Рис уже третий день улыбался. И это меня, как его лучшего друга, очень и очень волновало. Ведь ничего особенно хорошего не произошло в последнее время. Да вообще ничего хорошего не происходило в последнее время.
Он пропустил из-за травмы концерт любимой группы. Финансы ему никогда не позволяли ходить на особо дорогие концерты, а тут как раз в наш город приехали его любимые, известные всему миру, панки. И он наскрёб денег, но получил травму на тренировке. И не смог пойти. Все, кто пошёл, говорили, что лучше ничего не происходило с ними в жизни.
А ещё недавно в университете до него дошли вести, что ему придётся очень сильно напрячься в ближайший месяц, иначе его исключат. Хотя до этой новости он был, чуть ли не самым преуспевающим студентом на кафедре.
А ещё он недавно повздорил с поваром в нашей столовой. Точней, повздорил не он, а сам повар, потому что он попросил добавки. И повар устроил целый монолог о наглости, о неуважении и о прочей фигне, в финале подводя всё это фактом теневого вмешательства государства в жизнь обычных людей. Рис, конечно, когда ушел, рассмеялся, но всё же я не уверен, что это не могло оставить неприятного осадка в душе.
В общем, это всё случилось на прошлой неделе. Я бы с уверенностью знаменовал эту неделю худшей неделей в жизни, учитывая насыщенность негатива. Но Рис улыбался, и меня не покидали мысли, что Рис сошёл с ума. Ну, легко сошёл. Ведь, он всего лишь улыбается. Без причины. Весь день. На парах, на улице, в метро. Сидит и тихо напевает себе под нос какую-нибудь песню из любимых. А у него их много.
Вот и сейчас, он, встречая меня, ещё даже не заметив, улыбается. Руки в карманах. Волосы из-за непрерывного ритмичного кивания сбились в одну плотную чёлку набок. Огромные наушники. Подёргивания всем телом. Стоит, прижавшись к стене, и потаптывает ножкой. И улыбается. Некоторые люди проходят мимо и неприятно хмурятся. Кто-то с интересом его разглядывает, как сумасшедшего. А кто-то улыбается в ответ.
Вот он заметил меня и засиял ещё ярче. У него вообще эта манера такая неудобная, он, то ли радости не может не скрыть, то ли подавить смешок из-за вспомнившегося анекдота. Он снимает наушники и вешает их на шею. Он обычно всегда достаточно весел, порой его даже на безосновательный смех пробирает так, что он не может успокоиться, но это обычно, если само по себе настроение хорошее. А теперь его настроение, как будто, хорошее всегда.
Невольно и сам начинаешь улыбаться, ну так, вы понимаете … словно смеющийся энергию смеха передаёт. Как заразу.
Мы идём на пары в университет. Мы спускаемся по эскалатору в метро.
Он говорит:
- Она снова закатила скандал по поводу тебя.
И улыбается. Эта вечная смущённая улыбка.
- Кажется, на этот раз она всерьёз, - это был я.
- О, да! - Рис довольно закивал головой.
Он щёлкнул пальцем по проезжающей мимо нас лампе, заставив всех в радиусе пяти метров обернуться.
- Бросай её уже. Я же вижу, что ты устал.
- Я просто ничего не буду делать. Всё ближайшее время я посвящу тебе и учёбе.
Это была наша крепкая, почти братская дружба. Мы не стеснялись гомосексуальных шуточек в наш адрес, и это было одним из самых главных доказательств того, что мы - лучшие друзья. Что мы знаем друг друга ещё со школы.
Но, даже имея такой стаж, я не мог понять, с какого хрена он так много улыбается?
Рис поправил куртку и подмигнул женщине, сидящей в кабине. Эти великие люди, что целый день следят за тем, чтобы одна ошибка человека (я имею в виду такие опасные эскалаторы) не породила ещё множество маленьких ошибок (падений с эскалатора).
В поездах мы никогда не садимся на сидения, только если не бываем точно уверены, что сможем уступить место старикам. Почти всегда друг напротив друга по разные стороны от дверей.
Осторожно, двери закрываются, пробасил железный монстр и сомкнул челюсти.
Рис снова напялил свои огромные наушники, улыбнулся ещё шире и закрыл глаза. И стал еле заметно, ритмично подёргиваться, облокачиваясь на ребро сидения.
Я заметил, как люди разглядывают его. С интересом, некоторые – с надменным презрением, варящимся в чувстве собственной исключительности. Некоторые смотрели на него и еле заметно расцветали сами. Опять же без причины. Может, это болезнь такая?
