Васька сидел на верхней жердине забора, болтал ногами, забрасывал в рот каленые семечки, громко щелкал их и смачно сплевывал шелуху. Пару дней назад, вечером, как стемнело, произвел он набег на соседские огороды. Нарвал спелых подсолнухов. Сложил их аккуратно на чердаке и, удовлетворенный совершенным полезным делом, пошел спать на веранду.
Сегодня утром забрался Васька на чердак и нашелушил семечек полную кепку. Дома высыпал их на сковородку и засунул на несколько минут в духовку. Пока ходил «до ветру», семечки уже подоспели и Васька, набив ими карманы, вышел к забору.
Над Васькиным домом высоко в небе летал коршун. Сделал несколько кругов; завис в воздухе. Видно высматривал, где чем поживиться. Начал медленно снижаться. Облетел вокруг сарая и уселся на кучу картофельной ботвы в огороде.
Васька посмотрел на него. Коршун – на Ваську. Затем оба гордо отвернулись друг от друга.
Достав из кармана большую горсть семечек, Васька кинул их коршуну. Но тот, захлопав крыльями, взмыл в воздух и полетел в сторону леса. Провожая его взглядом, Васька услышал приближающиеся сбоку шаги.
- Здравствуй Вася!
Это была Надя из соседнего дома. Бывшая одноклассница.
Вместо приветствия, Васька сунул руку в карман, вытащил горсть семечек и высыпал их в подставленные Надей ладошки.
- Когда? – тихо спросила Надя.
- Послезавтра.
- На сколько?
- Сказали морфлот. Три года.
Девушка вздохнула.
Выросла она в семье местного пьяницы Сеньки. После каждой получки Сенька уходил в запой. По неделе, полторы. В хмельном угаре гонял всю семью. И жену свою Стешку, и дочку. Степанида тоже иногда прикладывалась вместе с мужем к горькой и материла на чем свет стоит и Сеньку и Надю. Поколачивал Сенька обеих.
Надя росла тихой доброй девочкой. С некоторых пор все домашние дела перешли на ее руки. Васька постоянно видел ее из своего окна то с ведром, то с тряпкой, с лопатой или граблями. Всегда она была занята какой-то домашней работой.
В классе Надю не воспринимали никак. Считали ее забитой и некрасивой. Витька Рыжий выразился однажды, еще в классе девятом, в ее адрес: «Ни сиськи, ни письки; ни кожи, ни рожи!». Худая с острыми коленками и с прыщиками вместо груди, девочка не вызывала никакой симпатии у парней.
Но мать Васькина, как-то за ужином, глядя в окно, сказала отцу: «Хорошая вырастет девушка!». «Да там парням и глядеть-то не на что!» - возразил отец. «Расцветет еще» - задергивая шторы, вздохнула мать.
Этой весной Васька копал в огороде грядки. Из соседнего дома доносился шум очередной Сенькиной попойки. Постепенно шум усиливался и вот дверь с грохотом распахнулась. Послышался звон падающих ведер и разбитых стекол. Из двери выбежала Надя. За ней гнался пьяный отец, размахивая палкой от сломанной швабры, и громко матерился.
На огороде догнал он все-таки дочку и навернул ее палкой по спине.
Васька бросил лопату, перемахнул забор и поймал Сеньку за руку. Отобрал палку и отшвырнул ее далеко за ограду.
- Не трожь! – выдохнул Васька, крепко держа Сенькины руки. Тот опешил:
- Ты что лезешь не в свои дела, щенок?! Ты кто такой?! – Сенька попытался вырваться и страшно заматерился.
- Не трожь, говорю! – с какой-то злостью повторил Васька, - Жена она мне будет, понял?
Сенька вдруг сник. Высвободил руки и поплелся меж грядок в дом.
Васька подошел к, плачущей возле бани, Наде. Взял ее за плечи, повернул к себе:
- Он тебя больше не тронет, - Надя заплакала еще сильнее и вдруг прижалась к Ваське.
Он, как маленького ребенка, погладил ее по голове.
Девушка понемногу успокоилась, отстранилась от Васьки и молча пошла к себе в дом. Он проводил ее взглядом, перепрыгнул забор и взял лопату.
Васька слыл в поселке сильным и симпатичным парнем. Многие девчонки заглядывались на него. Особенно Светка Мельникова, самая красивая девочка в их классе.
Учился Васька так себе! С двойки на тройку. Но школу все-таки закончил.
После выпускного вечера весь класс по давней поселковой традиции, отправился на речку. Встречать восход солнца!
Всю ночь на берегу пели песни, танцевали, играли в разные игры. Ближе к утру веселый гам начал стихать и ребята группками, по двое, по трое разбрелись вдоль берега до самой опушки леса.
Васька сидел на траве возле обрывистого берега и жевал травинку.
- Вась! А что ты здесь один? – Светка Мельникова бросила на траву газету и присела рядом с Васькой.
- Чего молчишь? – затормошила его Светка, - Говори что-нибудь, мне скучно!
Васька посмотрел на нее, усмехнулся, но продолжал молчать.
- Ты куда поступать будешь? – Светка придвинулась ближе.
- В армию, - буркнул Василий.
- Фу! А я в институт, в технологический. Папа сказал, что договорится.
Васька ничего не ответил.
Светка вдруг обняла его и поцеловала в губы.
- Ты что, Света? – отстранился Васька.
- Да что ты какой-то не такой? – снова пыталась поцеловать его Светка, но Васька убрал ее руки и встал.
- Ты извини, Света, пойду я.
- Ну и дурак же ты Вася! – крикнула Светка вслед уходящему парню.
Васька шел по берегу, с детства знакомой реки, и глядел, как серебристая полная луна разными бликами отражается в чистой воде. Нет-нет да и всплеснет где-то рыба, и засвистит с того берега ночная птица. Сонный ветерок изредка всколыхнет верхушки деревьев и взбаламутит гладкую поверхность реки. Дерево отзовется ветерку шелестом своих листьев и вздохнет протяжно, снова погружаясь в тишину и ночную прохладу.
Васька заметил возле дерева одинокую фигурку. «Надя! Подойду. Она хоть не болтает попусту!».
