И если когда-то
погибнуть придется,
Лежать нам, конечно,
в могиле одной.
И мать будет плакать,
А гады смеяться.
Для Бонни и Клайда
Наступит покой.
Бонни Паркер
— На три шага.
— Как всегда, малютка.
Болтают, мы копируем Бонни и Клайда. Неправда, мы никогда не грабим банки, как они. К чему эта пошлая с воплями суетня? К чему запах пота, замешанный на неверии, что, да, это происходит с ними, животный ужас, поднятые руки, и «лицами на пол», когда точно известно, что какая-то паскуда все равно нажмет на кнопочку и через пять минут здесь будут бойцы вневедомственной, а то и ведомственной, охраны? Достаточно — всегда достаточно — подключиться к базе данных банка, скачать информацию о клиентах и перекинуть определенные — всегда не очень большие — суммы на определенные — всегда тяжелые — счета где-нибудь в славной республике Сингапур.
Другое дело, что это под силу только Оле — взломать базу данных крупного банка. Она у меня головастая, и совершенно не терпит халтуры. Моя задача — защищать нас от российских методов наказания воров. Нет, я, конечно, не о ФСБ и не об отделе борьбы с организованной преступностью. Наши предпочитают «разбираться», пользуясь старыми добрыми методами. В тихом семейном кругу, так сказать.
Братки пасли нас на протяжении пяти лет. И пока мы выигрывали. У меня чутье, что тут говорить. Например, снайпера мог почувствовать за секунду до выстрела, и мог успеть толкнуть Олю на пол, прежде чем ее голову разорвет пуля. Эти шакалы пользовались только разрывными пулями. Любили они нас.
Мы меняли квартиры, как люди меняют проездные билеты, меняли легенду, представляясь то мужем и женой, то братом и сестрой, то любовниками, а однажды я был дядей моей малютки.
Сжимая до боли нежные бедра, я шептал, что пора остановиться. А Ольга — «Не останавливайся!», так сладко царапая мне спину ногтями, что я не мог... Не останавливался — ни в эти моменты, ни вообще.
Нам хватало всего — хватало, и даже было лишним. Наши счета были VIP-счетами, сингапурские банки готовы были нам пятки лизать, и нас ждал собственный остров в ласковом южном море.
Но ведь остановиться — это всегда невозможно. Нельзя.
***
— Нельзя брать этот банк. — Оля, запустив пальцы с ярко накрашенными ногтями в волосы, смотрела на меня поверх крышки ноутбука. Она всегда предпочитала яркий маникюр и длинные ногти: меня это заводило, и выглядело элегантно, а то, что ими неудобно работать на клавиатуре, ее, похоже, не волновало.
— Почему? — Я прикручивал глушитель к пистолету. В последнее время ощущение слежки было особенно сильным, зудящим, как зудит расчесанная рана. Я уже думал сменить наше теперешнее убежище — грязную квартиру в хрущевке под снос, на окраине города. В квартирке был маленький холодильник, помнивший еще Карибский кризис, продавленный матрас на полу, да мои и Олины вещи. Совершенно не в нашем вкусе была хатка, но ничего не поделаешь: обложили нас крепко. Николая, и того, взяли. Николай был нашим последним посредником.
— Там ловушка, — задумчиво протянула Оля. — Знаешь, я чувствую.
Это серьезно. На предчувствие Оли в подобных вопросах можно было положиться.
— Сворачиваемся?
Оля молчала, постукивая пальцами по столу. Потом встала и подошла ко мне.
— Сережа, нас ведь обложили, правда?
Врать я ей не мог:
— Да.
— Сколько нам осталось?
Мог. Есть выход. Всегда есть. Они кинутся на приманку, и тогда у Оли будет шанс.
— Два дня, думаю. Еще два дня.
Ее ярко накрашенные ногти гладили ствол моего пистолета.
— Хочу взять этот банк. — Серые глаза смотрели на меня очень серьезно. Я узнавал в них знакомый огонек вожделения, безумия, которое просыпается, когда она знает, чего хочет. — По-настоящему, понимаешь? Как Бонни и Клайд брали. В банк привезли золото — пятьсот двадцать шесть слитков, я видела документы.
Я вглядывался в ее глаза.
— Да.
— Я люблю тебя.
— Знаю.
Я всегда так отвечал.
***
Наш мерс остановился через здание от банка. Я предпочитал мерин за стильность, Оля — за дороговизну. Красный — ее любимый цвет. Надеюсь, те, кто преследует нас, этого не забыли.
Оля была за рулем. Тонкие ладони стягивала кожа автомобильных перчаток. Ольга не смотрела на меня, когда я вышел из машины.
Значит, пройдет еще легче.
Управляющий оказался очень понятливым молодым человеком. Он не стал спорить, сразу сообразив, что приставленное к виску дуло не способствует конструктивному диалогу. Два клерка клали золото в спортивную сумку. Естественно, я ее не подниму. Но мне золото и не нужно. А в банке, похоже, обезумели от страха, раз молча начиняют и вторую сумку.
Десять, девять...
Если все идет, как было задумано, мерин...
Да!
Огромные синеватые стекла, складывающие стены банка, дрогнули, раз-другой, и наконец, не выдержав мощи ударной волны, разлетелись на осколки: Оля привела в действие взрывное устройство на заднем сидении мерседеса. Осколки щедро засыпали заложников.
Первый раунд.
Пять, четыре...
Оля должна уже уйти на достаточное расстояние.
У управляющего сдали нервы, и он бросается к выходу. Я убил его выстрелом в затылок.
Второй.
Три, два...
Где вы, мать вашу?
Я равнодушно поддел ногой слиток золота, густо припорошенный бетонной пылью, и уголок его зажиточно блеснул на мгновение в свете болезненного городского солнца.
Завыли долгожданные сирены.
— Бросай оружие!
Раунд третий.
Да. Я вытаскиваю второй макар и иду к выходу, стреляя с двух рук. Люди, жмущиеся к стенам, дергаются и оседают на пол, я краем глаз вижу.
И в меня стреляют. Наконец-то.
Кровавая пелена застелила глаза, но я не привык становиться на колени. Даже перед смертью.
— На три шага.
— Малютка?
Как Оля оказалась рядом, я не знал. Иначе не допустил бы этого. Но она всегда решала все сама.
Я слышал, как ее АКМ огрызнулся очередью два раза, и видел слабо, в багровом тумане, что два оперативника повалились, убитые в голову. Молодец, девочка, все правильно.
Потом Оля коротко вздохнула.
***
— Жаль, что именно я убил девчонку.
— Дело было так: или мы их, или они нас, - боец "Альфы", переживший уже не десяток подобных операций, сентементалий более молодого коллеги не разделял.
— Пятнадцать пуль, а он еще жив был...
— Бонни и Клайд, - шепнул пожилой.
— Что?
— Как Бонни и Клайд.
Молодой поправил шапочку и отвернулся.