"мерцание" - миг света, прерываемый тьмой. первый взгляд о нем ужасен, местами вульгарен. думаешь о том, что это глупая шутка автора, неудачно отобразившего мышление людей. миг света- всего лишь секунда, которую можно поймать и посмеяться, как же часто эта истина прерывается тьмой тупых высказываний и страхов, примитивности мышления на фоне одной клетки пространства..
Ева Адамова
Мерцание.
«По ночам нам гораздо страшнее, чем детям».
(Жюль Ренар)
Глава 1.
Белое, полупрозрачное тело скользило в руках…и мне никак не удавалось взять его, не уронив и не повозив по полу хотя бы раз пять. Каждый раз, когда я делала это, бешенство становилось все сильнее и сильнее, пока я не заорала на Бойля.
-ну помоги мне уже! Или ты хочешь снова рыться с этом дерьме?
На что Бойль только тупо смотрел, с ужасом понимая, что я в серьез прошу его взять Это в руки. Бойль никак не мог осознать, что еще четверть часа назад он стирал свои носки, пил холодный кофе и материл «Лейдер» за отвратную игру, а тут я. И не просто я, а с распоротым брюхом, которое я зажимала обеими руками, тщетно стараясь не уронить содержимое, которое ввело его еще больший страх и отвращение. Весь пол был в липкой, жидкой массе, которая вытекала из меня, как из рваного пакета с протухшим кефиром.
-что!?.. Я… меня сейчас вырвет…- Бойль отвернулся и начал блевать, я думала, что конец сейчас придет не мне. Минут пять он ползал по полу, весь в агонии и на автопилоте помог взять голлера, я проглотила.. После этого я уже ничего не чувствовала, противная тварь в очередной раз вытащила меня с того света..
Часть 1.Голлер.
Сначала я родилась, как все. Школа вызывала у меня рвотный рефлекс, колледж – желание вырвать кому-нибудь сердце. Поэтому я стала работать. У меня короткие жесткие волосы и белая, болезненно синяя кожа – я работаю шахтером…вот чушь.! Наверно эта история не пойдет, чтобы работодатель взял меня секретаршей. И не потому, что у меня невкусный кофе, а просто потому , что мой зад привлекателен пожалуй только для пятидесятилетнего девственника. И наверно еще потому, что зря я написала на двери своего директора «как можно пихать в живого человека хер…»
Самое интересное, что после этого меня еще взяли на работу. Я сторож на кладбище им .Гарольда Вэйна уже почти семнадцать дней. Про голлер я еще не знала. А вообще меня зовут Кори Слип.
Каждую ночь, ровно в 11.50 я обхожу территорию кладбища, да, я девушка-сторож и я горжусь этим, потому что я живу в Америке.
Мой друг Кэрри приходил ко мне, пока мы не нашли голлер... Была холодная туманная ночь, ветер пронизывал ножами насквозь, и бледные лучи луны целовали черный мрамор крестов. Промокшие ноги окоченели пока Кэрри жадно облизывал мою шею и грудь, пытаясь вдавить меня в каменную плиту памятника своим достоинством. Не сразу, но я начала понимать, что край плиты стал подо мной съезжать и вряд ли это было из-за напористого характера Кэрри.
-эй,эй-ей, Кэр..подожди, мне не удобно…
- с каких пор тебе неудобно заниматься сексом на кладбище?- шутил Кэрри, продолжая стягивать с меня джинсы.
-хей, ты меня слышишь вообще! плитка… она съехала что ли..- моя неуверенность смешила не только его, но и меня саму. Однако, через секунду я начала проваливаться в увеличивающуюся трещину и наконец, толкнула Кэрри как могла.
-с ума сошла, дура! Я чуть не упал! – Кэрри был явно возмущен.
-это ты придурок! Хочешь меня заживо в могилу засунуть!
-ага, скажи, что еще ты умеешь двигать каменные плиты!
- ну смотри, смотри сюда! – и я показала на то место, где только что сидела. Края плиты были криво сдвинуты по отношению к самому каменному коробу могилы и щель между ними была достаточной, чтобы я могла по пояс нырнуть во внутрь.
-да так и было, расслабься..
-какой же ты все-таки тупой! – подумала я в очередной раз о Кэрри.