Подошел. Встал рядом. Смотрели оба на розовеющий горизонт и думали каждый о своем.
«Хорошая девчонка! В голове ерунды всякой нету. Молчит только постоянно. И рядом с ней почему-то тоже хорошо!».
«Куда теперь? Работу надо искать. И Вася уезжает! На целых три года! Хотя, что я для него? Хочется, чтоб обнял меня!».
А может и появлялись у них общие мысли, как знать?
Надя поежилась. Васька покосился на девушку, обхватившую руками свои плечи, содрал с себя пиджак и набросил на Надю.
- Спасибо, Вася! Прохладно к утру становится. Ты сам-то не замерз? – повернулась к нему Надя.
- Не. Тепло.
Снова молча стояли и смотрели вдаль. Небо у горизонта посветлело. Звезды гасли одна за другой. Просыпались птицы и своим гомоном наполняли таинственную утреннюю тишину. Тишина отступала вместе с ночью. И наконец, светлая полоса зажглась от края и до края, призывая к пробуждению всю спящую неизвестность. Кромка огненного диска показалась из-за горы. И вот уже яркий луч скользнул по верхушкам деревьев и побежал в поле, мимо речки, до дальнего темного леса. Слепящий круг медленно выплывал в просторное и жаждущее его небо, озаряя своим божественным светом всю округу. И земля, радуясь новому утру, чистейшей росой благодарила эту торжественную таинственность рождения света.
- Ну вот и взошло новое солнце, - тихо прошептал Васька, чувствуя теплое плечо Нади.
Он привлек девушку к себе и обнял, коснувшись щекой ее макушки и вдыхая запах волос. Надя прижалась к нему, теплым своим дыханием согревая его грудь.
Потом она глубоко вздохнула, немного отстранилась и взяла его руку.
- Пойдем, Вася, домой. Ребята уже все разошлись.
Он проводил девушку до калитки и стоя возле нее, сказал вслед уходящей Наде:
- Ты хорошая, Надя!
Девушка, услышав его слова, остановилась, но не обернулась и, чуть постояв, побежала к своему дому.
Сейчас, сидя на жердине, Васька вспомнил все это. И выпускной бал, и соседские попойки, и ночь после выпускного, и то утреннее солнце. Надя стояла рядом, держа в ладонях горсточку Васькиных семечек. И тут Васька, сам не понимая что делает, соскочил с жердины и, подойдя почти вплотную, так что его грудь коснулась Надиной опущенной головы, сказал ей в самую макушку:
- Ты будешь ждать меня?
- Буду, Вася! – не задумываясь ответила Надя и яркими васильками поглядела ему в глаза.
- Хорошо, Надя! И пиши мне обязательно.
- И писать буду, - сказала девушка и скорым шагом пошла к дому.
Васька проводил ее взглядом и поплелся к себе.
Весь следующий день прошел в суете. Готовились к проводинам. К вечеру стал собираться народ. Пришли почти все одноклассники, многие родственники и соседи. Девчонки гоношились в кухне, помогая Васькиной матери. Парни сидели на крыльце, болтали о разном.
Светка Мельникова лезла Ваське в глаза, мелькала то из кухни к столу, то обратно. Что-то шептала матери на ухо.
Васька зашел на кухню попить воды. Услышал часть разговора.
- А ты Света, вроде как, учиться поступила? – спрашивала мать.
- Я отпросилась на два дня, тетя Валя. Васю в армию проводить, - и чуть громче, глядя на Ваську, - Для меня это очень важно!
Васька никак не отреагировал. Попил воды и ушел к друзьям.
Через пару часов, когда вечеринка была в самом разгаре, Васька незаметно выскользнул из-за стола и пробрался на улицу.
- Это ты, Василий? – спросил из темноты отец, куривший возле крыльца.
- Я, батя. Подышу воздухом немного.
- Недолго, а то народ потеряет, - окурок прочертил в ночи светлую полосу и зашипел в ведре.
Отец вошел в дом. Васька перепрыгнул забор и направился к соседскому дому. Здоровенный пес Борман загремел в темноте цепью и успел коснуться холодным носом Васькиной руки.
Постучался в дверь. Вошел.
За столом возле настольной лампы сидела Надя со спицами в руках.
- Вася! – обрадовалась девушка и подошла к нему.
- Ты почему не пришла? Там все наши ребята собрались. И родители твои там, - Васька с удивлением посмотрел на, повязанный на голове у Нади, маленький ситцевый платочек. Никогда она не носила платков. Странно!
Надя заметила его взгляд. Развязала платочек. Аккуратно сложила его небольшим квадратиком и протянула Ваське. Тот машинально взял платок и засунул его за пазуху.
- Места он много не займет, - тихо произнесла Надя, - А ты, глядя на него, деревню нашу будешь вспоминать, свой дом, улицу.
- Пойдем Надя, - Васька взял ее за руку.
- Нет, Вася, я не пойду. А ты лучше дай мне что-нибудь свое. На память. – Надя глядела ему в глаза.
Васька сунул руки в карманы, потом похлопал себя по бокам и, не найдя ничего, отвертел от рубашки верхнюю пуговку.
- Вот. Больше ничего нет.
- Этого мне достаточно. – зажала Надя пуговку в ладошке, - Ты иди Вася. Там тебя уже потеряли наверное.
Васька пошел к двери, но от нее быстро вернулся, обнял Надю, поцеловал макушку, глаза и губы. Молча повернулся и вышел из дома.
Через забор прыгать не стал, пошел по улице. Возле своей калитки постоял, посмотрел на дома, светящиеся окошки, на далекие звезды и высокую ранетку возле дома. «Надо идти» - и толкнул калитку. Проходя по двору, увидел, как от крыльца к нему идет Светка.
Повисла на шее и зашептала горячими губами в самое ухо:
- Ты где был, Вася? Я соскучилась.
Васька снял ее руки с шеи.
- Пойдем Света в дом.
- Ну в дом так в дом, - поплелась за ним Светка.
Уже далеко за полночь расходились друзья. Васька проводил всех, попрощался. Подходя к дому, увидел сидящих на крыльце родителей. Отец курил, мать что-то говорила ему.
