публицистика

 Эти произведения относятся, в основном, к периоду правления первого президента РФ. Полагаю кое-что из этого остается актуальным и сейчас.


                ВЫХОД ИЗ МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЙ ПУТАНИЦЫ

    В № 115 «Советской России» 3.Х.96 г. опубликовано письмо неизвестного читателя. Полемизируя с известным политологом С. Кара-Мурзой, аноним предлагает свой методологический подход к анализу социально-экономических и политических процессов, происходящих в конце ХХ века в России и остальном мире. «Если развитие идет от низшего к высшему, - пишет он, - и плановая экономика соответствует более организованной и сложной, более современной (разумной и детерминированной ) стадии развития производительных сил, чем более 500-летней давности принципы первобытной свободы рынка (как неуправляемой стихии), то при переходе от передового к примитивному неизбежно разрушение инфраструктуры промышленного производства, что и дает кризис».
    Казалось бы найден ключ к пониманию трагедии нынешней капитализации России. Получается, что она вызвана развалом социалистической плановой экономики методами разбойничьей приватизации после подрыва государственного и политического устройства СССР. Тем более, что опыт самого «цивилизованного» Запада показывает, что внедрение основных элементов плановой экономики объективно становится прямой производственной необходимостью. Но затем в логике «неизвестного читателя» начинаются сбои. Оказывается, что советская экономика рухнула потому, что от планового социализма в ней мало что осталось, а капиталистическое хозяйство Запада, стало быть, превзошло ее в области планирования. И вообще, интегрированное социалистическое хозяйство СССР, считает автор письма, явно уступает по своим экономическим потенциям, многоукладности. В дальнейшем выясняется, что дело даже не в экономике, а в демократии. «Соедините плановую экономику с демократией, - предлагает аноним, - и вы получите реальный прогресс и реальный социализм».
    Мне кажется, что сумбур в рассуждениях неизвестного читателя происходит от путаницы и подмены понятий. Внедрение планирования в СССР и его элементов на Западе является отражением более глубокого экономического процесса в мировом хозяйстве, который называется обобществлением. Каково его реальное содержание? В марксистском понимании это процесс перехода от капитализма к социализму на базе объединения труда и производства. Начав развиваться 500 лет назад в условиях неуправляемой стихии рынка, обобществление трансформировалось ныне в процесс глобализации экономики, где действуют жесткие принципы планирования производства и торговли. Естественно, что в течение упомянутого полу тысячелетнего периода плоды реального обобществления (индустрия, высокие технологии) концентрировались на экономическом пространстве современных ведущих капиталистических держав.
    В условиях капитализма обобществление деформируется конкуренцией индивидуальных и ассоциированных капиталов. В результате общественная природа этого процесса принимает превращенную форму. Повышение экономической эффективности, которое дает хозяйству объединение труда и производства, предстает как следствие конкуренции частных товаропроизводителей, стремящихся к извлечению наибольшей прибыли. Негативные социально-экономические последствия конкуренции, такие как монопольно высокие цены, застой и загнивание производства, рост безработицы выглядят внешне как следствие обобществления. Современное общественное производство развилось, естественно, не без влияния частнокапиталистической конкуренции. Однако конкуренция не является неизменной субстанцией. На стадии становления капитализма она крушила феодальные перегородки образованию внутреннего и внешнего рынка капиталов. На нынешней стадии массового промышленного производства товаров конкуренция утрачивает роль двигателя прогресса и выступает в роли консервативной силы, сохраняющей раздробленность и анархию в интересах уродливого капиталистического распределения и потребления.
    Социализм упраздняет превращенную форму обобществления, открывает простор реальному обобществлению. Однако следует иметь в виду, что социалистическое строительство по известным причинам начинается в слабых звеньях капиталистической системы. Это ограничивает возможности социалистического обобществления. Капитализм противодействует социалистическому строительству не только экономическими, но и политическими средствами. Опоры соцстран на собственные силы оказывается недостаточно, чтобы ликвидировать в короткий исторический срок разрыв в уровнях обобществления с ведущими капстранами, которые занимают командные высоты в структуре мировых хозяйственных связей, обладают большими капиталами. Отсюда возникла необходимость в нормализации торгово-экономического и технологического обмена СССР и капстран, за которую Запад нередко требовал неприемлемых политических уступок. Искусство возможного для политического руководства соцстраны состояло в подобной обстановке в поисках такого компромисса с Западом, который способствовал бы экономическому росту без ослабления ее социалистического строя.
    С этой задачей не справилось руководство КПСС в годы перестройки. Горбачев и Ко, олицетворявшие либеральное крыло КПСС, с одной стороны, и ортодоксальное крыло партии – с другой не могли не ощущать кризисную ситуацию, сталкиваясь с фактами технологического отставания СССР от Запада в ряде отраслей и дефицита некоторых видов товаров. Обе стороны приписывали технологический отрыв Запада каким-то мистическим, прежде не раскрывшимся возможностям частнособственнических отношений, но отнюдь не реальному обобществлению. Отсюда эйфория перестроечных лет вокруг частной собственности. Отсюда поощрение или, в лучшем случае, вялое сопротивление горбачевцев действиям антисоциалистических сил Запада и их либеральных прихвостней в России. Отсюда столь же слабый отпор горбачевцам со стороны ортодоксов внутри партии. На почве дезориентированности партийных верхов в вопросах обобществления возникла сюрреалистическая атмосфера августовских дней 1991 года. Когда ГКЧП, выразивший решимость помешать развалу державы, позволил ельцинистам-лавочникам безнаказанно разыгрывать фарс с «защитой» Белого дома.
    Но ведь для сохранения СССР могли быть приняты иные решения, ведущие к успеху. Они, конечно, не имели бы ничего общего с созданием ублюдочных кооперативов и фермерских хозяйств, паразитирующих на госсекторе, с воровской приватизацией, с ослаблением партийного и советского руководства, с копированием буржуазной демократии, являющейся на самом деле диктатурой плутократии, с принципиальными политическими уступками Западу в обмен на мизерные финансовые подачки и обещания. Разумный путь состоял, например, в допущении капиталистических анклавов на экономическом пространстве соцлагеря на основе концессионного права, создании благоприятного инвестиционного климата для западных компаний, готовых сотрудничать с СССР в модернизации его предприятий. Тогда это было гораздо легче, чем сейчас.
    Казалось бы, здесь имеет место тот же вынужденный компромисс с противниками коммунизма, что и в случае с созданием доморощенных кооперативов и фирм. Однако есть компромиссы и компромиссы. В последнем случае осуществляется ломка своего хозяйства, распыление и упразднение социалистической собственности, являющейся базисом политического могущества социализма. В случае же с допущение ограниченного зарубежного капиталистического предпринимательства Советская власть идет на компромисс во всеоружии своего экономической и политической мощи. Это позволило бы, не подвергая социализм роковой опасности, продемонстрировать народу подлинные и мнимые «достижения» капитализма, блокировать активность в политической жизни диссидентов и прочих обожателей Запада. Это позволило бы партийному и советскому руководству накопить опыт хозяйствования, выходящий за рамки «анклавного» социализма, заставить рыночные реформы работать на увеличение производства продукции различного назначения, использовать их в целях роста благосостояния всех народов страны, всех членов общества.
    Пример Китая показывает, как должно вести себя коммунистическое руководство, беспокоящееся за судьбу социалистической цивилизации. Однако коммунисты России, действующие в стране, скатившейся на периферию капиталистического мира, стоят перед решением еще более сложной задачи – задачи возвращения к управлению страной, устранения компрадорской власти и вывода страны в союзе с другими патриотическими силами на путь реального обобществления. (КОНЕЦ).



                ВОЙНА НА БАЛКАНАХ:
                КРЕМЛЬ ПЕРЕД ТРУДНЫМ ВЫБОРОМ (12.04.99 г.)