Станция за станцией, его волосы становились всё более растрёпанными и пушистыми, что под конец ему пришлось их приглаживать по-новому.
- Знаешь, что интересно? - сказал Рис. – Ну, я имею в виду, что интересно мне? Так это то, что находится за самой конечной из станций метро. После того, как я прочитал тот рассказ от Кира, я не могу выбросить из головы поезда.
- Ты про тот ужастик?
- Он один всего рассказ написал про это. Так что, да.
Всю оставшуюся дорогу мы обсуждали, насколько в футбольном симуляторе Арсенал круче реального аналога.
- Вот вообще не слежу за английской лигой. Вот нисколько. А в игре Арсенал – это моя любимая команда.
Я вообще не помню, когда в последний раз смотрел по телевизору, как играют в футбол реальные люди.
У университета нас уже ждали. Наша неизменная команда друзей. Фиду и Карита . Отряд прекрасных раздолбаек и по совместительству наших лучших подруг.
Всё началось с того, что в кружке киноманов нас распределили в одну команду, и мы вместе отгадывали, в каком фильме Феллини играл данный актёр. Не обязательно главный. Чаще второстепенные, но у Феллини и второплановики играли великолепно и ярко. Так, что не забыть.
Мы победили, но ничего не выиграли. И решили отметить победу, как выяснилось, в нашем общем любимом кафе.
По началу-то мы думали, что это всё – влечение, гормоны. А оказалось – дружба. Так и продолжается.
В столовой Рис стоял самый последний в очереди, и когда мы уселись за столом, он ещё заказывал.
Карита тут же спросила шёпотом, перегнувшись через стол:
- Ты с ним не говорил?
- Меня поражает твоя конспиративность! – я язвительно кивнул. – Не буду я с ним говорить. Он ещё никого не убил.
Карита фыркнула и поправила на носу тонкие очки.
- Лучший друг, ещё называется! Хороший друг не станет скрывать твои недостатки, а попытается их исправить.
- Это ты про его улыбку-то? Улыбаться – это, по-твоему, глупо?
- Ты что, не видишь, что что-то не так? Он просто не может столько улыбаться.
- Да давайте просто промолчим? Скоро перестанет, я уверена, - это была Фиду. Она это протянула жалобно, теребя волосы.
- Знаете, - сказал, подсев, Рис. – Кажется, после того, как повар выговорился, он стал гораздо добрее. Вы только посмотрите, сколько он мне картошки навалил!
- А он в неё точно не плевал?
- Фиду, хочешь картошки? Ты же любишь?
- Рис, послушай… - прервала беседу Карита и поправила очки. – Просто…
- Молчи, женщина! – с вызовом сказал я, придав взгляду боевой готовности.
- Что? Я что-то пропустил?
- Она и тебя хочет в свои девчачьи проблемы втянуть.
- Так, может, я чем-то помочь смогу?
Карита показала мне язык.
- Помоги мне, знаешь в чём… я просто не могу разобраться, - она покосилась с мгновение на меня, а потом вновь вернулась к Рису. – Вот вы мальчики … чисто теоретически, вы противоположны нам, не так ли? Так вот скажи, могут ли мальчики в добром здравии… как бы это помягче выразить … улыбаться без видимых причин, а? Вот просто есть у меня один знакомый, так я всё не могу понять, что у него на уме?
Рис улыбался. Легко, ветрено, воздушно. Сотни одинаковых сравнений, а улыбка у Риса одна.
- Знаешь, - начал заумно Рис. – Если этот твой знакомый ничего тебе сам не говорит … и вы с ним очень хорошо знакомы, то мне кажется, что это просто сдвиг по фазе. Не так, ли? Смех без причины, как говорится…
Я скривил презрительную гримасу Карите незаметно для Риса.
- Ну, так, какие планы после пар? – спросил Рис, хлопнув в ладоши и принявшись за свою двойную порцию макарон…
Как всегда, на любых лекциях, мы устраивали спарринг в «Балду». Обычно выигрывал всегда Рис, но на сей раз я лидировал на пять букв – у него просто не было шанса. Он со скучающим видом пялился на листок бумаги с начерченной таблицей и изредка пялился на профессора.
- Отвлекайся, сколько хочешь, - сказал я злобно. – На этой паре не закончим, на следующей продолжим. На следующей дотянешь – закончим завтра. Пока не сдашься. Я не дам тебе просто так забыть этот момент моего триумфа.