- Холодно же! А вы здесь, на крыльце…
- Ничего! Нормально, - бросил отец окурок; полез за новой сигаретой.
Васька примостился рядом, ступенькой ниже. Помолчали, потом Васька, нащупав под рубашкой Надин платочек, сказал:
- Мам, ты вот это положи куда-нибудь. Это Надя мне дала на прощание, а у меня зачем-то пуговку взяла! – и подал матери платок.
Отец с интересом посмотрел на вещицу. Мать своею ладонью закрыла квадратик на Васькиной руке:
- Надя умная девочка и откуда-то видно знает про этот древний обычай. Вот послушай сынок, что расскажу тебе, - мать повернулась к отцу, - И ты тоже послушай отец, ведь наверняка не знаешь.
Отец молча прикурил сигарету.
- Рассказывали, что в старые времена, когда девушка провожала своего парня на войну или в дальний поход, то отдавала ему свой платок. Считалось, что это своего рода оберег и сила его была большая, потому что этот оберег от любящего человека. А парень, когда возвращался, отдавал девушке этот платок. А если хотел взять ее в жены, то повязывал его ей на голову. У северных народов такой брак считался самым крепким и счастливым. Странный, но хороший обычай.
Мать замолчала. Отец докурил сигарету; окурок прочертил во тьме извилистую полосу. Васька долго глядел на маленький квадратик и снова положил его за пазуху.
Утром из пыльного окошка, увозящего его автобуса, Васька с грустью смотрел на мелькающие мимо дома и деревья. На самом выезде из поселка, он увидел стоящую возле высокого тополя Надю. Она махала ему рукой. Васька прильнул к окну, но автобус, подняв клубы пыли, уже завернул за пригорок.
Служилось Ваське легко. C детства приученный к крестьянскому труду, ему не в тягость были армейские трудности. А дисциплина, четкость и слаженность флотской жизни Ваське даже нравились.
После учебки попал он на большой военный корабль. Служил корабельным электриком. Специальностью был доволен и гордился ею. Регулярно получал письма из дома, от друзей и от Нади. Поначалу и Светка пару писем написала, но на этом и остановилась. Мать писала каждый месяц и в письмах уважительно называла его Василием. Описывала все домашние и деревенские новости. Надины письма были добрыми и ласковыми. Васька по многу раз с удовольствием перечитывал их.
Еще в начале службы Васька написал Наде, что он был бы рад, если Надя пойдет учиться в техникум. На заочное. Понимал, что не потянет ее семья другого варианта обучения. А так, и от дома недалеко и работать можно!
Было утро, когда почтальон принес это письмо. Надя несколько раз перечитала его. Начала собираться.
- Ты куда это, Надежда? – спросила мать из кухни.
- В район, в техникум документы отвезу, - продолжая собираться, ответила Надя.
- Чего это ты вдруг надумала? Да и поздно уже, наверное?
- На заочное не поздно.
- Не пойму я тебя, девка! То не хотела, то вдруг засобиралась.
- Вася написал, чтобы я учиться шла в техникум, - просто ответила Надя.
Мать выпучила на нее глаза. Отец приподнялся на диване, газета вывалилась у него из рук.
- А при чем тут Васька? Кто он такой есть? – начал было заводиться отец, но вдруг сделал чудное лицо и ехидно спросил, - А можа промеж вас было чего?
Надя зыркнула на него глазами, но промолчала.
- Пусть едет. – загремела тарелками мать, - Это ее дело.
- А-а! Одного поля ягоды, - махнул на обеих отец и зашуршал газетой.
В постоянных делах и заботах, вахтах и службах текло армейское время Василия. Дни складывались в недели, недели в месяцы, весны сменяли зимы. За всем за этим прошло два года.
Корабль вернулся из очередного похода и стоял на базе.
Василий к этому времени уже имел звание старшины второй статьи. Сейчас он собирался в увольнение. Почистил обувь, нагладил форму, отполировал все медяшки.
В кубрик, постучавшись, вошел вахтенный матрос.
- Товарищ старшина второй статьи, - обратился он к Василию, - Вас срочно вызывает Егоров.
- Хорошо, - ответил Василий и почесал затылок.
А чесал он его не просто так! Знал: Егоров попусту никогда не вызывает. Значит произошло что-то из ряда вон выходящее.
Быстро оправил форму, прихватил бескозырку и выбежал наверх.
Зашел к Егорову, доложил как положено о прибытии.
- Проходи-ка Василий Голубев вот сюда, присаживайся! – показал Егоров рукой на кресло, - Давай поговорим. Не как офицер с подчиненным, а просто, как давно знакомые люди. Согласен?
- Так точно, товарищ капитан третьего ранга! – ответил Василий и поправился: - Простите, согласен я Николай Сергеевич.
Но все же насторожился Василий. Мало ли!
- Вот, это другое дело, - Егоров немного помолчал, - Ты знаешь Василий Матвеевич, оказывается мы с тобой земляки!
Васька удивленно посмотрел на офицера.
- Деревню Высокое знаешь?
- Знаю, конечно. От райцентра до Высокой двадцать минут автобусом. Мы с пацанами туда за брусникой ездили. Места там ягодные.
- Места ягодные, да. Я родом из этой деревушки. Родился и вырос там. А после школы в военно-морское поступил. Почти двадцать пять лет уже флотскую форму ношу, - Егоров задумался, потом снова посмотрел на Василия, - Родители у меня там. И дело у меня к тебе такое. Командование решило за отличную службу присвоить тебе очередное звание и поощрить отпуском на родину.
Васька обрадовано подскочил:
- Благодарю, това…
- Погоди Василий Матвеевич, - остановил его офицер, - Потом радоваться будешь. Завтра на строевом приказ объявят. А я вот о чем хочу тебя попросить. Достал я тут по случаю лекарства для матери. Почтой долго, да и неизвестно, дойдет ли? Отпуск у меня не скоро, через полгода при лучшем случае. А ты бы по дороге закинул моим старикам посылочку! Сделаешь Василий?
- Почему спрашиваете! Конечно завезу, не сомневайтесь Николай Сергеевич!
- Ну, вот и добро! Завтра вечерком я посылочку принесу.
Егоров встал. Василий тоже.