    Кремлевские властители сопровождают ритуальные осуждения варварских бомбардировок НАТО Югославии заклинаниями о недопустимости втягивания России в войну на Балканах. Эта позорная, внутренне противоречивая позиция отражает растерянность Кремля перед лицом наглых и бесцеремонных действий альянса, предчувствие им краха попыток совместить интересы либерально-рыночного режима с интересами безопасности России.
    До сих пор последние были подчинены первым. Кремлевская верхушка покупала политическую и финансовую поддержку Запада ценой капитуляций внутри страны и на международной арене. Теперь арсенал уступок исчерпан. Можно, конечно, «кинуть» Газпром, РАО ЕЭС и другие естественные монополии. Но тогда нет смысла дурить головы россиянам надеждами на достижение конкурентоспособности с Западом. Можно «кинуть» и Югославию. Но что это даст? Очередной транш из кредита МВФ, который, в лучшем случае, пойдет на погашение процентов по внешнему долгу и увеличит общую задолженность страны. Взамен же утрата единственного союзника, оставшегося в Европе, концентрация всей мощи НАТО против России.
    Идеологическая зашоренность, неспособность или нежелание понять природу НАТО обусловили порочность стратегии Кремля по обеспечению безопасности страны. Порок состоит в превратном представлении причины экономического и политического могущества капиталистического Запада. Она сводится исключительно к действию принципа частнособственнического предпринимательства и абсолютизации курса на приватизацию, к т.н. «чистой экономике». Но капиталистический мир – это сфера отношений господства и подчинения, в которой определяющую роль играет сила. Сила достигается концентрацией экономических и политических ресурсов, а не их дроблением. Она достигается, главным образом, мобилизацией и использованием военного потенциала.
    К.Маркс еще в середине прошлого века отмечал, что колониальный разбой служил для раннекапиталистических государств Европы «экономической потенцией». В этом смысл его определения «насилия как повивальной бабки истории». «Накачав» экономические мускулы путем прямого колониального грабежа народов, Запад перешел к неоколониальным методам их эксплуатации. Это уже выглядит как использование «грубой силы» в специфической форме. Но и грубая военная сила в своем первозданном виде не только не утратила в новых условиях значения, но еще более повысила свою роль. «Война является продолжением политики иными средствами», - утверждал Клаузевиц. Его формулу следовала бы уточнить: «Война является продолжением капиталистической конкуренции путем прямого насилия». Об этом свидетельствуют две мировые войны, обескровившие Западную Европу и сделавшие ее легкой добычей финансовой олигархии США.
    Ныне Вашингтон ревниво оберегает монополию доллара экономическими и финансовыми средствами. Однако решающая роль в этом  принадлежит все-таки военной силе. Объединив страны Западной Европы в НАТО – военно-политический союз под собственным командованием, США получили самый эффективный инструмент обеспечения своих целей за счет интересов европейских и других государств. Это инструмент осуществления жандармских и карательных функций в отношении союзников т потенциальных противников, орудие, посредством которого реализуется диктат миру финансовой олигархии и транснациональных корпораций. Примерами могут послужить активные мероприятия по дезорганизации экономической, политической и военной интеграции Западной Европы, которые осуществляют США при помощи НАТО при одновременном втягивании европейцев в свои авантюры на Балканах. Американский империализм – основная движущая сила в политике провоцирования в регионе войн и конфликтов с целью расчленения и уничтожения Югославии. На нем лежит главная ответственность за разорение албанцев финансовыми пирамидами и использование их в качестве «пушечного мяса» для военных авантюр НАТО.
    Собственно говоря, это отчасти испытала на себе и Россия, проводя курс на пресловутое «партнерство» с НАТО. Подобное «партнерство» не имеет иной цели, кроме как связать руки России а противодействии опасному процессу расширения агрессивного блока, нанести максимально возможный урон нашей стране а зоне ее жизненно важных интересов. НАТО была и остается стратегическим противником России, какой бы модели социально-политического устройства она не придерживалась. Только, исходя из этого, может быть построена эффективная оборонительная доктрина России, поняты и учтены самоотверженные усилия нескольких поколений советских людей по созданию ракетно-ядерного щита. Режим, пренебрегающий этим, не имеет право на существование. Он становится опасным для собственного народа. Умиротворение США и других стран НАТО, методично и планомерно уничтожающих экономический и военный потенциал Югославии, делает Кремль сообщником их преступлений.
    Сейчас для Кремля наступил «момент истины». Если он «кинет» Югославию, то россияне поймут, что кремлевские политики выражают, по существу, интересы «пятой колонны» стран НАТО в России. Это чревато большими неприятностями для власть имущих. Но кремлевская власть, если ее еще что-то связывает с Россией и если она еще не передала в Брюссель «ядерный чемоданчик» президента, может серьезно повысить свой рейтинг среди россиян, приняв необходимые меры для обуздания агрессии НАТО. Вот приблизительный перечень этих мер:
    - Включить положение о НАТО как главном противнике в доктрину обеспечения безопасности России при одновременном изъявлении готовности снижать уровень военного противостояния с Западом, развивать с западными странами отношения на принципах учета интересов безопасности, равноправия и взаимной выгоды в случае принятия мер по прекращению расширения альянса и его демонтажу и роспуску.
    Вероломное нарушение странами НАТО своих обязательств воздерживаться от расширения лишает этот процесс легитимности и позволяет квалифицировать его как «ползучую агрессию» в Европе. Это дает России все правовые основания противодействовать расширению альянса  любыми средствами, в том числе нанесения в случае необходимости превентивного ядерного удара по сателлитам НАТО – Польше, Венгрии и Чехии. Необходимо оказывать материальную и моральную поддержку антинатовским силам в Европе.
    - Перенацелить ракеты стратегического назначения и среднего радиуса действия на страны НАТО – участницы агрессии против Югославии, Ирака и других государств, подвергающихся давлению альянса. Предложить Генассамблее ООН объявить НАТО преступной военной организацией, подлежащей роспуску. Потребовать привлечения к уголовной ответственности натовских военных преступников, развязавших войну на Балканах, а также компенсации странами НАТО ущерба Югославии от агрессии.
    - Выйти из всех соглашений, предусматривающих ограничения на сотрудничество России с зарубежными странами в области экспорта ядерной технологии. Пора признать, что монополия или преобладание США в ядерном вооружении – главная угроза термоядерного или обычного глобального конфликта. Об этом свидетельствует опыт американских бомбардировок Японии, а также воздушных ударов по Югославии и Ираку средствами, приближающимися по разрушительным последствиям к ядерному оружию.
    - Придать четкое направление политике укрепления военно-политического союза и экономической интеграции России с республиками бывшего СССР. Активно противодействовать «пятой колонне» НАТО внутри страны, пресечь ее попытки использовать российские СМИ в целях дискредитации патриотического руководства Югославии и оправдания преступной агрессии альянса.
    Патриотической же общественности нашей страны необходимо срывать маневры Кремля с целью уклонения от срочных мер борьбы с агрессией НАТО на Балканах. Надо сделать лозунги поддержки Югославии главными во время предстоящих праздничных демонстраций в мае, в повестке дня заседаний обеих палат Федерального собрания, во время кампании по выборам в Госдуму. Следует возобновить антивоенный митинг у посольства США, рассматривать противодействие властей его проведению как прямое пособничество натовской агрессии.
    Вполне понятно, что в случае прекращения бомбардировок НАТО Югославии некоторые из этих мер могут быть отменены или скорректированы. (КОНЕЦ).
   