- ладно, ладно..так и было.. – я вздохнула и решила, что на самом деле, мне просто все показалось. –наверно я еще не привыкла к новой работе..на кладбище.
Кэрри уже расстроился, у него не было ни желания, ни возможности привести себя в прежнее состояние.
- я пошел наверно, ты сегодня истеричка. Завтра приеду. Плиты не двигай больше. Дура.. – это последнее, что он пробубнил, когда поплелся между могилок.
В какой-то момент мне даже стало его жаль, такой облом..на кладбище даже. А потом, он все равно тупой, что его жалеть, тупым проще живется. Пойдет в «кружку Джонса», напьется аж целым стаканом виска с тремя содами и льдом, получит в морду от самого Джонса и счастливым проснется утром на газоне.
Пока я обо всем этом думала, тихое сырое дуновение ветра принесло мне аромат миндальных пирожных. Пахло настолько приятно, что я почувствовала, такую сладкую слабость, что провалилась в какой-то неожиданный наркоз.
Одно мгновение или целая вечность, временное измерение не поддавалась моим расчетам. Просто, когда я открыла глаза, я подумала, что свежий воздух действительно творит чудеса, это тебе не курительная смесь нью-йоркского воздуха. Я лежала на той самой плите и не могла пошевелить даже пальцем.
-черт побери, это что за хрень со мной! – но даже язык вяло шевелился, издавая бульканье изо рта.
Раздался гром. Крупные капли дождя начала осыпать землю. Попадая на плиту, где я лежала, они с шипением испарялись, оставляя лишь хвостики пара в воздухе. Ветер трепал мои волосы, а я в диком ужасе пыталась напрячь свои мышцы. Слезы и дождь мешали мне видеть, но я уловила свечение подо мной, которое вырывалось из нутра могилы. Яркая вспышка.. и черная тьма накрыла горизонт. Я в аду? Меня забрали зеленые человечки? Да хоть что- нибудь!
В этом темноте я наконец начала чувствовать свое тело, но оно так же оставалось без движения. Какой-то шепот, расплывающийся множеством эхо, доносился и рядом с моим лицом и казалось вокруг тоже. Этот шепот трогает мои волосы, глаза, щеки. Я пылаю огнем от прикосновений.
- хозяйка?...шш, новаяяя…шш.. моя..шшиии
Мой мозг готов лопнуть от этих звуков.. оторвите мне голову! Какого хрена!
-хоззяйкаа….забрать…шшш…голлер…шиииии…
-домммм…..шшшиии
*** *** ***
- Кори Слип! Встать немедленно! Вы что себе позволяете! – Боб Вилоу бы похож на раздутого пупса, когда визгливым голосом пытался привести в чувство Кори.
Озарение пришло внезапно, как электрошок. Очнулась лежащая на диване в сторожевой будке с журналом на груди.
- оу, Мистер Вилоу! Я..это.. извините. Мне уже пора, всего доброго.. – я вскочила и без оглядки побежала в машину.
-пошел к черту! У меня крыша тут едет..
Стробоскоп
Глава 2
Все началось с того, что кто-то обо мне подумал.
Это была даже не мысль, так, замысел. Короткое замыкание между нейронами мозга. Но тем не менее это был я.
Последние лет двести я стараюсь осознать момент своего появления, но, как на зло, в голову лезут толстые пыльные книги на латыни и слова особенных людей, чья особенность заключается только в смешной уверенности в истинности своих слов. Не могу поймать я за хвост своего создателя. Я более чем уверен, что сам он даже не подозревает о том, что наделал и кого создал. Мне очень печально от мысли что я никогда этого не узнаю.
А пока в попытках понять память только пыхтит и выдает всякую чушь. Все от расколотого камня до наряда городской проститутки, от корабля, налетевшего на гранитную отмель до затухающего костра в ночном зимнем лесу. Все что угодно, только не факты.
Я написал этот текст тысячами пальцев, и еще пара сотен рук ушло на то, чтобы собрать все это в кучу. Все это я сделал для того, чтобы разобраться в вас, потому как разобраться в себе я потерял всяческую надежду...
В очередной раз с криками провожаю закат.
- НЕТ! Бесчестная тварь! Ты обещала, стервозная паскуда! Ты меня обманула! Я же верил тебе, сука неблагодарная! Как ты можешь так поступить после того как я тебя спас! Уходи, мразь! Ты не нужна мне! Я тебя достану и прикончу как последнюю шваль!