- Тогда все, Василий Голубев. – Егоров пожал моряку руку, - Иди, готовся к отпуску.
- Есть, - и радостный Васька выбежал из помещения.
По узкой улочке шел бравый моряк! Лихо заломлена бескозырка, ленточки на ветру полощатся. До блеска начищенная пряжка сверкает в лучах вечернего солнца. Деревенский автобус несколько припылил славную морскую форму, но Василий не обращал на это внимания.
Был в поселке еще один моряк. Почти тридцать лет назад североморец Матвей всколыхнул всю женскую половину поселка, и с тех пор моряков здесь не было.
Открывая калитку, увидел, как в окне мелькнула мать. Выбежала навстречу сыну. Крепко обнял.
С крыльца спустился отец. Василий четким шагом подошел к нему, остановился, приложил руку к виску.
- Товарищ главный корабельный старшина! – с серьезным видом обратился Василий к отцу, - Старшина первой статьи Голубев прибыл в отпуск!
- Вольно! - с нарочито грозным видом пробасил отец и широко улыбнулся, - Ну-ка дай я погляжу на тебя; каков ты стал, - повертел сына туда-сюда, почти как у Гоголя в «Тарасе Бульбе», - Орел! Посмотри мать, какой получился орел! – стиснул сына руками, - Рад и горд я, Василий!
- Ну чего, старый, прилип к ребенку! – возмущалась счастливая мать, трогая сына и за плечи, и за голову, и руки; не веря, что перед ней ее дитя.
- Какой ребенок!? Где ребенок?! – радостно трепал сына отец.
С улицы в калитку ворвался Колька, одноклассник:
- Васька! Ты что ли?! – заорал он на всю округу.
- Здорово, Коля! – пожали друг другу руки.
- А я иду, гляжу, ты или не ты?! – продолжал орать Колька.
Мать пшикнула на него.
- Чего кричишь, как оглашенный?! Пойдемте в дом! – подтолкнула отца.
- Васька, а я сейчас всех наших оббегу. Скажу, что ты приехал! – Колька уже бежал к калитке.
- Заполошенный! – махнула рукой мать и заторопилась за мужиками в дом.
Через час набежали друзья и одноклассники. В доме поднялся шум и гам. Мать, радостная, выглядывала из кухни, Отец деловито курил возле порога. Потом поднялся, с серьезным видом подмигнул Кольке и они вышли в сени. Через минуту отец вошел с пыльной четвертью, широко улыбаясь.
- Ты что, старый, очумел?! – отобрала мать бутыль, - Какой самогон!? Я вон водки припасла, - ворчала она, идя на кухню, - Сколько лет живем, а понять не могу; где он эти свои заначки делает?!
Колька скис, но отец успел ему шепнуть: «Не боись, не последняя!»
Светка Мельникова не отходила от Васьки. Что-то шептала ему на ухо, брала руки, поправляла волосы. Васька вертел головой, глядел в окна и на двери. Наконец не выдержал, выбрался, как будто покурить, из дома и – на огород. Перепрыгнул забор и, лавируя между грядок, направился к соседскому дому. Борман узнал Ваську, громыхнул цепью и уселся рядом с будкой.
- Привет, Борман! – на ходу бросил ему Васька и забежал на крыльцо.
В сенях Надин отец что-то мастерил.
- Здорово, дядя Арсений! А Надя дома?
Сенька отложил молоток, поздоровался.
- Надька с утра в район уехала. В техникум. Какие-то зачеты у нее там, хрен их знает! – посмотрел на часы, - Да вот сейчас уже приедет. Автобус через пятнадцать минут. Да ты проходи, сосед, чего в сенях-то?
Но Васька уже быстро шагал к автобусной остановке.
Подошел он как раз вовремя. Автобус, нагнав по улице пылищу, развернулся и подкатил дверями напротив Васьки.
Начал выходить народ. Васька увидел Надю. Она смотрела на него, и не отрывая взгляда, шла по проходу к дверям. Ясные ее васильки теплым светом проникли в Васькину, враз одурманенную, голову и отразились там горячим и нежным взглядом. Он схватил ее прямо из автобуса, вынес от дверей, закружил, прижавшись к ее груди и она страстно обняв его голову, повторяла: «Вася! Вася!».
Он опустил ее на землю, поцеловал эти желанные глаза, губы, волосы…
- Здравствуй Надя!
Девушка стояла, прильнув к любимому парню, и на его голландку капали счастливые слезы.
- Ты не сообщил, что приедешь, - Надя посмотрела на него, как на провинившегося ребенка, которого она глубоко и нежно любила.
- Прости, Надя! Я сам узнал об отпуске за день до отъезда. Телеграмму маме с вокзала дать не смог, - виновато опустил Васька голову.
- Пойдем, Вася, я очень рада, что ты приехал! Так давно не видела тебя!
Они шли по улице и Васька восхищенно глядел на это удивительное создание. За два года из неловкой угловатой девчонки, с худыми и острыми коленками, Надя превратилась в стройную симпатичную девушку с великолепной фигуркой и соблазнительной грудью. Васька в момент загрустил.
- Что, Вася? – заметила Надя.
- Да, знаешь, - не смог соврать Васька, - Дурная мысль появилась в голове.
- Скажи свою мысль.
- Мне еще почти год служить. Уведут тебя от меня, - покраснел парень.
Надя вдруг сделалась серьезной; остановилась, взяла Васькины руки в свои.
- Видно пришло время. Так неожиданно! – она глядела ему прямо в глаза, - Я не корова, чтобы водить меня туда-сюда. Я пойду только за тобой. И причина этого проста: я очень тебя люблю. Давно люблю, с детства.
Васька задохнулся. Воздуху не хватало, грудь сперло, как в тисках. Но он уже твердо поверил ее словам и тихое спокойствие проникло в его, бешено колотившееся сердце. Он верил ей. Как себе. И радостное чувство гордости за любимую девушку растаяло в нем теплым и чистым любящим взглядом.
Он, наконец, вздохнул и свежий воздух разогнал все ненужные мысли.
- Надя! И я тебя люблю! Ты мне очень дорога!
- Я верю тебе, Вася! – Надя взяла его за руку и они пошли по пыльной деревенской дороге.