                РЕФОРМЫ И КОНКУРЕНЦИЯ

    В № 171 газеты «Гласность» от 26.08 – 08.09.94 г. научный работник из Смоленска некто А.Дмитриев отмечает особую роль СМИ, узурпированных контрреволюционными силами России, а оболванивании масс. В заметке под заголовком «Пахучий экран» он приводит, в частности, такой пример. «По телеканалу «Останкино» идет детская передача с недетским названием: «Зачем нужна конкуренция?» Вкрадчивый голос ведущего вопрошает десятилетнего мальчугана: - Разве можно договориться с деловым партнером по какому-то плану без конкуренции? – Мальчуган бойко отвечает, считывая текст с телесуфлера: - Так было при коммунистическом режиме. Поэтому предприятия выпускали плохую продукцию. – И вывод твердый: - Без конкуренции нельзя.
    Прием, использованный здесь для обличения «коммунистического режима», действительно, примитивен. Но авторы телепередачи, видимо, были убеждены, что аудитория не сомневается в преимуществах конкуренции. Без иллюзий относительно конкуренции как непреходящей ценности народ вряд ли допустил бы капиталистическую реставрацию, а для внедрения этих иллюзий в сознание советских людей немало потрудились «прорабы перестройки», не говоря уже о российских радикальных либералах-рыночниках. Дело ими преподносится так, будто у частных товаропроизводителей нет более важной заботы, чем соперничать друг с другом в обеспечении потребителей дешевыми и качественными товарами. Сам Горбачев, помнится, включился в кампанию прославления частного предпринимательства, рекламируя венгерский опыт увеличения сельскохозяйственного производства.
    С началом поощрения частника, говорил он, цены на сельскохозяйственную продукцию в Венгрии резко взмыли вверх, а затем опустились до приемлемого для потребителя уровня при изобилии товаров. Куда только подевался этот опыт с исчезновением венгерского социалистического государства. Ведь сейчас впору извиняться не перед буржуазной властью Венгрии за спасение страны Советской Армией от контрреволюционного террора 50-х годов, а перед венгерскими трудящимися за попустительство навязыванию им волчьих капиталистических порядков.
    Но вернемся к конкуренции. Ясно, что предприниматель выходит на рынок не для того, чтобы облагодетельствовать потребителя. Его главная цель – получение максимальной прибыли. Но поскольку он сталкивается на рынке с предпринимателями, преследующими аналогичные цели, то приемами в их конкурентной борьбе могут быть как удешевление товара, так и его удорожание. В любом случае применение этих приемов связано с производственными возможностями предпринимателей. Очевидно, однако, что тенденция к удорожанию преобладает над тенденцией к удешевлению товаров.
    Конкуренция – соперничество в неравных экономических условиях. Неравенство выражается в разной степени конкурентоспособности соперников. Шансы выстоять в конкурентной борьбе обнаруживают предприятия, способные обеспечить более высокую производительность труда, низкие издержки производства, широкий ассортимент качественных товаров и услуг, располагающие крупными резервами капиталов. Понятно, что это под силу лишь крупным фирмам, транснациональным корпорациям или государству, имеющему возможность маневрировать ресурсами в масштабах всего народнохозяйственного комплекса.
    Не случайно, конкурентоспособность оценивается буржуазными экономистами не только на уровне малых, средних и крупных предприятий, но также на межгосударственном уровне. Правда, они сводят роль государства лишь к поддержке «свободной конкуренции»  малых и средних предприятий, к их защите от алчных устремлений крупных корпораций и банков. Но это – уловка. Не существует государства, стоящего над или рядом с конкурентной борьбой. Государство само является инструментом такой борьбы и этим инструментом пользуются, прежде всего, крупные промышленные и финансовые воротилы.
    В настоящее время США превратились в главного надсмотрщика за правилами соблюдения «свободной конкуренции» именно потому, что в силу своего исторического развития и ряда геополитических факторов находятся вне конкуренции. Такой статус обеспечивает США, прежде всего, государственная мощь, а не предпринимательский гений. Администрация США нередко прибегает к внеэкономическим средствам воздействия, когда американским корпорациям угрожает реальная конкуренция со стороны японских или, скажем, немецких компаний. В то же время с завоеванных после Второй мировой войны экономических и финансовых позиций США способны провоцировать на мировом рынке потрясения (например, колебания курса доллара), ставящие конкурентов в невыгодное положение.
    В этих условиях обращает на себя внимание позиция российских властей. Россию вытесняют с рынка вооружений, алюминия, стали, угля и т.п., но российские реформаторы покорно соглашаются с этим и даже клянут «коммунистический режим» за избыточную продукцию (кстати, избыток возник в связи с развалом СССР), которая, дескать, не нужна ни России, ни Западу.
    Единственное, что они себе позволяют, - это конкурировать с иностранными экспортерами из слаборазвитых стран в обеспечении сырьем западной промышленности. Неудивительно, что страна ныне переживает экономический упадок. Топор суверенизации советских республик и приватизации государственной собственности подрубил основу советской и российской конкурентоспособности – единый планомерно развивавшийся народнохозяйственный комплекс, опиравшийся на мощную индустриальную базу и высокоспециализированное коллективное сельское хозяйство. Советская производственная мощь создавалась в условиях упразднения капиталистической конкуренции. Это позволило СССР в короткий срок выдвинуться в число ведущих индустриальных держав. Однако на международном рынке советской экономике навязывалась жесткая и беспощадная конкуренция с использованием всех запрещенных приемов. Из-за противодействия западных конкурентов СССР не мог использовать в полной мере преимущества международного разделения труда, кооперации и специализации производства. Поэтому в производительности труда некоторых отраслей хозяйства и качественных характеристиках ряда товаров народного потребления он уступал западным державам. Но переворот в августе-сентябре 1991 года перечеркнул шансы выправить положение в ближайшей исторической перспективе и обрек бывшие советские республики на прозябание в качестве периферии капиталистического мира.
    Ельцинский режим разрушил советский народнохозяйственный комплекс, реализуя указания своих американских советников о создании конкурентной среды. Политические и идеологические мотивы таких разрушительных действий понятны. Показательно, вместе с тем, что США предъявляют требования «дерегулирования» экономики и к своим западным конкурентам, в том числе самым могущественным из них – Японии и ФРГ. Вашингтон относится к этим державам так, будто и они поражены недугом экономической несостоятельности, которая проистекает, по мнению американских буржуазных экономистов, из чрезмерного государственного вмешательства или несоразмерной доли государственного сектора. Что вообще значит для конкурентов США государственный сектор? Почему, например, французское правительство так неохотно идет на приватизацию государственной автомобильной компании «Рено» или авиакомпании «Эр-Франс»? Очевидно, государственный контроль используется здесь в целях обеспечения конкурентоспособности национальной экономики. И если в законодательстве западных партнеров США также встречаются положения о защите «свободной конкуренции», то это отражает тот факт, что соперничество мелких, средних и крупных предприятий – неизбежный спутник капитализма на историческом отрезке его развития, но отнюдь не источник его процветания.
    Сама по себе конкуренция не может рассматриваться как благо даже капиталистическими предпринимателями или буржуазным государством. Ведь она действует как внешняя принудительная сила. Следствием ее являются разорения и банкротства предприятий, увеличение безработицы и социальной напряженности. Тем не менее, в обществе, где человек человеку волк, господствует принцип, близкий закону естественного отбора в зверином царстве: если конкуренция губительная для отдельных капиталистов, то она является в то же время решающим условием выживания капиталистической системы в целом. Призрение же за жертвами конкуренции можно переложить на объект капиталистической эксплуатации – трудящихся.
    К худшим формам такого общества ведут Россию ее нынешние правители. И это губительное движение будет продолжаться до тех пор, пока большинство народа не перейдет к согласованным и решительным действиям по искоренению главного зла нашего времени – рыночных реформ. (КОНЕЦ).



                НАТО НА БАЛКАНАХ: ВОЙНА КАК ПРОДОЛЖЕНИЕ
                ПРЕСТУПНОЙ ПОЛИТИКИ (01.04.99 г.)

    В калейдоскопе информации о трагических событиях на Балканах промелькнуло сообщение об обращении Белграда в Международный трибунал в Гааге с требованием  привлечь к уголовной ответственности натовских военных преступников, осуществляющих варварские бомбардировки Югославии. Это требование справедливо и оправданно. Причины не нуждаются в пояснении.
    Но верхом цинизма, подлости и наглости является встречный иск в трибунал главарей преступной военно-политической организации к Югославии, якобы в чем-то провинившейся перед агрессорами.
    На что рассчитывают натовские каратели и лицемеры? Очевидно на то, что их ставленники в гаагском суде продолжат старую линию юридического обслуживания преступной политики США и их союзников на Балканах. Эта политика со времени развала СССР и даже раньше состояла в формировании «пятых колонн» в балканских странах, поощрении сепаратизма как средства расчленения Югославии на мелкие государства, возглавляемые марионеточными правящими кликами, превращении региона в лабораторию антинародных, либерально-рыночных, монетаристских экспериментов, в плацдарм дальнейшей агрессии НАТО. В ходе осуществления этой политики натовцы и их балканская агентура прибегали к грязным провокациям нацистского образца для оправдания широкомасштабных карательных операций против сербов.
    Поводом для начала Второй мировой войны стала, как известно, секретная нацистская «операция Гляйвиц». Она имела своей целью фабрикацию «инцидента» с нападением поляков на германских пограничников с тем, чтобы оправдать вторжение гитлеровцев в Польшу. Но такая же провокация предшествовала «ковровым бомбардировкам» авиацией НАТО боснийских сербов. Речь идет о разрыве «случайно» залетевшего на рынок Сараево снаряда, взрыв которого вызвал многочисленные жертвы. Тот же почерк прослеживается в фабрикации главой группы международных наблюдателей в Косово, представителем США У. Уокером обвинения сербов в организации резни албанцев в одном из сел края. Обвинение, необоснованность которого доказали эксперты из России и Белоруссии, послужило активизации подготовки НАТО к агрессии против Югославии и дало пищу для усиления антисербской демагогии западных СМИ и российских обожателей «цивилизованного Запада».
    Доморощенные «западники» утверждают, будто существует разница между политическими и военными целями стран НАТО. Война против Югославии, дескать, «ошибка» альянса, а вот западная политика и дипломатия – образец справедливости и гуманности. Подключение к ним Кремля они преподносят как акт государственной мудрости и источник невероятных благ для россиян.
    На самом деле, между политическими и военными целями стран НАТО существует полное единство. Преступное единство. За это в свое время Нюрнбергский военный трибунал приговорил к высшей мере вместе с гитлеровскими военными преступниками главу нацистской дипломатии Иоахима фон Риббентропа. Западная политика и дипломатия обслуживают войну. Война служит реализации преступных политических целей. Все эти международные «контактные группы», миротворческие операции, «дейтонские» соглашения, санкции против Югославии имеют мало общего с принципами и нормами международного права. Все это представляет собой ловушку для Кремля, влекущую его на пагубный путь от компромиссов до предательства.
    Наконец, Косово. В этом исконно сербском почти 10 лет назад имело место аннулирование югославскими властями автономии для местных албанцев. Решение не похвальное, конечно, хотя и спровоцированное беспрецедентным давлением Запада с целью раскола Югославии и изменения ее социально-политического строя. У международного сообщества были все основания добиваться политическими и дипломатическими средствами отмены Белградом своего решения, тем более что югославское руководство не занимает непримиримой позиции в этом вопросе. Однако события показали, что требования автономии для косовских албанцев были всего лишь поводом для реализации далеко идущих планов США на Балканах и в Европе, в целом. Запад методично и последовательно провоцировал обострение ситуации в Косово, доводя его до вооруженного противостояния. Не случайно, оно приняло перманентный характер, начиная с февраля прошлого года, когда на арену выступила террористическая группировка «Освободительная армия Косово», созданная и вооруженная западными спецслужбами. Не случайно и то, что теракты сепаратистов приняли в Косово широкомасштабный и скоординированный характер после того, как НАТО расправилась с боснийскими сербами, навязав им «мирные» дейтонские соглашения. Между тем пример Боснии показывает, что пресловутая доктрина Запада о содействии миру на Балканах силовыми методами провокационна и лжива от начала до конца.  В условиях «дейтонского» мира Сербская республика в Боснии превращена в протекторат нацистского типа. Натовские «гауляйтеры» по своему усмотрению сместили там всенародно избранного президента и урезали территорию республики. Подспудно растет священная ненависть сербского населения к натовским оккупантам.
    Не будем углубляться в вопрос о том, на какой экономической почве рождается преступная политика НАТО. Поговорим лучше о возможностях России противостоять этой политике. Возможности эти немалые. Не следует преувеличивать готовность и способность НАТО развязать Третью мировую войну в ответ на решительные политические и военные меры России по обузданию агрессии альянса на Балканах. В конце концов мы не утратили еще мощный ракетно-ядерный потенциал, который и сегодня, по понятным соображениям, перенацелен на «нулевые» мишени. Обычные российские вооруженные силы ослаблены, но ведь не настолько, чтобы утратить способность дать отпор агрессору. Лизоблюды США ссылаются на пример Чечни. Однако этот пример ничего не доказывает. Чеченские бандформирования – это звено в цепи единого фронта против России внутренней «пятой колонны» и «цивилизованного» Запада. Боевые операции против бандформирований в условиях пренебрежения борьбой на других участках фронта были заведомо обречены на поражение.
    Теперь об угрозе «изоляции» России, раздуваемой либерал-реформаторами. Степень вовлеченности СССР в мировые хозяйственные связи, конкурентоспособность советской экономики были гораздо выше по сравнению с сегодняшней Россией. Уровень жизни большинства населения, военная, экономическая и политическая мощь СССР были значительно выше. Это бесспорный факт, свидетельствующий о бессилии идеологического противоборства перед хозяйственной необходимостью. Конечно, понимание этого факта не избавляет от необходимости мужественно преодолевать бешеное сопротивление центров мировой финансовой олигархии равноправному экономическому сотрудничеству, проявлять искусство компромисса и изобретательность в налаживании мировых хозяйственных связей. Путь же капитуляции т заискиваний перед США и МВФ, по которому идет режим либерал-реформаторов, ведет к национальной катастрофе. (КОНЕЦ)

