программников». Это, как свернешь с Невского у «Кавказского», пройдешь мимо Казанского, а там она рядом, почти на углу. Да вечером увидишь.
- А где ты с ними познакомился?
- Да я их еще сам не видел. Я с парнем, френчем, на Невском познакомился, он из одной группы с ними и, кажется, единственный парень в группе.
- Бедняга!
- Или наоборот! Короче, он предлагал в любой день приходить в гости; только если в будни, то вечером, а на выходных можно и днем.
Этим же вечером мы были на Плеханова. В небольшом холле, за стойкой, напротив входа сидели три строгих женщины: вахтеры или вахтерши. Чтобы попасть внутрь, требовалось назвать номер комнаты и имя человека, к которому идешь в гости; затем оставить им паспорт (все данные вносились в журнал, как сказал бы Виков папа: «Витя, это очень опасно!») и вперед!
Вскоре француз представил нам своих соотечественниц… Стереотипы-стереотипы! Кого мы увидели! Толстеньких, страшненьких, закомплексованно-надменных девушек! Шарм с ними и рядом не стоял! Видимо, разочарование читалось на наших лицах, так что уже без соотечествениц, в баре, француз вдруг начал оправдываться, типа все красивые француженки в шоу-бизнесе и т.п.
Француженки разочаровали, а место понравилось. На втором этаже был уютный бар, где варили отличный кофе и разрешалось курить. На первом – столовая, где кормили вкуснее и разнообразнее за те же деньги, что и в городских столовых.
Так что изредка мы стали там бывать; изредка потому, что попасть туда поначалу было непросто…
ФАРЦА
Как сказано, «где будет битва, там будут и вороны», так и фарцовщики кружили вокруг иностранцев…
Гостиницы, музеи, Невский проспект, на котором гурьбу интуристов было заметно издалека на фоне остальных прохожих…
Фарцовщик или «косил под фирму» и тогда, пристраиваясь к группе, старался выглядеть ее частью; или наоборот, пытался быть незаметнее; «выходил из сумрака», спрашивал: «Would you like change money?» («Хотите обменять деньги?») И снова «уходил в сумрак»… Как раз такой тип больше занимался валютой, а первый охватывал все: валюта, икра, кроличьи шапки, форма и т.п. Этот набор пользующихся спросом вещей фарца так и называла «стаф» («набор»)…
Как-то спускаюсь на «Маяковскую» и внизу вижу знакомого молоденького фарцовщика, который бросается ко мне и возмущенно кричит:
- Представляешь, Алекс, какой у меня облом!
- Прикинь, три дня таскался с бритишами (френчами, стейцами, чухной, аллерой), думал что-нибудь «поднять на дружбу»! Смотри, что мне подарили!
Он сунул мне под нос жвачку, ручку, брелок, зажигалку.
- Да, не густо!
- Да какой густо, Алекс! Я же бабки не отбил! Я на них больше намного потратил!
«Подъем на дружбе» («зарабатывание на дружбе») практиковала молодая фарца; для этого знакомились с интуристами и проводили с ними как можно больше времени; а на прощание дарили какую-нибудь мелочь: открытки, значки и т.п. В ответ же часто получали фирменные шмотки или обувь и т.п. Как правило, «овчинка стоила выделки», хотя случались проколы, как у Саши…
«Программники» тоже пользовались популярностью. Это был «источник» валюты, коль уж человек живет несколько месяцев в чужой стране, так уж все равно он будет менять…
И хотя многие из «программы» побаивались «Сибериа», но соблазн получить в два-три раза больше официального курса оказывался сильнее страхов…
Режим слабел, и фарцы становилось все больше, а тут, видно, как «регулятор численности» появился рэкет…
Правда, я забегаю вперед, в 88-м рэкета еще не было; но уж если вперед, то как не вспомнить встречу с Мишкой, полупризорником с Дворцовой. Он вырос, приобрел вид преуспевающего человека и, протянув мне руку для приветствия, вместо «здравствуй» спросил: «Сколько в день поднимаешь, Алекс?»
БОРЯ В УДАРЕ
На Дворцовой тоже порой бушевали страсти. Однажды, в разгар «страды», когда у каждого киоска извивалась очередища, к Боре зашел старый знакомый, с которым они давно не виделись.
- О-о-о! – радостно заорал Борис. – Ну и где ты пропадал? Заходи в киоск! Рассказывай!
Знакомый его зашел в киоск, и Боря тут же задвинул изнутри окошко…
Очередь стояла, а Боря не торговал, беседовал в «спокойной, дружеской обстановке». Очередь начала шуметь, стучать в окошко: «Молодой человек, почему вы не работаете?! Что за безобразие! До перерыва еще далеко! Молодой человек, мы будем жаловаться!» и т.п.
В самый разгар «очередного» всплеска возмущения Боря выскочил на улицу и с запалом бросил очереди в лицо: «Эх, взять бы автомат и всех вас пострелять!»
И очередь проглотила. Насколько я знаю, никто на него не пожаловался. Вот он, образчик сов. торговли, в нашем «великом и нерушимом»…
МОГЕНДОВИД
Как-то Игорь, пользуясь Бориной отлучкой, спросил нас с Лехой:
- Знаете, что позавчера Боре от заведующей досталось?
- Нет, откуда нам знать! А что случилось?!
- Да он купил где-то могендовид. Заходит к ней в кабинет, нос кверху, ворот расстегнут, чтобы видно было. Ну она и правда сразу заметила и спрашивает его:
- Откуда?