- Я вчера должен был приехать, да по дороге посылку завез в Высокое. Командир мой передал своим родителям. Он оттуда родом. Оказались земляками. А когда обратно собрался, бабушка Настасья говорит, что автобус только на следующий день к обеду будет. Пришлось ночевать у них. Хорошие старики! Душевные. И что интересно: любят до сих пор друг друга. Это очень видно со стороны!
- Знаешь Вася, я думаю, что если любовь настоящая, чистая и бескорыстная, то она будет всегда, и в молодости и в старости. И никакие препятствия не смогут убить ее. Может она и меняется со временем, но никогда не исчезнет. Может приобретает какие-то новые формы и качества или глубину, но она всегда есть.
Надя задумалась. Васька на ходу поцеловал ее в макушку.
- Я очень согласен с тобой. И хочу, чтобы так было у нас.
- Я тоже так хочу, Вася! – Надя ласково посмотрела на него и улыбнулась.
Возле своего дома Васька направился было к калитке, но Надя легонько высвободив руку, поглядела на него:
- Вася, ты иди к друзьям, а я буду ждать тебя дома. Не пойду я туда. Ты прости! Иди, Вася! – и она почти побежала к своему дому.
Васька пожал недоуменно плечами, подождал, пока она зайдет в свои двери и открыл калитку. «Мало ли, может она не терпит шумных и многолюдных гулянок! Это даже хорошо!».
Уже давно стемнело, когда друзья разошлись. Последним ушел Колька. Ругался, что так мало дали другу отпуска. Васька возле крыльца пожал ему руку.
- Все! – заплетающимся языком сказал Колька, - Васек! Дальше не провожай, я сам. Не боись, не впервой! – и пошел, пошатываясь, на улицу.
Васька минуту постоял, провожая его взглядом, сел на ступеньку крыльца, закурил.
Из темноты, шурша платьем, выбежала Светка.
- Наконец-то эти дураки разошлись! – села она рядом.
- Почему же дураки? Хорошие ребята.
- Да ну их! – махнула Светка рукой и обняла Ваську, - Поцелуй меня, Вася!
- Я слышал, ты институт бросила? – отстранился Васька.
- А-а! Скучно там; учеба, сессии, экзамены! Надоело! Никакой радости, ни веселья. – снова обняла Светка его за шею. Потянулась губами поцеловать. Васька снова отстранился.
- Что ты Вася дикий такой?! Сидишь там на своем корабле, света белого не видишь. Одичал совсем! - она взяла его руку, положила на свою грудь, - Слышишь, как бьется? Это от того, что ты рядом! – прильнула снова к Ваське.
- Поздно уже Света, спать пора! Пойдем я провожу тебя до калитки.
- А хочешь, Вася, - Светка задышала в самое Васькино ухо, - я стану твоей! Прямо сейчас! Ты только скажи!
- Выброси Света все это из головы. Иди домой. – Васька пошел к калитке, но обернулся. Светка стояла на том же месте. Подошел.
- Дурак ты Вася! Девка сама тебе отдается, а ты нос воротишь! Что, к пришибленной этой пойдешь?
- Зря ты так, Света!
- Ну и иди! Пожалеешь еще! – Светка резко развернулась и ушла огородами. Из темноты прокричала: «Дура-ак!».
Васька еще постоял немного у крыльца. Какой-то неприятный осадок оставила Светка. Вроде, как плюнула!
Еще в прошлом году мать писала, что Светка вышла замуж в городе, но через три месяца появилась снова в поселке. Сказала: «Не сошлись характерами!». И осталась у родителей. Не работала и не училась.
Бросив окурок, Васька перемахнул забор и пошел мимо Бормана к дому Нади. Борман умудрился нюхнуть Васькину штанину и лизнуть руку, сел возле будки и сладко зевнул. Со стороны летней кухни послышались шаги.
- Вася, это я! – подошла Надя.
- Знаешь, Надя, - каким-то сухим голосом сказал Васька, - У меня такое ощущение, что на мне вроде как грязь, что ли?
- Ты извини, Вася, я случайно слышала ваш разговор со Светой. Нет на тебе грязи.
Он обнял Надю, поцеловал в макушку. Борман стыдливо отвернулся, хотя при тусклом свете окон и видно-то ничего не было!
Отпуск незаметно подходил к завершению. Друзья каждый вечер собирались вместе, то у Васьки, то у Кольки, то еще где. Сидели, болтали о разном. С Надей Васька расставался только поздно ночью, и днем, когда девушка уходила на работу. Но вчера Ваську одного все-таки выловила Светка. Возле Колькиного дома, когда уже все разошлись.
- Вася, подожди, поговорить надо! – подошла Светка.
Остановился. Смотрел на нее. Молчал.
- Вася, я тебе совсем не нравлюсь? Я не красивая?
- Ты красивая, Света, - увидел, как у Светки заблестели глаза.
- Пойдем ко мне. Родители сегодня в город уехали, только к завтрашнему вечеру приедут. Пойдем, - потянула его за руку.
- Нет, Света. Мне домой! У мамы там ужин уже остыл наверное.
- Ну, пойдем к тебе. Посидим, поговорим.
- Не. Ты извини, Света, я пойду.
Светка не отпускала руку. Зло сказала:
- Не домой ты пойдешь, а к этой худосочной! Что ты в ней нашел?! Родители алкоголики, ни кола, ни двора!
- А разве в коле важность, Света?
- А в чем же?! Вот вернешься из армии, папа устроит тебя на хорошую работу. Будешь много зарабатывать! Будем с тобой…
- Нет Света, - остановил ее Василий, - Видно не понимаем мы друг друга.
- Это ты не понимаешь, а я все вижу! Чем она тебя приворожила? – распалялась Светка, но Василий уже шел в сторону своего дома.
На крыльце сидел отец. Курил. Васька подсел рядом, вытащил сигарету.
- Ты мне скажи, Василий; с Надей у тебя серьезно?
- Да, батя, серьезно, - прикурил Васька сигарету.
- Ну и добро! – отец помолчал, - Когда придешь, будем с тобой баню новую ставить. Вон там, у забора.
Васька посмотрел, куда показывал отец.