               
 
                ПРОРОКИ ИСТИННЫЕ И ЛОЖНЫЕ

    В № 42 «Труда» от 10.03.99 г. бывший министр экономики РФ Е. Ясин нашел своеобразный способ покаяния за катастрофические последствия либерально-рыночных реформ. Он, видите ли, считает, что признание реформаторами своего банкротства, некомпетентности, а то и вредности сослужило бы плохую службу стране и повлекло бы россиян к «иным ложным пророкам». Истинный же пророк, по мнению Ясина, должен гнуть старую линию – продолжать душить соотечественников монетаристской удавкой и добивать не реформируемую российскую экономику при молчаливом или явном одобрении «цивилизованного» Запада.
    Пожалуй, на роль «истинного» пророка претендует сейчас Г.Явлинский как лидер «Яблока» - движения ложной альтернативы обанкротившемуся монетаризму. Он ведь тщится доказать, что располагает волшебным средством, позволяющим превратить безнадежное и роковое дело реформаторства по рецептам МВФ во благо России. Заодно этот изобретатель перехода к рынку за 500 дней, внесший свой вклад в превращение нашей страны в заповедник экономического хаоса и преступности, подбрасывает олигархическим СМИ «компромат» на членов кабинета министров Е.Примакова, взявшихся вытащить державу из монетаристской трясины.
    Впрочем, и господин Ясин усматривает в монетаризме полезное лекарство для экономики. Он даже подавляет в себе «рабство, лизоблюдство и страх», чтобы пожурить московского мэра Лужкова (завтра, может, президента России) за «наезды» на реформаторов, реализовывавших монетаристские идеи. Но ведь «наезды» на монетаризм происходят потому, что он не сводится к набору неких финансовых инструментов для обуздания неоправданной денежной эмиссии. Сегодня многие понимают, что монетаризм – это теория и практика обеспечения политического господства финансовой олигархии, орудием которой выступает МВФ. Только безнадежные простачки верят сегодня байкам о том, что МВФ является международным учреждением, желающим помочь России выстоять в зверином царстве капиталистической конкуренции.
    К «ложным» пророкам Ясин относит, очевидно, тех, кто с самого начала предупреждал о пагубных последствиях гайдарономики. Этим пророкам, истинным, на самом деле, а не ложным, не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы предвидеть крах либерал-реформаторов. Ибо эксперименты последних шли наперекор закономерности мирового экономического развития.
    Какова его ведущая тенденция? Экономическая интеграция, ставшая условием обеспечения конкурентоспособности. Немецкая газета «Ди Вльт» отмечает, что противоядия слияниям корпораций и банков не существует. Они обусловлены радикализацией так называемого «закона максимализации прибыли». Когда возможности рационализации производства и управления компанией исчерпаны, тогда единственный способ увеличить прибыль состоит в объединении с конкурентом или поглощении его. И отнюдь не тщеславие руководителей компаний вызывает появление все более крупных корпораций и банков.
    В силу исторических и геополитических условий экономическая интеграция на Западе осуществлялась преимущественно путем приватизации. Это внешняя, формальная сторона интеграции, юридически закрепляющая господство финансовой олигархии. Внутреннюю содержательную сторону этого процесса составляет обобществление труда и производства. Оно упраздняет допотопный принцип частнособственнического предпринимательства, тормозящий социально-экономическое развитие общества. Наши же дуралеи-реформаторы возвели этот отмирающий принцип в панацею от всех экономических бед. Они принялись крушить высокоинтегрированный и специализированный народно-хозяйственный комплекс СССР топором приватизации, насаждать вместо эффективных коллективных хозяйств «фермеров с вилами», создавать спекулятивный сектор экономики за счет уничтожения целых отраслей отечественного производства и обесценения денежных средств своих граждан. Это были уже не ошибки, а преступления, едва ли не самые тяжкие в ХХ веке. Они сопоставимы только с преступлениями российских политиков, которые инициировали «парад суверенитетов» и развалили СССР.
    Однако сама жизнь восставала против разрушителей-реформаторов, цеплявшихся за монетаристские догмы. Социальная цена гайдаровских реформ оказалась слишком высокой. Их архитектору, являвшемуся вывеской для западных «советников», пришлось уйти. Заступивший на пост главы правительства В. Черномырдин провозгласил конец эпохи «рыночного романтизма», прозрачно намекая на возможность проведения более «реалистичного» монетаристского курса. Реализм, видимо, мыслился в плане более гибкого приспособления туземной российской экономики к базовым принципам глобального монетаризма. Но беда для «реалистов, ворвалась как раз оттуда, где эти принципы, как утверждалось, успешно претворялись в жизнь. Международный финансовый кризис, падение цен на нефть дестабилизировали  банковскую систему России. Еще раз обнаружилось, что она функционирует независимо от отечественного производства. Государство, монополизировавшее функции частных финансовых пирамид, покатилось к банкротству.
    Кремль же, усматривавший причину стремительно надвигавшегося кризиса в отступлении от гайдарономики, разогнал правительство «реалистов» и призвал к власти «педократов» во главе с С.Кириенко. Реанимацию рыночного романтизма поощрял своими кредитами МВФ по понятным политическим соображениям. Однако дальнейшее затягивание на бюджете монетаристского корсета, попытки увеличить сбор налогов в условиях паралича производства не дали результатов. Кризис из вялотекущего быстро перерос в острую фазу, завершающуюся крушением пирамиды ГКО-ОФЗ и банковской системы. Кремль был вынужден сделать новую»политическую рокировочку». На смену правительству «педократов» пришел кабинет Е.Примакова.
    Причины провала реформаторского курса ряда предыдущих правительств состоят не только и не столько в их некомпетентности, сколько в самой несостоятельности глобального монетаризма. Вот, казалось бы, аргумент, позволяющий доморощенным либералам-рыночникам рассчитывать на снисхождение. Ан нет. Они и не думают оправдываться. Вместо этого они взваливают ответственность за сегодняшние «кричащие противоречия между бедностью и богатством» на годы социалистического строительства, когда наша страна добилась, хотя и ценой больших жертв и лишений в отдельный период, могущества и процветания, невиданных за ее тысячелетнюю историю. Вместо этого они восхваляют опыт постсоциалистического развития Польши, Чехии и Венгрии, народы которых, также как и мы, стонут под бременем либерально-рыночных реформ, а, став сателлитами НАТО, подвергнутся еще большим испытаниям.  О чем умалчивают приверженцы монетаризма, так это об опыте Китая, где действитльно, удались реформы, но где приватизация по рецептам МВФ не признается средством реформирования.
    О Китае наши реформаторы пренебрежительно отзываются как о стране, где бедных больше, чем в России. Успокойтесь, господа. Там богатые потянут на численность всего населения Эрэфии, а людей с разумным достатком, вероятно, в три раза больше. Бедные же, во всяком случае, видят перспективу, благодаря политике правительства КПК.
    Покаяния Ясина, Авена и прочих реформаторов больше напоминают браваду. Если рыночные реформы не удались, то надо начать их заново. Оказывается, «настоящей шоковой терапии» у нас не было. Надо смелее браться за ее проведение, не боясь «народного гнева». Экс-реформаторам вторят цепные псы и шавки олигархических СМИ которые усматривают критерии цивилизованности страны  в размере ее долга МВФ и подчинении диктату «цивилизованного» Запада. Растленные политики, псевдо ученые и журналисты, объявленные профессионалами и гениями, видимо, уже не в состоянии понять, что богатство создает не процесс накопления процентов на проценты, а упорный и самоотверженный труд, что политика отстаивания державных интересов дает экономические выгоды, гораздо большие, нежели многие «чисто хозяйственные» меры.
    В покаянии Ясина содержится пожелание, чтобы дело реформаторов «смог подхватить кто-то другой» и довести его до конца. Не знаю, как начет очередной революции, но нового движения по порочному кругу либерально-рыночных реформ Россия, мне кажется, не выдержит. (КОНЕЦ)


             
                ЦЕНА ПОМОЩИ ЗАПАДА (10.09. 98 г.)