Наглая ухмылка с рожи солнечного диска все не сходила, и только становилась краснее. Медленно, с садистским темпом «светило» прощалось со мной. А вскоре и совсем скрылось за подмосковными помойками. Облака горели ярко-алым еще с пару десятков минут. Затем подул пронизывающий до костей ветер, который подхватил с собой аромат гниющих фруктов, и стало совсем погано. Я лежал на непросохшей земле с разодранным в кровь горлом и бормотал последние ругательства на которые был способен мозг. Стеклянные глаза не могли передать всю боль которую я испытывал.
Тело не знало механизмов поведения при ТАКИХ болях. Я был как оголенный нерв больного зуба, который сверлят без всякой анестезии. А сверлят ручной дрелью, какие используют на верфях. Я лежал и старался не двигаться, чтобы не вызвать новую волну агонии. Мне не хотелось даже думать, так как здесь одна мысль приравнивается, как минимум, к кульбиту над пропастью. Я был самой болью, которая вперемешку со страхом новых страданий, опасалась даже думать о мести кому либо. Просто ненависть зрела сама собой и ненависть на само солнце в первую очередь.
Хорошо, что бродяг меньше всего ищут. Они забытые люди с очень интересными историями. Причем, как правило, такие истории это результат сочинительства самого бедолаги. Я их во многом понимаю. Полная свобода позволяет себе придумать какую угодно жизнь. Можно позаимствовать какие-нибудь факты из истории очередного собутыльника или просто из знаменитого фольклора бездомных. Удивительные люди. Непонятые люди. Оно и к лучшему, что бродяг меньше всего ищут. Сейчас кровь из черного рта смешается с грязью, а на запах гниения привлечет ворон и отпугнет собаку мертвеца. Кажется, ее звали Гном. Горло уже давно перестало хрипеть, а и без того слабые легкие больше часа не вдыхали сверлящий нос смрад. Шел первый час ночи…
Моя плата за две тысячи сто восемь лет жизни- более семисот тысяч судеб. Практически каждый новый день я встречаю двумя парами глаз: своими, старыми безжизненными и слегка мутными от пережитого, и глазами донора, удивленными, новыми и постепенно гаснущими. Через сорок минут я становлюсь полностью живым созданием…
Я осознаю все «свое» «прошлое»: школу, первую измену, последнее увольнение с работы, вчерашний день. При этом я знаю о теле гораздо больше, чем знал о нем его бывший владелец. Все что видели глаза, все что слышали уши и чуть больше, чем осязали ладони, а не то, что было способно переварить рахитичное человеческое существо. Это самый нежный миг в каждом дне. Я смотрю жизнь человеческую как кино. При чем уже на второй год своего мистического существования я приобрел еще одно удивительное качество, я с легкостью мог предсказать что происходило с объектом уже после осознания первых десяти лет его жизни.
Этого все детство заставляли ходить на уроки скрипки и вот уже в сорок он оставляет жену с ребенком и уезжает в другой город с молодой любовницей или любовником (тут уже зависит от того насколько усердно он занимался музыкой). А вот у этого отец пил всю сознательную жизнь и потому, разговоры между отцом и сыном происходили только в пьяном бреду. Ну конечно же! Через десять лет самостоятельная успешная жизнь с какой-нибудь идиотской странностью. Через двадцать брак. А через тридцать он уже напивается и понимает что свой бесценный опыт он просто обязан передать своему сыну или дочери. И хорошо если это не заканчивается инцестом.
Мне порядком надоели такие фильмы. И мне безумно скучно заново переживать жизнь подростка, шахтера, бомжа, звезды рока или деревенской девочки, которая решила покорить столицу. Хоть бы один перерыв на рекламу…
Ой, я начинаю чувствовать как крохотные части моей кожи и мышц начинают расползаться в стороны. Это совсем не больно и ни капли не неприятно. Просто необычно. Там, где некогда сокращались мышцы, теплилась кровь и блестела кожа, образуется пустота. Дыры расползаются и становятся больше с каждым.. ээээ… даже не знаю в каких единицах тут измеряется время. Запаха я не чувствую, ровно как не слышу шебуршания червей и не вижу черноты ночи. Мне всегда нравилось разлагаться. Это единственное в моей «жизни» что имело хоть какую то непредсказуемость. Никогда не угадаешь как это произойдет и с чего начнется с гниение.