- Так там же самое удобное место перепрыгивать!
Отец усмехнулся:
- А зачем перепрыгивать, если у тебя все серьезно?
- А, точно! – Васька боднул головой отца в плечо.
- Эй, мужики! – на крыльцо вышла мать, - Вы долго будете тут прохлаждаться?! Ужин который раз подогреваю!
- Счас я иду! – ответил отец, - А Василию ты вытащи-ка пару-тройку пирожков.
Мать недоуменно посмотрела на обоих. Потом подошла, ласково потрепала по головам:
- Заговорщики мои!…
- Неси, неси пирожки-то,- повторил отец и ушел в сени.
Васька с благодарностью посмотрел ему вслед, поцеловал мать.
- Я скоро, мама! – и направился к забору.
Мать вздохнула и улыбнулась, глядя, как сын перепрыгивает забор.
Они долго гуляли с Надей в ночной тишине. За околицей, по крутому берегу реки возле опушки леса. Сидели на лавочке, когда-то давно кем-то поставленной предусмотрительно. Под высоким кедром, у берега.
За долгое время кедр набросал слой иголок и почти засыпал лавочку.
Васька смахнул иголки.
- Тебе не холодно?
- Нет, - Надя обхватила под пиджаком Ваську и прижалась к нему.
Васька нежно гладил ее по волосам, укутывал полами пиджака, целовал шею и плечи. Луна сверху глядела на них улыбаясь и птицы примолкли, чтобы не мешать влюбленным.
Васькина рука, скользнув по плечу, ощутила бугорок Надиной груди. Девушка вздохнула и сильнее прижалась. Нашла его губы, прильнула к ним и долго целовала. Васька расстегнул верхнюю пуговицу кофточки и губами ощутил нежность и свежесть ее груди…
Луна стыдливо спряталась за облако. Сгустилась темнота, и деревья перестали шуметь, боясь отпугнуть это величайшее природное таинство любви.
Когда луна выглянула поглядеть, что там внизу, Надя уже встала с травы, застегнула кофточку, поправила волосы.
Василий подошел сзади, обнял ее и поцеловал в затылок.
- Все у нас будет хорошо!
- Да, Вася. Все будет хорошо.
Утром Василий в пыльном автобусе уехал на службу. Из окна он видел, как на выезде под высоким тополем стояла Надя, махала ему рукой.
Наступила зима. И как-то внезапно! Еще вчера шел мелкий дождь и раскисшие от влаги дороги уныло серели чавкающей грязью и увядшей травой. А сегодня, всего за одну ночь все преобразилось! Холодный северный ветер дыхнул на землю морозом и пригнал тяжелые снежные тучи. Посыпалась белая сказка с небес и укрыла поселковые улицы, крыши домов и огороды. Намело сугробов в подворотнях и вдоль заборов!
Снег шел несколько дней. Мороз усилился, и люди оделись по зимнему. По вечерам над поселком вились веселые печные дымки. Прилетали из леса зимние птицы и щебетали над крышами, искали что-то возле домов и на огородах и с гомоном уносились обратно. Зима полновластно завладела тайгой и поселком. Через пару недель мороз встал крепко.
Вечерело. Выйдя из проходной, Надя направилась к своей улице. Снег звонко хрустел под сапожками и тропинка, проложенная в чистой белизне, петляющая меж сугробами и мимо столбов, будто улыбалась идущим по ней людям.
За колодцем Надю окликнули. Оглянувшись, она увидела, что ее догоняет Светка Мельникова.
- Подожди, поговорить надо, - вместо приветствия выдохнула Светка, подходя ближе.
Зашла вперед и, обернувшись, ехидно спросила:
- Куда это ты так торопишься?
- Это мое дело.
- Васька пишет тебе?
- Это тоже мое дело.
- А чем это ты взяла его? Ни кожи, ни рожи!
- Уйди с дороги!
Надя попыталась пройти, но Светка не пустила.
- Все равно он моим будет! Куда тебе тягаться, курица! Пальто вон лучше новое себе купи.
Надя, глядя в глаза Светке, тихо но твердо сказала:
- С кем быть решит сам Вася, а ты не стой на моей дороге! – оттолкнула Светку в сугроб и зашагала дальше.
- У-у, сука худосочная! – поднялась Светка, отряхивая снег, - Погоди, свинья нищая; посмотрим, кого он выберет!
Светка побежала на свою улицу. Дома она не находила себе места. Ей казалось, что ее оскорбили и унизили до невозможности! Слонялась от окна к окну, скрипела половицами и кусала губу. «Сучка тонконогая!» - шипела про себя.
Поставила на печку чайник. Задумалась. «Ладно, быдлятина, поглядим; чья возьмет!». Достала из шкафа термос с широким горлом и налила в него крутого кипятка. «Посмотрим, посмотрим; как теперь ты запоешь, вонючее дерьмо!». Закрыла плотно крышкой, опустила термос в пакет и, набросив шубку, вышла на улицу.
Надя в это время сметала веником снег с крыльца.
- Надя, подойди пожалуйста, - услышала она из густоты сумерек и узнала голос Светки Мельниковой.
Подошла к забору. Светка стояла возле калитки.
- Я вот чего тебе принесла. Иди ближе, покажу!
И когда Надя подошла совсем близко, Светка, свернув крышку с термоса, с размаху выплеснула кипяток Наде в лицо. Тут же сунула термос обратно и пошла прочь, не обращая внимания на кричащую от боли, упавшую на снег, Надю.
В начале января пришло всего два письма. От матери и от Кольки. Обычно приходило три. Надиного письма не было. Василий повертел в руках конверты, посмотрел на вахтенного матроса:
- И все? Больше не было мне ничего?
- Все, товарищ главный старшина!
Матрос ушел. Василий прочитал письма. Обычные деревенские новости. Колька хвастался новой работой. Механиком он сейчас на фабрике. Мать сообщала о домашних делах. «Почему-то от Нади ничего нет?!» - не уходила мысль. «Может некогда? У нее же сейчас госэкзамены на носу. Хотя…»
Через неделю пришло еще одно письмо от Кольки. «Странно! - подумал Василий, беря в руки конверт, - Он же обычно раз в месяц пишет!»