- Извини, - сказал он, зевнув, и поставил в предпоследней пустой клетке буковку. И написал длинное слово в своём столбце.
- Гидроэлектростанция?! – спросил я, наверное, чуть громче, чем тихо, так, что на нас обернулась вся аудитория, и сам профессор отлепился от доски с интересом.
Я не растерялся.
- Вода – это бесконечный источник энергии! Сколько же бесплатной энергии можно наработать на одних вечно текущих реках! Это же просто гениальный прорыв в физике!
- Наконец-то я смог тебе это объяснить! – так же громко подхватил Рис. – Теперь ты понял устройство гидроэлектростанции?
- Понял!
Мы оба сели и максимально возможно прижались к своим партам, чтобы нас не видели гогочущие однокурсники.
- Только мы сейчас на волнах, так что прошу собраться, - это был профессор и говорил он достаточно тихо, словно надеялся, что мы это не услышим.
Шуточки про голубых. Над нами часто так шутили, потому что мы всегда выбирали места позади всего курса. Лав-ситс, как сказала когда-то Карита.
- Гидроэлектростанция – это нечестно! Это сразу три слова! Нужно одно и никакое из них не обгонит меня за один присест. Ты сжульничал!
- Вовсе нет! – возмутился Рис. – Посмотри в толковый словарь и скажи, есть ли там такое слово? Если есть, то не вякай, если нет – я сдамся.
- Сдашься, говоришь? Да ты не сдашься, ты проиграешь мне с потрохами! Я же говорил, что когда-нибудь тебя одолею, и вот, когда я уже набрался сил, чтобы обойти тебя, ты начал жухать!
- Согласись, что даже когда ты жухал, я побеждал. Если ты не сможешь победить моё, якобы «жульничество», - Рис изобразил пальцами кавычки. – Тебе не подняться, до моего уровня.
Ты всё равно знаешь меньше слов, чем я. На несколько тысяч.
Сказал он мне и улыбнулся. Он улыбался всё время, но в тот момент заулыбался не только рот, но и глаза.
- Перестань! – сказал я.
- Что?
- Ты сам знаешь, что!
- Ладно…
А сегодня вечером мы шли всей нашей компанией в кино. На какую-то второсортную комедию. Всё, что сейчас крутится в кинотеатрах второсортно. Первосортным оно становится, когда мы меняем о нём мнение, выходя из кинозала. Если готовиться к самому худшему, даже плохой результат не разочарует.
Когда девчонки плакали, я сидел с каменным лицом, а Рис улыбался. Может, он всё время крутит в голове любимые анекдоты? Или с ним случилось что-то очень хорошее, но такое, что мы с девчонками не поймём, и он не хочет, чтобы мы сочли его сумасшедшим? Или он действительно сошёл с ума?
Из уголка глаза Риса потекла слеза, он её быстро утёр, но я заметил. Он улыбался и плакал. Одновременно! Это вам не анекдот про американца и француза с любимыми растениями.
- С тобой что-то не так! – сказал я, когда мы проводили девчонок и остались наедине на станции метро. Ночью метро было почти пустым.
- Ты о чём, дорогой?
- Ты же улыбался!
- Мы были на комедии.
- Когда девчонки плакали…
- Они любят поплакать по поводу и без, ты что, их не знаешь?
- Ты вытирал слёзы.
- Я зевал.
- Ты не открывал рот. Когда зевают – рот открывают. Отсюда и фраза «разевать рот».
- Можно зевать и не открывая рта. Если у тебя хватит сил идти против системы.
- Фигня!
- А вот ты попробуй.
Он спросил:
- И вообще, что это за странные замашки? Ну, всплакнул один раз без повода, допустим. Что в этом такого?
- Пресекать проблему на корню.
Уже который день Рис улыбается, и я боюсь, что в один момент он воткнёт нож мне в спину. Просто так. Так же, как и просто так можно всплакнуть на комедии, являясь суровым мужиком.
Уже который день ему отвечают улыбками в метро и в универе. И все меня спрашивают, а что это такое с Рисом? Почему он такой счастливый? Не уж то все экзамены купил?
А я лишь пожимал плечами в ответ и легко улыбался. Всё в порядке, говорил я. Действительно, а почему всё должно быть не в порядке? Ведь, он просто улыбается? Он не изменил цвет волос, цвет кожи, не стал готом/эмо/панком. Он просто улыбается, говорил я.