Я волен выбирать сам, когда мне покидать физическую оболочку. Потому, назвать меня духом- большая ошибка. Я вполне могу жить и в животном, и в человеке и в мертвом человеке, да хоть в кирпиче Михайловского собора. Однажды я даже прождал до полного превращения человека в жалкий скелет. Это было очень забавно. В итоге все мое естество закрепилось за голенью одной девушки, которую закидали камнями в восточной Индии только за то, что я в ее теле прокатился по главной улице города голышом на корове.
До чего же забавны люди, особенно когда они перестают быть таковыми.
Веселье продолжается.
Глава 3.
Чувствую себя отлично. Только иногда голос пропадает, но это скорее от страха, как сказал мне док. Отлично, иногда мне полезно помолчать. Я даже думаю, что надо позвонить доктору Колину, пусть он найдет у меня какой-нибудь психологический сдвиг. Кэрри говорит, что я сумасшедшая, но приехать все равно обещал.
У меня на руках вздулись вены и кажется.. у меня седеют волосы..конечно на голове! Это все чертовы нервы. Где-то завалялись пилюли моей бабули.. ха ха.
Всю ночь я смотрела, как чертовы янки не могут надрать задницу Фреду Питерсону, не могу спать, эти пилюли моей бабули круче, чем ящик Ред Була. В третьем часу ночи я наконец почувствовала, как сон залезает в мою душу.
На полу валялась зубная нить, я точно помню это. Ее конец был выдернут и как белый червь она начала выгибаться и вылазить наружу длинным клубком ближе к моей ноге, когда я увидела, что на щиколотке болтается нить и ползет, оплетая ногу, вверх я хотела закричать, но твою мать! У меня снова пропал голос, выдохи ужаса из моей груди душили меня больше, чем эта поганая нить. Откуда ее столько в такой маленькой коробочке…черт побери!!! Руки не слушались и запутались благодаря волшебной нитке, покрывая меня, словно кокон. Еще пара минут и я белая гусеница из зубной нити ползла в неизвестном направлении. Чертовы пилюли бабули! Знакомый мне уже шепот облепил меня во все сторон, это как зуд по всему телу, когда готов кричать от нестерпимого желания содрать с себя кожу.
-шииии…шш..надо…так…
Но я не могу терпеть, хрип заполняет мое горло и привкус миндаля заставляет меня тошнить, мне душно и резкая боль в голове обрывает все..
Раньше я боялась, что на мой дом упадет самолет с террористам, а сейчас я боюсь зубную нить. Она валялась на прежнем месте, с выдернутым хвостиком, а под диваном хранилась еще целая коробка. Было светло, наверно часов шесть. Телевизор кормил свежими завтраками с кинескопа, а я пошла на кухню за садовыми щипцами.
Глава 4.
Коллекция
У русских есть такая забавная игра: в центр комнаты ставятся стулья и к ним выходят игроки (при чем игроков на одного больше, чем стульев), под специальную музыку какого то клавиш-мехового инструмента игроки курсируют между стульев и в момент, когда музыка затихает, каждый должен занять стул. Оставшийся без места-выбывает. Удивительная игра, имеющая кучу модификаций. Вот в восемь утра на автобусной остановке стоят граждане солидного вида, всем нужно на работу, в институт, поликлинику, каждый прилично одет и видно что бездельник не будет так аккуратно выбрит или накрашен. Эдакий митинг интеллигенции в пользу доступного транспорта. Каждый сосредоточен в своих мыслях и при этом делает такое отреченное лицо, будто хочет сказать "земляне, я не с вами". Одно удовольствие за ними наблюдать. И вот, "Музыка закончилась" подъезжает переполненная ГАЗель самого популярного маршрута, тут то и начинается нечто... Со всех слетает налет образованности и толерантности, крики, локти, безразличие к пожилым и молодым, баранье упрямство, стремительно вспоминаются школьные уроки физкультуры и только тот, кто лучше всех бегал стометровку и прыгал через козла имеет больше шансов оказаться на заветном месте. Поистине забавная игра. И только с уходом переполненного и накренившегося влево градусов на 30, автобуса, оставшиеся на остановке отряхиваясь встают на ноги и с тем же невозмутимым видом ждут следующую возможность сразиться за место "в салоне".