    Американский президент Билл Клинтон заявил в недавнем радиообращении к стране, что, помогая другим странам в решении их экономических проблем, США помогают самим себе. Свой аргумент он адресовал конгрессменам, не склонным выделять Международному валютному фонду дополнительные средства. Эти конгрессмены мотивируют свою позицию тем, что МВФ добился весьма скромных результатов в реформировании России и других стран. Между тем многие русские, по их мнению, усматривают в реформах отраву вместо нектара. Москва, к тому же, проявляет строптивость, возражая против военных акций США в Ираке, на Балканах, против расширения НАТО на восток.
    Подобные настроения характерны для многих западных политиков. Они делают вид, будто Запад непричастен к кризису, обрушившемуся на Россию, но занимался в последние 6-7 лет лишь тем, что одаривал нашу страну кредитами и инвестициями. Это не так. Отечественная рыночная «инфраструктура» и банковская система создавались и функционируют по рецептам западных советников. У теоретиков и идеологов монетаризма, вероятно, не было учеников более восприимчивых и прилежных, нежели российские младореформаторы. И каков итог? Огромная часть валютных ресурсов осела на Западе, стоимость рубля в отношении доллара упала до немыслимого уровня, а банковская система рухнула.
    Конечно, здесь сыграли роль не только целенаправленные действия Запада. Самой рыночной экономике внутренне присущи кризисы и потрясения. Не все ладится, например, на валютных и фондовых биржах США, которые, по словам Клинтона, являются составной частью глобальной экономики. Однако в последнее десятилетие наметилась устойчивая тенденция: пока США «переживают исторический по своим масштабам бум в развитии», Россия, втянутая в изнурительную и безнадежную конкуренцию с тем, что стоит вне конкуренции, слепо доверяющая бредням о благополучной жизни в условиях опоры на спекулятивный сектор экономики, катится в пропасть. И это происходит в то время, когда у специалистов остается мало сомнений в том, что причиной мировых финансовых потрясений является монополия доллара, открывающая простор деятельности валютных спекулянтов.
    Впрочем есть на Западе круги, обещающие продолжить помощь России? Но какова цена этой помощи? В Декларации о России, принятой на неформальной встрече министров иностранных дел стран Евросоюза в австрийском городе Зальцбург, отмечается, что помощь нашей стране со стороны ЕС возможна лишь при условии продолжения курса реформ и отказа от возвращения к директивной системе и экономике. «Пожалуйста, не возвращайтесь к коммунизму!» - взмолился глава МИД ФРГ Клаус Кинкель. Но, если мы внемлем мольбе, что нас ждет впереди? Снова движение по порочному кругу борьбы с инфляцией? Экономическая диктатура, основанная на обрезании ассигнований на социальные нужды в бюджете? И, в конечном счете, новые потрясения. (КОНЕЦ).
   


              МОЖНО ЛИ РЕШИТЬ ЧЕЧЕНСКУЮ ПРОБЛЕМУ? (08.12.99 Г.)

    Этот вопрос актуален именно потому, что сейчас высказывается много сомнений на этот счет.
    Часть скептиков считает, что проблема не имеет военного решения. Их аргументы довольно убедительны. Даже полный успех операции федеральных сил в Чечне не принесет желанного мира. Начнется партизанская война. Чеченцы никогда не простят Кремлю тотального разрушения Грозного, других городов и сел, многочисленных жертв среди мирного населения, перед которыми бледнеют пресловутые «сталинские репрессии».
    Другие скептики из правительственного лагеря возражают против ведения политических переговоров с чеченскими сепаратистами. По их мнению, это равносильно движению по порочному кругу. Хасавюртовские соглашения уже давали руководству А. Масхадова шанс урегулировать отношения с Россией политическим путем. Однако он не использовал, да и вряд ли мог использовать, этот шанс.
    Где же выход? Военную операцию завершить, конечно, надо. Необходимо сломить организованное сопротивление чеченских бандитов, опирающихся на государственный сепаратизм. Как раз сепаратистская государственная власть и предает организованность и силу боевикам, сопротивляющимся наступлению российской армии. Между тем сепаратизм для чеченцев, как показывают события, вовсе не является навязчивой идеей. У них, как и у других народов России, беловежский сговор никогда не вызывал восторга. Однако бандиты-сепаратисты оседлали в Чечне неприязненное отношение к горбачевщине так же, как это сделали сторонники либерально-рыночного экстремизма в остальной России. Военный и политический разгром двуглавого чудовища – терроризма и сепаратизма – необходимая предпосылка нормализации обстановки в Чечне и сохранения территориальной целостности России.
    Но вот здесь и начинаются трудности. Ельцин и его окружение сами не чужды сепаратизму, который является закономерным результатом реформирования России по западным стандартам. Чеченская проблема возникла под барабанную дробь «парада суверенитетов», спровоцированного Ельциным и Ко. В бывшей советской державе. Нельзя рассматривать эту проблему вне общероссийской и международной ситуации. Чеченские сепаратисты являются звеном в цепи внешних и внутренних сил, заинтересованных в приватизации власти и собственности  в России. Вот почему в одном стане с ними оказываются приватизированные и полу приватизированные СМИ, российские либералы, национально-бюрократические кланы, НАТО, антироссийские силы в Совете Европы, ОБСЕ и пр. и пр. Вот почему способность Кремля решать созидательные задачи, внушить чеченцам надежды на лучшую жизнь не вызывает доверия.
    Нынешний кремлевский режим вряд ли способен изменить свою природу. Сейчас он играет на патриотическом государственном поле. Скорее всего, это предвыборный маневр. Не случайно, Ельцин в последнее время неоднократно давал понять премьеру Путину, что его «свободное плавание» в политической жизни завершилось, и пора четче обозначить либерально-рыночный крен в деятельности правительства.
    Если вся политика Кремля подчинена сегодня достижению победы на выборах, то его подход к решению чеченской проблемы – тем более. Как решалась эта проблема в 1966 году, когда президентские выборы совпали с первой чеченской военной кампанией, известно. Поначалу ельцинисты тоже демонстрировали государственный подход, хотя и не очень убедительно. Но после победы на выборах они сдали в Чечне все и вся, еще раз продемонстрировав несовместимость интересов либерально-криминального режима с интересами безопасности и территориальной целостности России. Было бы сверх оптимизмом полагать, что то же самое не произошло бы в случае победы политического блока, связанного с правящей камарильей, на предстоящих парламентских и президентских выборах. (КОНЕЦ).



             ГДЕ ВЫХОД ИЗ «ПОРОЧНОГО» КРУГА ВОЙНЫ И РЕФОРМ
                (24.01.2000 г.)

    Деятельность Госдумы нового состава началась с фронды представителей партий либерального сектора, которую журналисты  уже окрестили «кошачьим концертом». Участники этого вульгарно-опереточного шоу не смогли смириться с участью меньшинства в законодательном собрании, располагающего соответствующей долей политического влияния. Поэтому они пошли на саботаж голосования по кандидатурам председателя Думы и ряда последующих парламентских заседаний. Им хотелось бы, чтобы все осталось как при Ельцине, когда во имя либерально-рыночных ценностей расстреливался неугодный парламент, когда примитивный антикоммунизм – «величайшая глупость» минувшего века – давал гарантии благополучного существования в политической жизни.
    Но обстановка в стране изменилась. Она развивается ныне не столько в русле обострения противоречий между «правыми» и «левыми», сколько в рамках конфликта между государственниками и их противниками. Позиции сторон конфликта  особенно отчетливо проявляются в отношении к чеченской проблеме.
    Либералы-рыночники вместе с Западом считают ошибкой ставку части российского руководства на укрепление государственного суверенитета и территориальной целостности страны. Они призывают Кремль начать политический диалог с чеченскими сепаратистами, хотя всем ясно, что это дало бы лишь передышку боевикам для восстановления своих сил и возобновление конфронтации с Россией. Но реформаторы «первой волны», привыкшие уповать на финансовые потоки из-за рубежа, давно мечтают о дроблении страны на кусочки, которые Запад мог бы легко «переварить». Запад тоже спит и видит распад России вслед за СССР и Югославией. Под этот распад он и выделяет порой деньги на «продолжение рыночных реформ».
    В ходе первой военной кампании в Чечне победила коалиция местных сепаратистов и либералов-рыночников в России. Почему? Дело не только в бездарности ближайшего окружения тогдашнего «верховного главнокомандующего» из руководителей министерства обороны, МИДа и ФСБ. Российская армия смогла бы взять верх над чеченскими сепаратистами и вопреки этому. Но в тот период еще не изжила себя эйфория вокруг строительства рыночного общества по рецептам МВФ и других центров мировой финансовой олигархии. Существовала еще безграничная вера в магию финансовой пирамиды ГКО-ОФЗ, в то, что «заграница нам поможет». Одержимый этими иллюзиями, Кремль пошел на капитуляцию в Чечне, хотя тамошние сепаратисты стояли на грани поражения. Чтобы добить их, надо было принять меры по обузданию «пятой колонны» Запада в России. Но кто мог это сделать, если у власти стояло правительство, состоявшее, в основном, из выдающихся деятелей нынешнего Союза правых сил?!
    Последующий ход событий разбил монетаристские иллюзии Кремля. Хотя МВФ и подбросил очередной транш правительству «вундеркинда» Кириенко, финансового краха избежать не удалось. С неумолимой неизбежностью он наступил 17 августа 1998 года. Не удалось и «отмахнуться» от чеченской проблемы. Боевикам нужна «независимость» отнюдь не для благородных созидательных целей, но для продолжения разбоя и грабежей. К тому же они являются одним из звеньев единого фронта внешних и внутренних антироссийских сил. Кремлю же мешал поставить Чечню под российский суверенитет курс на форсирование либерально-рыночных реформ, оплачиваемый Западом. Так сложился «порочный круг» движения России от реформ к чеченской войне и наоборот.
    Финансовый крах 17 августа при всех его тяжелых экономических и финансовых последствиях создал предпосылки для выхода России из этого «порочного круга». Положительное значение финансовых потрясений состоит в том, что они нанесли сокрушительный удар по либерально-рыночной идеологии и практике. Они ослабили пагубное влияние монетаризма на внутреннюю и внешнюю политику страны. Они дали понять Кремлю, что государственная власть не может быть заложницей монетаризма без гибельных последствий не только для государства, но и для нее самой.
    Усиление после финансового краха государственнических тенденций в управлении страной проходило отнюдь не по прихоти Ельцина, но было продиктовано суровой необходимостью. Она обусловила также выбор отставным президентом своего приемника. В этом качестве и. о. главы государства Путин В. В. Взялся за решение чеченской проблемы более или менее основательно, методично и последовательно, резко повысив свой предвыборный рейтинг.
    Но угроза срыва государственных усилий по нормализации положения в Чечне не миновала. Либералы-рыночники жаждут политического реванша. Они опираются на часть электората, обогатившуюся на грабительской приватизации или воспринимающую потребительский кретинизм, умственное и нравственное распутство как свободу и «естественный» образ жизни. Те, кто мечтают «жить в России, как в Западной Европе», компенсируют узость социальной базы, свое интеллектуальное и политическое убожество готовностью служить проводниками влияния центров финансовой олигархии Запада.
    Разумеется, это влияние – не «бумажный тигр». С ним надо считаться. Но ведь способна же Россия успешно решать задачи своего экономического и социального развития, не получая траншей МВФ. Эта ситуация сохраняется уже достаточно долго. Сама проблема выплаты долгов должна решаться в интересах укрепления суверенитета и могущества российского государства. Если Запад обуславливает выдачу новых кредитов России признанием чеченских сепаратистов респектабельной политической силой, то Москва вправе обусловить возвращение долгов компенсацией ущерба России от развала СССР и Варшавского договора. (КОНЕЦ).

