Когда призрачный свет, когда свет фонарей
Сторожит до зари мир закрытых дверей,
Когда мокрым кнутом дождь, в угоду невежд,
Гонит улицу прочь танцевать без одежд
Не задерживай взгляд, проходи, чужой,
Здесь движения скованы тайной одной…
Проходи стороной!
Проходи стороной!
Когда веки витрин красят ночь серебром,
Зазевался – пропал, а пропал – поделом.
Когда пыльный асфальт, повелитель дорог,
Здесь, под серым плащом, свой лелеет порок
Не задерживай взгляд, проходи, чужой,
Здесь движения скованы тайной одной…
Проходи стороной!
Проходи стороной!
Безразличен и хмур город спит в полутьме,
Его хрупкий покой ты нарушить не смей.
Он иной при свечах и иной на заре,
Когда призрачный свет, когда свет фонарей…
Прямо в точку, как, в общем, и всегда. Для этого города я чужой, как и он для меня.
Я ненавижу этот город. Ненависть – вот всё, что мне осталось. Этот город такой же, как и многие города. Настой воздуха на выхлопном газу, слепящий свет неоновой рекламы, неухоженные клумбы и разбитые дороги – всё это здесь в изобилии присутствует. Но я теперь не имею права пройти стороной, потому что иду убивать. Я буду ненавидеть всё то, что меня здесь окружает, потому что иначе не смогу сделать всё так, как нужно.
Вот он, дом, который мне нужен, прямо перед глазами. Самый обычный многоэтажный дом. Всё здесь самое обычное, включая и кодовый замок, который взломать труда не составит. И от этой обычности становится ещё противнее, потому что в этом стандартном доме живёт маньяк-убийца, и остальные его жители ничего даже не подозревают об этом. Но ничего, очень скоро это изменится. А вот что странно – в одном из окон горит свет. В четыре часа ночи.
А вот и дверь в нужную квартиру. Обыкновенная обшарпанная и наверняка скрипучая дверь.
Будто всё здесь – ошибка, и сердце ждёт искры иной,
Потому-то молчит и молчит небо над головой…
Всё молчит. И небо, и сердце. Не нужны теперь искры моему сердцу. Ни сострадания, ни даже жалости. Я знаю, что маньяки не имеют понятия, почему они совершают убийства, но это не оправдание. Лучше я убью его, чем он будет продолжать убивать.
Мне даже оружия не нужно. Могу убивать голыми руками. Никогда не думал, что придётся применять это умение, старался избежать этого.
Я постоял немного, переминаясь с ноги на ногу. И откуда только эта холодность? Есть только чёткое знание, что войду и убью. С тех пор, как он убил Ирину, с того момента, как гроб накрыли крышкой и положили в землю, во мне поселился холод. И больше ничего. Ничего.
Я открыл дверь. По всей квартире горел свет. И тишина. Мёртвая.
Я помотал головой, помял лицо, стараясь изгнать бредовые мысли. Не может быть такого.
Пройдя дальше, по прямой, я увидел очередную стандартную картину: круглый столик, два кресла возле него, телевизор и так далее… В квартире было очень чисто. Даже на столике ничего не лежало, кроме какой-то записки на альбомном листе. А я вот наследил, потому что не разулся.
Похоже, что тут никого нет. Ни одной живой души, кроме моей, если верить предчувствиям.
Я подошёл к столику, сел в кресло и начал читать записку. Даже не знаю, что заставило меня её прочесть. Может быть, любопытство, а может быть что-то ещё.
Я приехал в этот проклятый всеми богами Ростов-на-Дону только месяц назад, чтобы в первый раз побывать на могиле родителей, погибших год назад в аварии. Сразу почувствовал, что здесь мне будет плохо. Уехал бы, если б случайно не узнал, что здесь Лера.
Да. Даже такие, как я, умеют любить.
Самым страшным было то, что она просила прощения за свою измену, и мы вновь стали жить вместе. Но тогда я не знал, что это будет так страшно.
Я нашёл работу, снял квартиру – уезжать из Ростова было неудобно, Лера здесь учится. Потом она одна уехала на неделю, тоже к родителям. До сих пор не понимаю, почему она отказывается знакомить меня с ними, да теперь это и не важно. Может быть, если бы я всё-таки поехал с ней, ничего этого бы не случилось…
Я до деталей помню тот грозовой ливень, ту ночь, когда впервые убил человека. Каждую холодную каплю, каждый шаг на хлипкую, грязную землю, каждое движение. Память поступила со мной жестоко, но я заслужил это.
Я помню эти серые глаза, в которых отражался единственный вопрос «Почему?» Но я не знаю ответа! Это сильнее меня! После первого убийства я взял в руки Библию, но так ничего и не понял.
Эта неделя была дождливой. Я убивал и не понимал ответа. Мне самому было противно оттого, что как-то находились во мне силы жить с этим.
Наконец приехала Лерочка. Я думал, что это спасёт меня, но я ошибался. Это убило меня. Стало страшно находится рядом с ней, я понял, что она достойна большего, чем маньяк-убийца.
Я выбрал себе долгую, мучительную смерть. Такую, какой был достоин. Понимаю, что не имею права ничего просить, но всё же прошу того, кто первым увидит эту записку: сообщите Лерочке о моей смерти в результате несчастного случая. Порой лучше сказать полуправду.
Простите.
Прощайте.
Только небо далеко,
Тонет в сумрачных волнах
И поэтому легко
Знать, что всё – лишь пыль и прах.
Прощайте… Порою это так трудно – прощать. Но Ира простила бы тебя, потому прощаю я. Я расскажу твоей любимой о несчастном случае. И… спасибо тебе за этот поступок.
Я вынул из кармана спички – хоть и не курю, а ношу их на всякий случай. Достав одну, сжёг записку. О ней тоже никто не должен знать.
В рассказе использованы тексты песен группы «Пикник».