В кубрике открыл конверт, начал читать: «… а потом эта вертлявая стерва плеснула Надьке в лицо кипятком!» У Василия выпал листок из рук. Он подобрал его, снова перечитал. Заныло где-то от горла до живота! В голове получилась суматоха, мышцы сделались ватными. Васька плеснул из стакана на одуревшую голову, растер лицо ладонями. «Что же это, а?» Вышел на палубу. Свежий морской воздух не принес облегчения. Василий вернулся в кубрик и просидел на койке до самой вахты, держа письмо в руках.
После смены уснуть не мог. Лежал с открытыми глазами, глядел пустым взглядов в потолок.
На следующей вахте его, невыспавшегося, с красными осунувшимися глазами, заметил старший по машинному отделению.
- Главстаршина! Что с вами? У вас вид какой-то несоответствующий.
- Все в порядке, товарищ старший мичман. Не выспался, - хмуро ответил Василий.
Сменившись, Василий по пути в кубрик увидел Егорова. Тот стоял в проходе и, казалось, что ждал он Василия.
- Здравия желаю, товарищ капитан третьего ранга! Главный старшина Голубев. Разрешите пройти?
- Здравствуй главстаршина! Покажись-ка! Да-а, вид у тебя на самом деле не соответствующий. Не заболел ли? Как чувствуешь себя?
- Все в порядке, товарищ капитан третьего ранга. Не выспался.
Егоров внимательно поглядел на Василия.
- Ну-ко пойдем ко мне.
Зашли в каюту Егорова.
- Рассказывай Василий Голубев, что случилось. Я тебя знаю давно и не верю, чтобы такой моряк ни с того ни с сего захандрил. А старший мичман мне доложил, что заболел ты. Ну, слушаю тебя.
Василий молча вытащил из кармана Колькино письмо и протянул Егорову. Тот взял, развернул и начал читать. Читал долго, на Василия не глядел. Вернул листок, потер лицо.
- Эту Надю любишь, что ли?
- Да, Николай Сергеевич, - глядя в пол, хрипло ответил Василий.
Егоров еще помолчал, прошелся по каюте, снова сел за стол.
- Видно судьба так вертит, Василий Голубев! Сначала ты меня выручил, теперь мой черед приспел. В отпуск я завтра еду. Сначала к семье. Они здесь, во Владивостоке. А потом к родителям в Сибирь. Жена и билеты уже купила. Через три дня и поедем с детьми.
Васька поднял на Егорова глаза. Смотрел с какой-то надеждой и хотел что-то сказать.
- А ты, Василий, не переживай. Служи спокойно. Заеду я к твоей Наде. – он взял карандаш, - Как ее фамилия?
- Ершова.
- Так. Ершова Надежда, Районное отделение… Так, написал. Ты сейчас иди к себе и сочини для нее письмо, а я вечером зайду.
Васька умчался в кубрик. Взял ручку, тетрадку и сел за тумбочку писать. Но в голове почему-то не появлялись никакие мысли, чтобы словами добрыми успокоить девушку. Все мысли перепутались и их сумбур не давал что либо изобразить на бумаге. Он скомкал один листок, другой, третий… Снова начинал писать и опять ничего не получалось. Не знал, сколько прошло времени, но видно много, потому что увидел, как в дверь вошел Егоров.
Василий встал. Офицер подошел к тумбочке, глянул на чистую тетрадку, увидел кучу скомканных листков. Василий опустил голову. Егоров тронул его за рукав голландки:
- Я все понял, Василий; объяснять ничего не надо. Девушке я на словах передам, что нужно.
Васька порывался что-то сказать.
- И ты Василий, не говори сейчас ничего. Я сам найду эти нужные для Нади слова. Все. Счастливой службы, Василий Голубев! – Егоров вышел из кубрика.
- Спасибо, Николай Сергеевич! – шепотом выдохнул Васька и лег на койку.
Уснул сразу.
Уже почти месяц Надя находилась в больнице. После нескольких операций кожа медленно зарастала, оставляя на левой стороне лица, половине уха и части шеи красные рубцы.
Позавчера, когда сняли повязки, Надя ахнула, легла на кровать и проплакала всю ночь. Потом она боялась подходить к зеркалу. Женщины в палате как могли, успокаивали ее. Два раза приезжал следователь, но Надя сказала, что сама нечаянно опрокинула чайник с кипятком с верхней полки, когда они со Светой попытались поставить его туда. Заявление подала ее мать. Приехав в больницу, она плакала и причитала над дочкой. Женщины вывели мать из палаты: «Ты что же делаешь-то, мамаша?! Девке и так хреново, а ты тут со своими причитаниями!»
Через неделю после того случая пришла Светка. Сильно извинялась с виноватым лицом. Даже слезу уронила.
- Бог тебе судья, Света, - отвернулась от нее Надя.
Светка со скорбным выражением вышла из палаты, но за дверями ее лицо просветлело. Она шепотом воскликнула «Йе-ес!» и весело затопала каблучками по коридору. Перед выходом оглянулась на дверь палаты: «Чувырла сраная! Теперь Васек никуда не денется!» И, довольная, удалилась.
Сегодня утром Надя все же осмелилась посмотреть в зеркало. Страшно расстроилась, но держала перед собой зеркальце довольно долго, что-то шепча одними губами. Потом бросила зеркало под подушку и легла, отвернувшись к окну.
После обеда женщины готовились к тихому часу. Надя так и лежала, укрывшись с головой одеялом. К ней подсела тетка Валя, держа в руках тарелочку.
- Надюша, а погляди-ко, чего я принесла тебе! Ты вот на обед-то зря не пошла. Болесть-то болестью, а есть все равно надо. На-ко котлетку, горяченькая еще!
- Не хочу я тетя Валя! Аппетита нет.
- Ну так его у всех нету, а ты поешь. Через силу поешь, доченька! – тетка Валя тихо заплакала.
В дверь ворвалась здоровенная девка.
- Бабы! По местам! Главврач ходит по коридору! С каким-то военным. С морским генералом!
Все нырнули под одеяла.
Дверь открылась.
- Ершова! Посетитель к тебе. – сказала громко главврач и повернулась к офицеру, - Пятнадцать минут, не больше, Николай Сергеевич!