 

                МЕТАМОРФОЗЫ РЫНОЧНОГО РОМАНТИЗМА (11.10.98 г.)

    Из заявлений наших младореформаторов трудно уловить суть монетаризма: то ли это «чистая» экономика, то ли политика определенного классового содержания. Гайдар и его единомышленники упирают на экономическую сторону. Дескать, в СССР ценообразование и другие экономические процессы происходили без учета закона стоимости, исключительно по прихоти партийных чиновников. Стоит, по представлениям «чикагских мальчиков», принять рецепты монетаризма, как исчезнет дефицит и наступит всеобщее благоденствие.
    Оказалось, что это блеф. Действие чисто экономических принципов рыночной экономики, подкрепленное к тому же радикальными политическими мерами, дало удручающие результаты. Выяснилось, что монетаризм в современном значении – это теория и практика обеспечения политического господства финансовой олигархии. Политика и экономика слиты в нем воедино.
    Что такое финансовая удавка, при помощи которой конфискуются средства рядовых граждан и урезываются статьи госбюджета – политика или экономика? Очевидно, и то, и другое одновременно. Что такое пальба из танковых орудий по собственному парламенту, большинство депутатов которого вполне лояльно принципам рыночной экономики? Всего лишь проявление «здоровой» капиталистической конкуренции. Тем же самым, но более масштабным, является разбой НАТО на Балканах, на Ближнем Востоке и в других уголках планеты.
    Процент с капитала, согласно Марксу, это воплощение отношений господства и подчинения в буржуазном эксплуататорском обществе. Речь идет об отношениях капитала и труда, а также финансовой олигархии и промышленного капитала. На почве процентных отношений вырастает глобальная финансовая пирамида. Она состоит из должников, кредиторов и спекулянтов, представленных не только отдельными юридическими лицами и учреждениями, но целыми государствами. Три стороны расплачиваются друг с другом, обирая под предлогом борьбы с инфляцией простых тружеников, способных и не способных вносить вклады в банки и инвестиционные фонды. При помощи такой пирамиды финансовая олигархия удовлетворяет свою паразитическую страсть к деланию денег, минуя процесс производства.
    Правда, Чубайс усматривает в пирамиде иное «благородное» предназначение. Он как-то разъяснял трепетно внемлющему Сванидзе, что пирамида ГКО-ОЗС создавалась для того, чтобы покрывать дефицит госбюджета. Дескать, собирайте налоги, живите по средствам, и не нужно будет никаких пирамид. Здесь «рыжий Толик» явно лукавит. Государственная пирамида долговых и платежных обязательств раздувалась вширь и высоту при одновременном запредельном сжатии рублевой массы и секвестрировании бюджета. Следовательно, внутренние и внешние заимствования имели мало общего с компенсацией бюджетного дефицита. Наоборот, все возрастающая доля бюджетных средств отвлекалась на обслуживание внешнего и внутреннего долга, использовалась, главным образом, для финансирования монетаристской модели проведения рыночных реформ, направленных на повышение удельного веса спекулятивного сектора экономики, на ликвидацию целых отраслей национального производства и превращение России в сырьевой придаток «цивилизованного» Запада. Это, а не какие-нибудь «ошибки» госчиновников, завели исполнительную власть в порочный круг борьбы с инфляцией, привели к росту неплатежей и невыплат зарплаты, к резкому падению жизненного уровня населения.
    Понимание пагубности следования монетаристским догмам  давалось власть имущим нелегко. Однако сама жизнь восставала против этих догм. Социальная цена гайдаровских реформ оказалась слишком высокой, и их архитектору пришлось уйти. Заступивший на пост главы правительства В. Черномырдин провозгласил конец эпохи «рыночного романтизма», прозрачно намекая на возможность проведения более «реалистичного» монетаристского курса. Реализм, видимо, мыслился в плане более гибкого приспособления туземной российской экономики к базовым принципам глобального монетаризма. Но беда для «реалистов» ворвалась как раз оттуда, где эти принципы, как утверждалось, успешно претворялись в жизнь. Международный финансовый кризис, падение цен на нефть дестабилизировали банковскую систему России. Еще раз обнаружилось, что она действует независимо от отечественного производства. Государство, монополизировавшее функции частных финансовых пирамид, стремительно покатилось к банкротству. Кремль же, усматривавший причину стремительно надвигавшегося кризиса в отступлении от гайдарономики, разогнал правительство «реалистов» и призвал к власти «педократов» во главе с С. Кириенко.
    Реанимацию рыночного романтизма поощрял своими кредитами МВФ, руководствовавший понятными политическими соображениями. Однако, дальнейшее затягивание на бюджете монетаристского корсета, попытки увеличить сбор налогов в условиях паралича  производства не дали результатов. Кредиты МВФ не смогли предотвратить крах пирамиды ГКО-ОФЗ. Кризис из вялотекущего перерос в острую фазу, завершившуюся крушением банковской системы, дефолтом. Кремль был вынужден сделать новую «политическую рокировочку». На смену правительства «педократов» пришел кабинет Е. Примакова.
    Обанкротившись на практике, монетаристы проводят свое политическое влияние через ряд либеральных органов печати и электронные СМИ. Оттуда журналисты и и политики, рекрутированные в годы перестройки и объявленные «профессионалами», несут галиматью в духе «романтического» Мюллера. Этот вульгарный экономист прошлого века усматривал в процессе накопления капитала накопление процентов на проценты. «Метод нашего Мюллера, - отмечал Маркс, - характерен для романтики в любой профессии. Содержанием ее являются ходячие предрассудки, питающиеся самыми поверхностными представлениями о вещах. А затем это ложное и банальное содержание должно быть «возвышено» и опоэтизировано мистифицирующей манерой изложения». (КОНЕЦ).
 
            

                ПО СЛЕДАМ ПОЛЕМИКИ

    В № 39 «Московских новостей» Ю. Богомолов (см. статью «Новые советские против новых русских», 1995 г.) развенчивает социальную утопию С. Кара-Мурзы (См. «Советская Россия» № 59 статься «Не подорваться на собственной мине», № 60 статья «Кроме цепей»). Развенчивает, надо сказать, небезуспешно.

                В антимарксистской системе координат

    Оба участника полемики о судьбе России мыслят в антимарксистской системе координат. То есть, вне формационного подхода. Но Ю. Богомолов имеет, по крайней мере, то преимущество, что завершает историю страны на капитализме, в то время как С. Кара-Мурза не возвышается над докапиталистическими формами жизни. Опираясь на свое преимущество, журналист из «МН» вполне убедительно показывает утопичность проекта солидарного общества С. Кара-Мурзы, предлагающего, по существу, возврат к исходному доперестроечному состоянию советского общества. Автор социальной утопии облегчает задачу своему оппоненту тем, что отказывается видеть в «советской цивилизации» не то что плод усилий сторонников «правильного», но даже приверженцев «неправильного» марксизма. В результате мишенью критики журналиста «МН» становится почитаемая русскими народниками традиционная община, не способная конкурировать с современным обществом.