“Это просто кашель!” – визжала девушка, прижимая крепче своего ребёнка к груди. Фильм ужасов. Про то, как планету поражает неизлечимая страшная болезнь, начинающаяся с симптомов простуды.
Рис болезненно застонал и опустил пачку чипсов к своим ногам, а сам развалился на диване и протянул, всё так же болезненно:
- Я объелся!
Он улыбался. Довольный римлянин. Сейчас уже не помню, но то ли в древней Римской Империи, то ли в Греции, богатые люди просто обожали наедаться до предела. Потом два пальца в рот, всё наружу, и их желудки снова готовы к набиванию едой. Вот такой вот праздник чревоугодия.
- Если такая еда отравляет организм, - с трудом выдавил из себя Рис. – То я готов умереть…
И выдохнул весь оставшийся воздух из груди.
Он не дышал минуту, может, две. Я сам уже испугался, что он и вправду умер, а потом он, как ни в чём не бывало, вдохнул, снова открыл глаза и продолжил смотреть кино.
- Великолепное чувство.
Он говорит о забитом до отказа животе в те моменты, когда не нужно шевелиться. Когда он не болит, не просит всё наружу, а просто напоминает натянутый до предела пузырь.
Рис громоподобно рыгнул, и тут у него вдруг зазвонил мобильный…
Когда у меня спрашивают, как дела, я обычно отвечаю – нормально. В особенно язвительные настроения я добавляю – ничего не изменилось. Это просто, по-моему, грубо, рассказывать о своих победах или проблемах в совершенно стандартном разговоре по телефону или интернету, когда достаточно всего пары фраз. Начинаешь казаться ничтожным, зависимым.
Рис сказал:
- У меня всё отлично! Я только что набил брюхо до отказа и теперь доволен, как суслик. Ты же слышала, какие бывают суслики довольные?
Я спросил у него, она ли это? Он молча кивнул и продолжил:
- … Да я не знаю, просто отличное настроение. Петь охота. Хочешь, спою тебе?
- Не стоит, - ответил я и чуть прибавил громкости телевизору.
- … Ага … - он глубоко вздохнул. – Да, он тоже здесь… Что значит?.. Нет, постой! Ты меня с ума сводишь …
- Скажи уже, что ей никогда не достичь той душевной связи, что есть у нас с тобой. Скажи, что она навсегда останется для тебя номером «Два»! – Я наклонился ближе к Рису и говорил с достаточной громкостью, чтобы она тоже услышала.
Там, на другом конце линии, сейчас подает голос его девушка. Больше двух лет уже. Самые долгие его отношения. Возможно, даже, финальные, хотя, кто знает?
Рис взглянут на свой телефон и коротко развёл руками в стороны.
- Ну вот! Ты этого добивался? Ты доволен?
- А что? – я был удивлён.
- И пяти минут не продержался! Я так никогда не побью наш с тобой рекорд в семь часов разговоров по телефону!
Она меня всегда недолюбливала. За моё … прямое чувство юмора…
- Я думаю, она в любом случае не готова тратить на тебя столько денег.
Я добавил:
- Никто в здравом уме не готов тратить на человека столько денег, чтобы продержать связь семь часов. Это при том, что в общей сложности, мы, наверное, молчали треть. Только с настоящим другом есть о чём помолчать в трубку. Ни одной девушке твоей этого не понять.
- Чувак, - сказал Рис многозначительно. – Ну почему я гетеросексуал?
- Знаешь, что именно меня смутило в этом вопросе? Его формулировка. Такое ощущение, что я уже негетеросексуал.
- Ты прав, мой гомофобный друг!
- Я думаю, гомофобы пародируют гомосексуалистов гораздо более … карикатурно
- Тогда кто мы? Гомофаны?
- Хватит! Просто … перестань думать о сексуальной ориентации
Стал еле различим глухой стук швабры из-под пола от старушки-соседки снизу. Кажется, мы включили телевизор слишком громко.
На следующий день у нас обоих болел живот. Мы сидели, положив лица на стол, а напротив нас сидели Карита и Фиду и сокрушённо качали головой.
- И вот ради этого они отказались пойти с нами в кино.
- Это был наш личный вечер, и мы ни о чём не жалеем!
- Точно, брат, дай пять!
Не отрывая лиц от стола, мы еле подняли руки и кое-как дали друг другу пять.
Этим же днём, на одном из перерывов он догнал меня перед входом в туалет и сказал, всё так же жизнеутверждающе улыбаясь:
- Слушай, друг, боюсь, наши сегодняшние планы придётся отменить. У моей девушки что-то важное. Она попросила встретиться вечером.