Главврач вышла, закрыв за собой дверь.
Бабы из-под одеял в полглаза смотрели, навострив уши и все имеющиеся у них органы чувств. Любопытство раздирало их под этими одеялами страшной силой.
Егоров подошел к кровати, указанной главврачом.
- Привет, Надежда Ершова! – весело пробасил офицер и снял белый халат.
У баб на подушки «повыпадали» глаза, сопли, слюни и что там еще имеется! Перед ними стоял бравый военноморской офицер в изумительной парадной флотской форме, при всех регалиях и знаках отличия!
Надя, повернувшись к военному правой стороной, села на краешке кровати.
- Здравствуйте! Кто вы?
- О-о! Я, можно сказать, посыльный от жениха твоего, Василия Голубева! – торжественно, громким голосом заявил Николай Сергеевич, - А Василий твой, славный моряк тихоокеанского флота, служит со мной вместе на корабле и передает тебе огромный привет и вот эту посылочку, - положил на кровать небольшой сверток, сел рядом. – Писать письма некогда ему было, а на словах просил передать, что скучает он по тебе, думает постоянно о вас и о ваших с ним чувствах. И не хмурься ты Надежда Ершова, знает он про это вот дело, - показал пальцем на Надины шрамы.
Глаза ее заблестели и лицо стало светлым и она даже чуть улыбнулась.
- Правда?!
- Ну а как же не правда?! Конечно правда! Моряк, - положил ладонь себе на грудь, - зря говорить не будет! И Василий строго настрого наказал, чтобы ты не расстраивалась по всяким пустякам.
Егоров помолчал, глядя на девушку.
- Не это главное, дочка! – показал он на свое лицо, - А вот здесь главное! – прикоснулся пальцем к левой стороне груди, - И помни самое основное: любит тебя твой Василий.
Егоров встал.
- Ну все, Надежда Ершова, мне пора!
Надя подскочила с кровати, подошла к нему совсем близко:
- Я вам так благодарна! Спасибо, добрый вы человек!
- А ты письмецо напиши Василию-то. Служба на корабле нелегкая, а весточка от любимой девушки здорово помогает службе! – Егоров повернулся к съедаемым любопытством женщинам:
- Пока, бабоньки! Выздоравливайте!
Осенью пришел приказ о демобилизации. Перед отъездом Василий зашел к Егорову.
- Проститься пришел я, Николай Сергеевич!
- Да нет, Василий, не прощаемся мы, - Васька насторожился и с интересом глядел на Егорова, - Я скоро на пенсию, по выслуге. Решили с женой на мою родину жить ехать. Дом построим, будем внуков нянчить. Так что, может и встретимся.
- Обязательно встретимся, Николай Сергеевич! Вы к нам приезжайте. Мой батя тоже бывший моряк. И поговорить вам с ним будет о чем! Я о вас много писал домой. Адрес наш вы знаете. – обрадовался Василий, - Обязательно приезжайте!
Тепло попрощавшись с Егоровым, Василий поехал в аэропорт, по дороге отправив матери телеграмму.
Мать, ожидая скорого приезда сына, все же ахнула, получив телеграмму.
- Отец! Иди-ка! Вася завтра приезжает! – крикнула она из дверей.
Отец, отложив рубанок, зашел в избу, взял телеграмму.
- Ну вот и добро! – поглядел на жену, - Ты чего глаза-то выпучила, мать?! Готовь к завтрему свою кухню. Чего ж их выпучивать-то?!
Мать засуетилась, убежала на кухню.
- Хорошо, - прикуривая сигарету, сказал отец и вышел во двор.
Через улицу увидел Кольку.
- Кольша! – позвал он парня, и когда тот подошел, протянул ему сигарету, - Завтра Василий призжает.
Полез в карман за спичками, но их подавать было уже некому. Колька помчался по улице, на ходу крикнув:
- Нашим всем скажу, дядя Матвей!
Когда подкатил автобус, на остановке стояли несколько парней и стайка девушек.
Василия встречали весело, всей ватагой пошли домой. По дороге многие, попрощавшись до вечера разошлись кто на работу, кто по другим делам. За колодцем Василий увидел, выходящую из своей калитки, всю разнаряженную, Светку.
- Здравствуй Вася! Наконец-то ты вернулся из этой армии! – подошла Светка близко, почти вплотную.
Василий глянул ей в глаза и молча прошел мимо. Светка стояла, моргала ресницами, ничего не понимая и медленно пошла вслед за ребятами. Но, не пройдя десятка шагов, повернула обратно и побежала к своему дому.
Когда в избе улегся шум от встречи, Колька шепнул Василию: «Будем все к семи, а пока ты с родителями здесь…» И исчез.
- Мама! Я к Наде. – подошел к матери Василий.
Мать поглядела на сына, стряхнула с формы какие-то пылинки:
- Вдвоем приходите.
Василий выбежал из дома. По старой привычке, пройдя меж грядок, перемахнул забор. Борман завилял хвостом, пытался лизнуть, но не достал.
Постучавшись, Василий зашел в двери.
- Здравствуйте!
- Здорово, служивый! – поздоровался Арсений.
«Трезвый!» - мелькнула мысль.
- Надя дома?
- А где ж ей быть? Вон в комнате, спряталась от тебя. Увидала в окно и спряталась.
Василий зашел в комнату. Надя стояла возле окошка спиной к дверям.
- Надя!
Она повернулась в пол оборота правым боком. Опустила голову. Василий подошел, обнял ее, поцеловал макушку.
- Я очень рада, Вася, что ты вернулся!
Она не поднимала головы, боясь показать свои шрамы, и Василий нюхал ее волосы, трогал их и не мог надышаться их запахом. Потом он вдруг отошел на шаг. Надя вздрогнула, забеспокоилась, но виду не подала. Только утирала кулачком слезы со щек.
Василий сунул руку за пазуху, вытащил маленький квадратик, развернул его и, подойдя снова к Наде, повязал ей на голову, когда-то данный ему платочек.
Надя удивленно посмотрела на него сквозь слезы, уже не стесняясь своих шрамов, и раскрыла кулачок. На ладошке лежала маленькая пуговка.