                Стихия рынка и обобществления

    Сам Ю.Богомолов, как выясняется, поклонник природного стихийного начала в социально-экономическом развитии. Именно таким началом представляются ему конкурентно-рыночные отношения, из которых все исходит и в которые все возвращается. Журналист считает, что СССР проиграл «холодную войну» именно рынку. Природу (а рынок ее часть), доказывает он, не обманешь. Сейчас она берет свое (у нас в России) и делает это неделикатно, как часто позволяет себе подавленная стихия.
    Но ведь и община не противоречит природе. В течение тысячелетий община и связанный с ней способ производства оставались вполне природным стихийным явлением, не поддающимся эрозии под воздействием колоссальных исторических потрясений. И все же она капитулировала перед натиском конкурентно-рыночных отношений, а попросту капитализмом. Так, может, и сами эти отношения не являются вечными?
    На преходящий характер конкурентно-рыночных отношений указывает вполне природная стихийная тенденция, вытекающая из них самих. Речь идет о процессе обобществления труда и производства, повышающего удельный вес управляемого, планового начала в экономике. Эта тенденция, проанализированная Марксом более ста лет назад, отнюдь не ушла в прошлое, и уже поэтому можно сказать, что марксизм устареет не раньше, чем устареет капитализм. Каждый, кто интересуется экономической информацией, найдет в изобилии факты о так называемой «консолидации» капиталистических корпораций, их слияниях и поглощениях, «дружественных» и «враждебных». Встречаются, правда, факты, свидетельствующие о расторжении союзов корпораций. На этом основании журналисты утверждают, что слияния корпораций происходят случайно, под влиянием конъюнктурных обстоятельств или субъективных побуждений. Специалисты же знают, что процесс обобществления происходит неумолимо, постоянно и по восходящей линии. Ибо он является решающим условием жизнеспособности экономики и общества.

       Буржуазная «сознательность» против социалистической стихии

    Если бы природной стихийной тенденции обобществления в капиталистическом мире не противодействовали вполне «сознательные» меры внеэкономического принуждения буржуазного государства, то вполне вероятно, что мы были бы свидетелями мирного перехода ведущих капиталистических держав к социализму, не обремененному наследием экономической отсталости (как, например, в России и Китае). Но увы. Уже в последнее десятилетие Х1Х века против стихийного движения к социализму буржуазный класс применяет антимонопольное и антитрестовское законодательство. А уж средства классовой борьбы, которые буржуазия использовала для подавления «сознательного» социалистического движения, не перечислить. Это, правда, мало помогло. Понадобилось еще более полувека, чтобы капитализм вышел на стабилизацию. В этот период произошли две кровопролитнейшие мировые войны и между ними жесточайший мировой кризис – «Великая депрессия». На фоне таких событий, когда десятки миллионов людей были загублены огнем, железом, душегубками и голодом – что там ЧК и ГУЛАГ! Следовало бы поправить известную формулу Клаузевица и сказать прямо, что война – это продолжение конкурентно-рыночных отношений иными средствами. То же, как убеждает нас собственный опыт, можно сказать о терроризме.

                Средство «спасения» капитализма

    Ценой огромных человеческих жертв и страданий относительная стабилизация капитализма все-таки наступила. Он окреп настолько, что смог в известной степени взять реванш за поражения от Великого Октября. Каким образом произошла капиталистическая стабилизация? За счет чудодейственных рецептов оживления «свободной конкуренции», которую поощряли Рузвельт, Эрхардт или деятели оккупационной администрации США в Японии? Вздор. Величие Рузвельта в том и состоит, что он не поддался на истеричные призывы поборников свободной конкуренции разгромить мощные банки и тресты. Деятели послевоенного восстановления в ФРГ и Японии при всей своей мудрости и профессионализме не могли  внести в развитие своих стран ничего принципиально нового. И до Второй мировой войны и после нее Германия и Япония не выходили за пределы капиталистической системы. Экономика этих стран, а они входили в число ведущих капиталистических держав, базировалась на тех же принципах, что экономика США, Великобритании, Франции и т.д. Другое дело, что в годы послевоенного восстановления против Германии и Японии не создавались «Кокомы», не применялись экономические санкции – образцы конкуренции, достойные звериного царства. Эти страны, по возможности, оберегались от разорительной гонки вооружений. Наоборот, США, превратившись после войны в системосозидающий центр капиталистического мира, способствовали экономическому становлению своих временных военных противников, руководствуясь целями «холодной войны», интересами транснациональных корпораций и спасаясь от собственных кризисов перепроизводства. При этом США в сложившихся исторических условиях действовали вопреки принципам конкурентной борьбы и больше полагались на плановое начало, на международную кооперацию и специализацию. Воздействие на мировую экономику в рассматриваемый период американской политики было мощнее и результативнее, чем всей социал-демократии в целом. Это повысило управляемость капиталистической системы, ее экономическую эффективность. Это определило дальнейшее отставание  уровня обобществления СССР и других социалистических стран от этого уровня капиталистических стран. Ведь уровень обобществления определяется не только принципами хозяйствования, но также историческими и геополитическими факторами.

                Просчеты рыночников

    Обобществление и есть та подавленная стихия, которая сейчас неделикатно напоминает о себе. Именно ему была проиграна «холодная война», а уж потом рынку. Если не заподозрить наших реформаторов-рыночников в том, что они принесли величие и мощь социалистической державы  в жертву своей корысти и амбициям, то остается одно: преобразователи плохо представляли себе природу конкурентно-рыночных отношений. Похоже, они не ведали, что конкуренция ведется сейчас не только и не столько на уровне  отдельных предприятий, сколько целых государств. Причем этот последний вид конкуренции определяет все остальные. Они забыли, что капиталистическая конкуренция  - это беспощадное соперничество в неравных экономических условиях, причем, это неравенство предопределено господствующими позициями, которые заняла в мировой экономике известная группа капиталистических держав еще в начале века. Наконец, конкуренция воспринимается нашими реформаторами-рыночниками вне связки с обобществлением. Именно в этой связке обнаруживается вектор социально-экономического развития, просматриваются опасности конкуренции, приватизации, коммерциализации и т.д. Следовало бы сначала выяснить, не затем ли Запад рекламирует конкурентно-рыночные отношения, что сам, благодаря высокому уровню обобществления, находится вне конкуренции. Тогда бы еженедельнику «МН» не приходилось бы констатировать, что народные массы разочаровались в рынке.
    Правда, Ю. Богомолов может вслед за С. Кара-Мурзой, рассуждающим о «правильном» и «неправильном» марксизме, заявить, что у нас рынок, дескать, «неправильный». Но ведь за десять лет перестройки и рыночных реформ у власти побывали и «правильные», и «неправильные» преобразователи. Их консультировала целая армия специалистов-рыночников с «цивилизованного» Запада. Уже набрали миллионы долларов долгов на оплату их услуг. И что же в итоге? Отечественная экономика разорена, а на витринах магазинов красуются «ходовые», а больше «неходовые» товары с Запада. «Прозрением» наших правителей можно было бы считать политику формирования финансово-промышленных групп. Но это запоздалая попытка подпереть разваливающееся здание когда-то могучей экономики. (КОНЕЦ).