Мне нравится коллекционировать подобные забавицы. Они меня развлекают в минуты, когда удовольствие от очередной жизни утихает. Причем природа обделила меня умением мыслить и рассуждать, и потому все мои умозаключения рождаются и растут только в мозге моего очередного «донора». Я имею только память, и память эта держит в себе все семьсот сорок две тысячи двести одиннадцать жизней. Каждая из них достойна книги, и некоторые в действительности были описаны на бересте, папирусе, пергаменте, бумаге и страницах интернет. Ведь даже ты сейчас запросто можешь вспомнить истории из жизни знаменитостей, которые никакому объяснению не поддаются. Сколько самоубийств, сколько банкротств и сумасбродных поступков, почти ко всему что ты сейчас выловил из памяти я имею отношение…
Сейчас речь не о них.
* * *
Владелец пяти московских магазинов обуви, Владимир Анатольевич Хаткин сегодня с утра был сам не свой. Проснулся он как обычно в половину шестого утра необычайно тяжело, только воля, выработанная двенадцатью годами бизнеса, смогла пересилить чрезмерно мощное снотворное, принятое вчера (как подумал сам Владимир Анатольевич). По пути в ванную, на несколько секунд помутнело в глазах, и тело покачнулось. Острота зрения вернулась уже перед зеркалом. Горсть холодной воды на лицо окончательно прогнала сон. День предстоял трудный.
Белый Opel Vectra с нелепыми шашечками на крыше затормозил на парковке аэропорта Домодедово едва не зацепив зазевавшихся гостей солидного вида из средней Азии. Хаткин опаздывал на сорок минут, и регистрация должна была вот-вот закончится. Едва не забыв чемодан в багажнике такси, он рванул в здание. Люди с потерянными лицами, напоминавшие стадо баранов в ожидании пастуха, столпились на самом входе, Владимир Анатольевич рванул сквозь народ, пара «барашков» по инерции последовали за ним, но вскоре отстали и вернулись к своим. Ни у стойки регистрации, ни на досмотре к удивлению своему бизнесмен не столкнулся даже с самой банальной очередью, для Домодедово такая вежливость и скорость обслуживания была более чем нехарактерна. Все будто ждали именно его, и обстоятельства сложились именно таким образом что в тот самый момент когда он занял свое место у иллюминатора, часы в диспетчерской показали время 12.25, пилот получил разрешение на вылет и посадка прекратилась. Всего лишь один светофор по пути в аэропорт мог кардинально изменить этот день Владимира Анатольевича. Хаткин сперва думал о везении, потом о том что пора бросать курить, затем вспомнил что неплохо бы на этот раз заглянуть и в казино. Мысли перетекали из одной в другую как визуальные образы в винампе.
Карамелька, ремень, телефон на "выкл", "КомерсантЪ", еще пахнущий краской, можно расслабиться на эти 12 часов. Тем временем огромный Боинг выруливал на взлетную полосу,объезжая другие самолеты по замысловатым траекториям. Минуты через три все было готово ко взлету.Как только начался разгон, Владимир почувствовал что кто то резко впился в его плечом тянет руку назад. Рывок был таким резким, что не успел Владимир опомниться, как уже его локоть был зажат между спинками кресел. Сжимая рукав до треска , в Владимира Анатольевича вцепилась девушка, сидящая за ним. Глаза ее в панике осматривали багровое лицо предпринимателя:
- Мне страшно!... Прохрипела она.
"Веселый будет полет" подумал Владимир. Но все же вежливо улыбнулся девушке и даже руку убирать не стал. Самолет к тому моменту уже разгонялся и вот вот должен был оторваться от земли. Рука соседки сжалась так сильно, что затрещал рукав дорогой рубашки. Владимир не любил боль, но еще больше он не любил показывать свою слабость, поэтому он постарался надвинуть на лицо скучающую маску, но глаза все таки подрагивали и вот вот должны были выступить слезы. Три, два, один... Отрыв от земли. Несколько секунд как бы невесомости. И вот уже хватка девушки ослабевает, а уже через 20 секунд мягко отпускает рукав, которому все таки удалось уцелеть.
- Отлично. пошевелил губами Владимир и натянул наушники. Полет обещал быть долгим.