- Достал!
- Золотой хотя бы?
- Конечно! О чем разговор!
- Ну, подойди, посмотрю.
Боря подходит, нагибается, она в руках его повертела и как закричит:
- Уйди с глаз долой!
- А что такое?! – отскакивает от стола Боря.
- А то, дорогой, что это медь! Позолоченная! Иди отсюда! И сними его! Не позорь нацию!
- Какую нацию? – спрашиваю я.
- Как – какую?! – удивляется Игорь. – Не знаешь, что ли, что Боря еврей!
- Не знаю!
- Ну вот, Боря – еврей, как и наша заведующая.
- А что такое мо… ген…
- Довид. Могендовид – это звезда Давида. Шестиконечная звездочка. Короче, у нас крестик, а у них могендовид!
Вот так меня просветили; а то пол-лета с Борей проработали, а я и не знал, что он еврей. Впрочем, что до, что после мне было как-то по фигу, а вот могендовидов больше ни у кого не видел…
P.S. – 2008. Когда писал главу о могендовиде, то честно говоря, никак не мог вспомнить, как это звучит; крутилось что-то в голове «рядом да около», а все не то. «Ладно,- решил я тогда, - напишу, как помню, все равно те, кто будут читать, поймут, о чем речь!»
И где-то в это время поехал в Ставрополь. Иду по 1 этажу ЦУМа и вижу на прилавке газетного киоска уцененный экземпляр «Браво»; взял и купил, за копейки…
Листаю его и натыкаюсь на статью «Знаки отличия», где описываются четыре знака: пацифик, анархия, свастика и то, что я никак не мог вспомнить, могендовид!
ПИОНЕР-ФАШИСТ
Как-то вечером моя молодая компания помогала мне грузить ящики, а мимо бежал их знакомый парнишка; они его окликнули, он подошел, но не остался надолго, куда-то спешил…
С виду парнишка как парнишка, но когда он ушел, раздался заговорщицкий шепот:
- Знаешь, кто это, Алекс?!
- Ну, как его. С***… Вот кто. Так же, вы сказали, его зовут.
- Да нет, не как зовут, а кто он по жизни!
- И кто он по жизни?
- Фашик!
- Да, а по виду не скажешь.
- Ну, он-то виду не подает, а так у него каска есть фашистская и ордена; и друзья у него фашики.
Что ж, поговорили и забыли, тем более, что больше он на Дворцовой не появлялся. Но раз вхожу в городской автобус; осматриваюсь, есть ли места. Вдруг кто-то окликает меня: «Алекс!» Ба, да это «пионер-фашист»! Машет мне и показывает, что рядом место свободное. Присаживаюсь рядом, завожу разговор о его «хобби», начинаю расспрашивать. Он решает объяснить на примере, показывает на симпатичную девчушку неподалеку:
- Вот видишь, Алекс, девушка симпатичная. Если бы тут ехал негр и начал бы к ней приставать, то мы (фашисты) вытащили бы его на улицу и…
- А если бы к ней начал русский приставать? Тогда что?
- Тогда… - «пионер-фашист» задумывается, - ну не знаю.
Мы еще о чем-то говорим и уже перед самой остановкой я его спрашиваю: «Слушай, а если бы тебя на машине времени перебросили, ну скажем, в 43-й год, ты за кого воевал бы? За фашистов или за наших?»
Тут как раз и моя остановка, так что ответить он не успел; и больше я его не видел. Хотя позже познакомился уже с «фашистами-комсомольцами»…
ВЫХОД ВИКА
Виктор П., он же Вик, он же Зеленый, он же Грин, с порога, еще не успев познакомиться, предложил какое-то крупное дело; заведомо неосуществимое, естественно. Видимо, контраст между его детским видом и грандиозными «бизнес-планами» породил кличку «Зеленый», переделанную позже им же в Грин.
Вик – это «Жириновский в молодости» (последнего еще страна не знала); тут и «мама – русская, папа…-доктор»; и трудности самоопределения, к какой нации себя отнести; и «смесь истеричности с напряженностью», мне кажется, он постоянно боялся быть отторгнутым, не принятым и т.п… Правда, Вик вырос не на окраине империи, а почти в центре, и не в бараке, а в пятикомнатной квартире на Невском, да и с отцом…
Вик моментально и надолго «прилип» ко мне, а отчасти и к Димке. Отчасти, потому что у них были сложные отношения: они постоянно цапались, высмеивали друг друга, как в глаза, так и за; но, тем не менее часто делали вместе какие-то дела, куда-то мотались и т.п.
Однажды они с заговорщицким видом вызвали меня из киоска:
- Алекс, нас пригласили на один крутой флэт сегодня вечером. Говорят, будет «море травы»! Поедешь с нами?
- Так вас же пригласили, а не меня?
- Все нормально. Мы про тебя спрашивали, они не против.
- Не, не поеду! Да и вам не советую.
- А что?
- А начнете «травой», продолжите «иглой», закончите «ямой»! А что будет с папой? А что будет с мамой? Кайфуйте от жизни! Жизнь – самый сильный наркотик!
Странно, пара фраз на них подействовала сильнее, чем какие-нибудь лекции, программы, слезные отговоры… Они не только не поехали в тот вечер «дурью маяться», они совсем не курили травку на моей памяти…
В продолжение «кайфовой» темы вспоминаю одну встречу…
Продолжение следует…