                КИТАЙСКИЙ УРОК МОДЕРНИЗАЦИИ

    В НГ-сценариях № 4 (10.04.07 г.) А. Колганов анализирует модернизационный эксперимент большевиков. Анализ, осуществленный исследователем в щадящем режиме, без «идеологических клише» доказывает, что другого пути спасения России, кроме того, что был избран большевиками, не было. Его вывод не распространяется, правда, на так называемую «репрессивную политику» сталинского режима, которая, по мнению Колганова, приводила к сдерживанию, а не ускорению темпов экономического развития СССР.
    Начав «за здравие», автор исследования кончает, тем не менее, «за упокой». После завершения анализа советского периода ему вообще представляется, что «сама задача, поставленная в 20-ые годы и, особенно, в сталинский период – построить рядом с капиталистическим обществом иное, которое достигло бы уровня индустриального развития передовых капиталистических государств и при этом избежало формирования присущих такому индустриальному обществу социальных противоречий, норм и ценностей, - была не слишком реалистичной». Спасение же России Колганов усматривает в реализации «полуфантастического проекта», в котором «методы экономической и социальной мобилизации ресурсов российского общества будут подчинены в первую очередь не задаче наращивания объемов производства, ускоренного экономического и технологического роста, а стремлению создать условия для самоосуществления человека».
    Здесь уже явно сквозит модернизационный нигилизм, подталкивающий исследователя к фантазиям и утопическим проектам. Но, может, неудача модернизационного эксперимента большевиков как раз и была вызвана тем, что он вынужденно осуществлялся в условиях «опоры на собственные силы» и внешней технологической блокады (КОКОМ, санкции и т.д.). Модернизация не терпит ограничения хозяйственных связей. Как показал советский опыт, на замкнутом национально-государственном пространстве она приобретает свойство технологической неравномерности, усугубляющейся с течением времени. В экономике резко возрастает удельный вес «тяжелых» базовых отраслей, модернизация которых съедает львиную долю накоплений. Возникает дефицит средств, идущих на модернизацию и развитие отраслей, производящих товары народного потребления, сферы обслуживания. Не с этим ли связаны постоянные жалобы на диспропорции и узкие места, встречающиеся в итоговых документах съездов КПСС. Социалистическое планирование не могло помочь решению этой проблемы. Оно само было заложником технологической неравномерности, которая может быть преодолена только в процессе международной кооперации и специализации, равноправного и взаимовыгодного торгово-экономического обмена.
    Однако этому препятствуют транснациональные корпорации, которые представляют собой в условиях капитализма высшую предельную форму обобществления. В марксистском понимании обобществление – это процесс кооперации, основанной на разделении труда и производства, или процесс производственной кооперации и специализации. Кооперация и разделение труда обуславливают друг друга, порождая в историческом развитии капиталистическую мануфактуру, фабрику, государственный и мировой индустриальный комплекс. В процессе этого развития снижается удельный вес стихийности и повышается роль сознательного начала, технологии, науки, плана, регулирования экономики и т. д. Это и есть процесс обобществления (в буржуазной интерпретации – процесс глобализации), действующий м неумолимостью естественного закона. Обобществление, таким образом, не исключает, но предполагает многообразие производственной деятельности и продуктов производства. Вместе с тем, оно сужает способность капитала паразитировать на общественном производстве, упраздняет, в конечном, счете, частную собственность.
    «Общественный производственный механизм, составленный из многих индивидуальных частичных рабочих, - отмечает К. Маркс, - принадлежит капиталисту. Вследствие этого производительная сила труда, возникающая из комбинации различных видов труда, представляется производительной силой капитала». Иначе говоря, обобществление приобретает в условиях капитализма превращенную форму. Повышение экономической эффективности, которое придает хозяйству сложение трудовых усилий, экономическая интеграция предстает как следствие конкуренции частных товаропроизводителей, стремящихся к извлечению наибольшей прибыли. Здесь уже имеет место не просто товарный фетишизм, но фетишизм частнокапиталистической собственности, затушевывающий прозрачно разумную зависимость социально-экономического прогресса от объединения труда и производства. Этот фетишизм ведет к отождествлению присвоения результатов труда с самими результатами трудовой деятельности, к общему умопомешательству, связанному с культом частной собственности, яркие образцы которого дали годы перестройки и постперестроечный период.
    Сталкиваясь с фактами технологического отставания СССР от Запада в ряде отраслей, дефицита некоторых видов товаров, обыватель делал вывод, что причина этого состоит в отсутствии частнособственнических отношений в стране Советов. Ибо форма собственности - то главное, что отличало СССР от Запада. Отсюда поразительное легковерие, абсолютно некритичное восприятие зарубежного опыта технологического развития. Отсюда быстрое забвение азбучных истин политэкономии и неуемное желание построить жизнь так, как « у них» на Западе. В результате страна развалилась, а ее фрагменты катятся дальше в пропасть катастрофы. Если есть в нынешней ситуации хоть какой-то положительный смысл, то он состоит в прозрении, низвержении частной собственности с пьедестала, воздвигнутого ей российскими реформаторами. Думающие люди во всяком случае поняли, что частная собственность сильна не производственной мощью, но способностью эксплуатировать чужой труд, что никакого всеобщего процветания от нее ждать не приходится. Теперь самое время уразуметь, что капиталистический «Форд» превосходит социалистический «ЗИЛ» прежде всего уровнем обобществления, что именно обобществлению Запад обязан своим технологическим превосходством.
    Но каким образом Запад опередил в уровне обобществления СССР, где, казалось бы, с этого процесса были сняты путы частнособственнических отношений. Дело в том, что высокий уровень обобществления определяет не столько национализация, сколько производственная культура, на выработку которой влияют экономические, исторические и геополитические факторы. Национализация сокращает сроки экономического вызревания, становления мощного индустриального комплекса. Однако этот комплекс является анклавом в мировом хозяйстве, которое регулируется в интересах крупнейших капиталистических корпораций и банков. Негативные последствия анклавного положения СССР, определявшего судьбу всего соцлагеря, мы уже разбирали. Надо полагать, что если бы анклавом было не социалистическое, а капиталистическое хозяйство, то оно имело бы еще меньше шансов на выживание, а, может, не имело бы их вовсе.
    В экономическом развитии СССР была в свое время и благоприятная тенденция. Ей способствовал кризис процесса обобществления на Западе. Он был обусловлен хозяйственной автаркией, существовавшей в капиталистическом мире, и проявился  особенно остро в двух мировых войнах и «Великой депрессии» между ними. В таких условиях меры по преодолению мелкотоварного хозяйства ускорили переход от очаговой индустриализации дореволюционной России к мощному советскому индустриальному комплексу. Происходило действительное выравнивание уровней экономического развития СССР и индустриального Запада.
    Положение изменилось после того, как процесс обобществления на Западе вырвался из тупика. Разумеется, эта перемена меньше всего была связана с «осознанием» лидерами капиталистического мира ошибок прошлого или «гениальными» рецептами экономического развития, выданными Кейнсом, Рузвельтом, Эрхардтом и т. д., но, главным образом, она стала результатом действия политических факторов. В результате крушения колониальной системы, образования международного треста ведущих капиталистических держав при военно-политической гегемонии США, возросшей мощи транснационального капитала уровень обобществления капиталистической экономики значительно опередил уровень обобществления советского хозяйства.  Поскольку в капиталистическом обществе царит фетишизм частной собственности, рывок Запада из тупика к новому уровню обобществления воспринимается обыденным сознанием как обретение капитализмом, частным предпринимательством и рыночным хозяйством «второго дыхания». В то же время основа социально-экономического прогресса – реальное обобществление продолжает связываться с косностью, застоем и прочими характеристиками. Упрочению этого общественного предрассудка служат распространение приватизации на бывшие соцстраны, «теория» о решающей роли в экономике малого и среднего бизнеса, который, в действительности, работает на подряде у крупной, централизованной, планируемой промышленности и паразитирует на общественном производстве в пределах между оптовыми и розничными ценами.
    Итак, модернизация экономики – продукт обобществления. Это отчетливо осознавало китайское руководство, начиная реформирование хозяйственного комплекса КНР в рамках курса на осуществление «четырех модернизаций». Перед ним встала задача обоснования стыковки хозяйственного комплекса страны с экономикой международного капиталистического треста. Этому послужили идеи Дэн-Сяопина о политике внешней открытости Китая и отделении прав собственности, по-прежнему принадлежавшей государству, от прав на управление ею, которые передаются любому юридическому лицу. Обе идеи исходят из представления о КНР как социалистическом государстве-предпринимателе, поэтапно осваивающем арендно-концессионные и рыночные отношения. Государство-предприниматель неизмеримо мощнее, эффективнее и щедрее любого частного предпринимателя (индивидуального и ассоциированного), поэтому оно предпочитает аренду приватизации. Вместе с тем, государство-предприниматель теряет облик этакой монопольной командной силы, подавляющей индивидуальную инициативу. Главное же состоит в том, что государство-предприниматель, а не частные предприниматели (какими бы патриотами они ни были) способно противостоять диктату международного треста, превращению национального хозяйственного комплекса в периферию мирового экономического пространства, на котором господствует западный транснациональный капитал.
    Идеи Дэна выражают функцию реального обобществления. Здесь развитие госсектора как бы встраивается в общемировую тенденцию постепенного отторжения общественным производством частной собственности. Госсобственность преодолевает здесь режим деформаций и ограничений, на который обрекает ее «анклавный» коммунизм. Вместо того, чтобы становиться жертвой приватизации, государство само приватизирует частный капитал.
    «Западные представления о Китае, - пишет в журнале «Форин афферс» Уильям Оверхолт, - страдают от концепции «наполовину полный, наполовину пустой». Китайцы исключительно бедны, но никогда в истории жизненный уровень не повышался так быстро для столь многих. Зарплата низкая, но типичный китайский рабочий доволен ее повышением, которое идет быстрее, чем на Западе, как в прошлом, так и сейчас. Китай – авторитарная страна, но улучшения в области свободы слова, информации, передвижения и занятий за последние 15 лет беспрецедентно. Правительство Китая – это жесткая диктатура, но его руководители заботятся о наиболее неотложных нуждах народа, и конкурентные выборы отражаются на жизни рядового китайца больше, чем выборы на рядовых гражданах демократической Индии. Военный бюджет Китая быстро растет, как это было в Японии, когда экономика этой страны находилась в аналогичной фазе, но, как и в Японии, небольшая доля военных расходов в валовом внутреннем продукте указывает на его низкий приоритет. Заниматься бизнесом в Китае – это дело, вызывающее раздражение, но иностранцы делают инвестиции и получают прибыли в больших размерах, чем это представлялось возможным. Правила в Китае полны несправедливых ограничений, но структура становится более открытой, чем структура многих капиталистических союзников. Недовольство в Китае стало намного более заметным, но Китай после Дэна останется более единым, стабильным и безопасным, чем в любой другой период за последние два столетия».
    В такой оценке в духе кантовских «антиномий» развитие Китая разъято на составляющие, не стыкующиеся друг с другом. В деятельности государства-предпринимателя взаимодействие этих составляющих дает оптимальный результат, выражается в прогрессивном развитии. Думается, Запад это прекрасно понимает, но «антиномичный» взгляд на Китай дает известные пропагандистские выгоды. Сохраняющуюся бедность и отсталость можно списывать на счет «неэффективности» госсектора, а экономический рост и подъем приписывать исключительно активности частного капитала. С другой стороны, Западу необходимо попугать китайцев, чересчур увлеченных темпами роста, опасностью «перегрева» экономики. Но высокие темпы развития Китая (10 -13 процентов в последние 5 лет) – итог работы всего многоукладного хозяйства. Ведущая роль госсектора как раз спасает китайскую экономику от «перегрева», который наказывает капиталистическое хозяйство кризисом при гораздо более умеренных темпах развития.
    Стремительное продвижение КНР по пути реального обобществления сделало страну «локомотивом» мировой экономики. Способен ли Запад остановить его ход? Вряд ли. Китайский локомотив взял мощный разбег и попытка помешать его движению чревата катастрофой для самого Запада. (КОНЕЦ).