- Я надеюсь, если она вдруг поставит тебя перед выбором – она или я – ты сделаешь верный выбор. Пошли её уже ко всем чертям.
Удивительным образом одна и та же улыбка на лице Риса означает то счастье, то смущённость, то ироничность, то философию … разница лишь в наклоне головы. Сейчас он казался смущённым.
- Она такого не скажет. Она слишком хорошо осведомлена о твоём преимуществе.
- Моя гладкая кожа?
- Нет. То, что ты всегда носишь в сумке печеньки. Она, к сожалению, не знает, как носить печеньки в сумке, без обёртки, и при этом не порча и не рассыпая их в песок.
Один раз я помню сдавал экзамен по физике, и когда преподаватель сдался и сказал, давайте сюда вашу зачётку, я её достал из сумки … а когда вручил её преподавателю, на пол упала печенька. Преподаватель выдохнул грустно и сказал:
- Мои любимые печеньки…
Я встретился сегодня вечером с Каритой и Фиду. Решил отстреляться за себя и за Риса и сходить с ними в кино.
- Он до сих пор такой улыбчивый? – спросила меня Карита в момент молчания на экране.
- Да, но … это не замечается. Да и что в этом такого?
- Он никогда столько не улыбался. Он вообще никогда не улыбался, когда не шутил. Даже не смущался.
- Но, он часто шутил, - вмешалась робко Фиду.
- И всё же.
- Да отстаньте вы от него. Он уже у меня вчера спрашивал, не странно ли он улыбается. Ему кажется, что в нём что-то не так.
- Так он действительно изменился. Помни мои слова, человек не может просто так улыбаться. Либо он что-то скрывает от нас, либо он сходит с ума.
- Не говори чепухи, женщина!
И тут я почувствовал, как в спинку моего сидения пнули. Я поднял голову и увидел лицо какого-то парня.
- Замолчи, - сказал он по-боевому.
- Если вы чего-то недопоняли, - сказал я раздражённо. – То вот этот парень молчит, потому что видит свою девушку в гробу. А девушка молчит, потому что мертва. И люди на заднем плане тоже молчат, потому что траур. Не бойтесь, вы ничего не пропустите…
Кто же мог подумать, что этот парень был подвыпившим, и ему ничего не стоило дать мне в глаз?
Нас выгнали из кинотеатра. Девчонки остались.
Это случилось как раз вовремя, когда я получил сообщение от Риса. Он спросил, свободен ли я? Двоеточие, скобочка закрывающая.
В квартире пахло чипсами. При том это был застоявшийся запах. И совершенно знакомый.
Рис выглянул из-за дивана и с улыбкой протянул:
- Представляешь, уже полтора года ищем чипсы с куриным вкусом, а тут вдруг бац – в соседнем супермаркете были. Наши любимые.
Он сказал:
- Я так объелся! Должно быть, сегодня я очень сильно подорвал своё здоровье вредной пищей. Другими словами, я готов умереть за еду.
- И что же это было за важное дело, о котором она говорила? – я подсел на диван, сбросив его ноги на пол.
- Она меня бросила.
Я подавился чипсами. Только отправил первую в рот и тут такое…
Рис всё ещё улыбался. Улыбался устало, сонно. А по телевизору шли вечерние новости.
- Она сказала, что всё знает.
- Что знает?
- Всё про меня и Кариту.
Моя челюсть… кажется, я её видел где-то на полу…
- Возможно, я в последние дни выпал из нашей реальности, но, что-то было?
- Да в том-то и дело, что ничего не было и в помине, - он развёл руками, и пачка с чипсами упала на пол. Я только сейчас заметил, что под подушкой, на которой он лежит, набита целая кучка упаковок из под чипсов.
…Мы уже бродили по ночному городу, по набережной и пинали банку колы.
- И ты её переубедил?
- Это была попытка тыкнуть пальцем в небо. Но вся загвоздка в том, что я любил только её. И верен ей даже сейчас.
- Она что, хотела, чтобы ты был виноват?
- Не знаю. Она сказала, что раньше со мной было проще. Что у меня что-то на уме, и что я что-то от неё скрываю. Я ей уже сказал сотню раз, что просто настроение хорошее. А она говорит, что не может мне доверять и всё такое… начала в общем гнуть свою линию…
- Дружище, ты до сих пор улыбаешься. Где же скорбь?
- Даже это не испортило моё настроение.
- Знаешь, нас с девчонками тоже волнует этот вопрос.
Рис захихикал.
Море тихо волновалось в отведённых ей границах. Сейчас было легко представить, как вдруг вся гравитация на планете исчезает, и тонны воды большими неровными сферами поднимаются вверх к облакам. Мне кажется, что созерцание такого пейзажа способно свести с ума натурально.
Рис захихикал, и я понял, какую низкую шутку он сформулировал в голове.
- Ну что?!
- Ты сказал «нас с девчонками». Это звучит так, будто ты и себя к ним относишь.
- Рис, хватит! Уже не смешно. Это действительно странно.
- Странно что?
Я глубоко вздохнул.
- Нам просто интересно. Ты раньше столько не улыбался. Что могло случиться такого, что подняло так твоё настроение.
- Вы действительно волнуетесь по поводу улыбки на моём лице?
Рис до сих пор улыбался. Теперь он улыбался шире.
- Пойми нас… ты ничего не говоришь, в твоей жизни сейчас всё достаточно мрачно, но ты улыбаешься. Мы, как твои самые хорошие друзья, волнуемся. Мы боимся, что всё это травмирует твою психику.
- Вы, правда, боялись, что я начал улыбаться из-за того, что меня отчисляют, что со мной конфликтуют чаще обычного и из-за того, что меня бросила любовь всей моей жизни?
Синее море и фрагменты луны между разбросанными рёбрами волн, словно расплавленные добела осколки стекла. И Рис вдохновенно вглядывается в эти осколки, в эту неровную гладь.
- Да, мы этого и боимся.
- Вы правы.
Где-то недалеко замахала тяжёлыми крыльями чайка.
Я повернулся лицом прямо к Рису и мы остановили своё шествие по набережной. Он улыбался. Но теперь жизнерадостная улыбка казалась мне мёртвой. Не уж то, так улыбался всё это время мне сумасшедший?
- С тобой всё в порядке? – спросил я.
- А с тобой? – с миловидный вызовом перевёл стрелки Рис. – С кем-нибудь на свете бывает абсолютно всё в порядке?
Я сразу представил огромную психушку. Размером с весь мир. Без стен, сплошная стеклянная крыша, белые колонны, миллионы стен в которых строятся сотни миллионов камер на нескольких уровнях. Миллиарды людей в смирительных рубашках со стеклянными глазами бродят по белым начищенным до блеска полям. Люди в белых халатах спускаются на эскалаторах со своими записями на дощечках. Они подходят к разным людям, говорят с ними, дают им лекарства. А потом уходят дальше. Наши бородатые боги. Безумный мир.
- Знаешь, всё действительно мрачновато, - сказал Рис. – И я это осознаю. И поначалу даже как-то расстраивался. Но мне надоело расстраиваться. Будь то личная жизнь, или учёба, или какие-то личные неприязни…
Рис всегда был впечатлительным и легкоранимым.
- … Просто, вот, надоело шататься с кислой миной. А потом пришло озарение, небольшое такое. После того, как я бросил мелочь безногому попрошайке. Просто, захотелось улыбнуться. Проверить, что из этого выйдет. Мне понравилось улыбаться…
Просто надоело мириться с негативом, пошёл бы он к чёрту! Просто вот…
- Помнишь то неприятное ощущение, когда ветер дует в лицо. Ни в моменты расслабления, а в моменты, когда куда-нибудь спешишь, или просто раздражён. Когда раздражает то, что ветер треплет твои волосы. И хочется его укусить. Вот просто натурально укусить. Или пнуть.
Ветер то стихает, то снова дует. Как вредный пацан, что всё время пинает в спинку твоего кресла в кинозале.
Улыбнуться негативу. Сквозь рамки, сжимающие твои губы в гримасы страдания, сделать упреждающий жест.
И само настроение поднимается.
- Так значит, это типа улыбка отчаяния? – спросил я.
- Нет. Это скорей непослушание закону. Закон «не улыбайся тому плохому, что случилось у тебя в жизни». Это было даже в какой-то момент жизненно важно мне.
- Что, правда? До такой степени?
- Правда. Так что, улыбайся, сука! Изменим мир к лучшему.
- Уже улыбаюсь.
Смайлик в отражении. Мёртвые эмоции. Торжество лицемерия.
Я вдруг нашёл в себе столько сил, когда улыбнулся без какой-либо на то причины. Столько божественного вдохновения. Словно я пошёл против закона…