Обращение к читателям, впервые заглянувшим в мои креативы.
Данный «эпизод» является последней главой книги, именуемой «Несколько эпизодов из жизни людей и демонов». Описываемая ситуация будет более объяснима в контексте всей книги. Все предыдущие главы размещены на моей странице на сайте.
«…Над землей бушуют травы.
Облака плывут, как павы.
А одно, вон то что справа, -
Это я, это я, это я....
И мне не надо славы».
В. Егоров. «Облака».
«…Я осталась стоять на крыльце. На деревянном крыльце, прогретом благодушным сентябрьским солнцем. В который уже раз. Именно эта точка пространства неизменно оказывалась в центре всех витков моего земного бытия, свершившихся за последние полгода. Зарисовка номер один: мартовская ночь, босые ступни, белая ночная рубашка, трепещущее тело под ней, маленькое колдовство с засовом… И я же, кубарем летящая по ступеням часом позже, в хляби весеннего ливня. Второй стоп-кадр: ясный тёплый день в конце апреля, и снова – я на крыльце. При мне – пара новеньких вёдер. И я символизирую собой прихотливую Судьбу, способную повернуться к каждому то полным ведром удачи, то пустым – беды. Перескакиваем через очередной отрезок времени и получаем третью картину. На этом же месте, незримая для человеческих глаз, но оттого лишь ещё более зловещая, маячит громадная крылатая тень, готовая осенить жилище вечной скорбью. И это тоже была я? Да, и была, и есть, и осенила-таки.
Переступаю с ноги на ногу. Что-то катится в сторону, задетое краем туфли. Машинально приседаю, чтобы взглянуть на предмет. Гвоздь. Длинный железный гвоздь, в разводах ржавчины. Зачем-то подбираю его, хоть он мне совершенно не нужен. Верчу в пальцах, медля уходить.
Вот и всё. Теперь уже точно – всё. The point of no return, как говорят жители туманного Альбиона. Любой мой шаг, сделанный с этого места, будет лишь – прочь. И это – страшно. Хотя, теперь со мной будет небольшой сувенир на память: гвоздь. Он прекрасно успокаивает, если достаточно долго вертеть его в руках. А можно даже приставить остриём к ладони, в самую её середину, в мягкую впадинку… И если я прижму сейчас тыльную сторону кисти к дереву двери, а кто-нибудь добрый со всей силы треснет по шляпке гвоздя кувалдой… Железо прорвёт плоть, раздробит кость, разлетятся кровавые брызги… А я останусь навсегда пришпиленной к трухлявым вратам собственных воспоминаний, и уходить не понадобится. Хорошо бы тогда добавить ещё пару гвоздей в лоб, чтоб меньше думалось…
Давлю на гвоздь сильнее, чем хотела бы, и торопливо отдёргиваю руку: больно. А ведь даже кожу не проколола. Да ну его к чёрту, что ещё за странная тяга к членовредительству. Просто на миг показало, что боль и кровь способны ослабить навалившийся на сердце гнёт. Нет, это не выход, мы пойдём другим путём.
Решительно перекладываю орудие в правую руку, которую только что собиралась им же травмировать. Сжимаю покрепче. Остриё вгрызается в рыхлую древесину дверной доски, выскребая в ней линии-желобки. Я черчу старательно, как первоклассник свои первые косые палочки на доске. Даже разеваю рот, высовывая язык от усердия.
Царапины на двери существенно светлее общего фона, посему – хорошо заметны. Линии и загогулины складываются в знаки алфавита. Знаки алфавита сливаются в семантическую конструкцию.
Закончив фразу, отступаю на шаг, чтобы полюбоваться произведением. Оценить его в целокупности.
«Да любите друг друга», - красуется на двери, на уровне человеческих глаз, выцарапанный текст. Общеизвестный девиз наших вечных соратников-конкурентов.
Надпись получилась прекрасно. Но сохраняется какая-то недосказанность, незавершённость. Чего-то не хватает, чтобы испытать полное удовлетворение от содеянного. Некоторое время размышляю, покачивая головой. Затем вновь хватаюсь за кисть – то есть, за гвоздь – и кидаюсь к импровизированному мольберту. Есть! Я поняла, каким должен быть последний штрих!
Снова увлечённо скребу доски. Через минуту отхожу, величественно скрестив руки на груди. Читаю результат.
«Да любите друг друга, блин!!!».
Теперь точно всё. Фраза до конца выразила все мои мысли и чувства по поводу сложившейся ситуации.
Гвоздь летит в придорожную канаву, а я ухожу в собственное неведомое будущее.
…Все решения приняты. Они – уезжают, чтобы вскорости бездарно умереть. Я – остаюсь здесь, чтобы изо дня в день бездарно проживать своё бессмертие. Наверное, придётся ещё как следует поискать, чем себя занять, чем заполнить ту всепроникающую, парализующую пустоту, что уже сочится сквозь душевные бреши, заполняя трюмы, нижние ярусы, люксы и эконом-класс, подбираясь к самой капитанской рубке. Но я справлюсь. И, кстати, нужно придумать, что написать в следующем отчёте. Нечто обтекаемое, но убедительное, чтоб у начальства не возникло сомнений в благополучном течении трудового процесса. Мне ведь ещё жить и работать с этими чертями вечность!
Я подумаю об этом завтра.
Потому что сегодня, сейчас, передо мной разрастается круг света, который уже не обойти, и приходится шагать прямо в него.
…В круге света
Были мы рождены, чтоб друг друга найти
В круге света!...
Круг расширился до пределов обозримого пространства. Во все стороны от меня, насколько хватало глаз, расстилался сплошной ковёр цветущего луга. Лишь по самому краю, на горизонте, на пределе видимости, его окаймляли синеватые силуэты гор, похожие и на миражи, и на облака, и на плоды воображения.
Мир полнился светом, и впитывал, и источал его, хотя солнца нигде не было видно. Свет присутствовал в самом воздухе.
Я обнаружила себя на земле, в нелепой растопыренной позе человека, у которого почва внезапно выскочила из-под ног, а в момент его неожиданного падения в бездну – подскочила обратно. Руками и ногами я судорожно упиралась в землю, боясь снова лишиться равновесия, а растерянным взором обводила окрестности. Они выглядели слишком красиво, чтобы быть настоящими.
Свет, как я уже отметила, пронизывал каждую частицу пространства. Но прямо передо мной он сконцентрировался в столь ослепительный сгусток, что больно резанул по глазам, выбивая слёзы и вынуждая зажмуриться. Я не успела разобрать, что происходит, но начала догадываться.
Собрав всю волю в кулак и сощурив глаза в две узенькие щели-амбразуры, я уставилась прямо. Сквозь пелену слёз проступили очертания фигур. Так и есть.
Ладно, пусть не думают, что любой из нас станет валяться пред ними в грязи. Я постаралась принять более пристойную позу. Подобрала ноги под себя, расправила подол на коленях, и получилось, как будто я просто присела отдохнуть на травку. Затем я со всей силы протёрла глаза кулаками, проморгалась – и, как ни странно, это помогло.
Теперь я могла смотреть. Хоть и щурясь, и часто моргая. Так человек смотрит на солнце в ясном небе, если его одолеет эта прихоть.
Их было трое.
Высокие статные фигуры. Золотые локоны струятся по плечам. Складки белых свободных одежд ниспадают до земли. Прекрасные лица завораживают нечеловеческой гармонией черт. Очи сияют огнём небесной благодати. За спиной каждого вздымается пара величественных белоснежных крыл. Крыл, осеняющих души людские чистой радостью духовных стремлений. В отличие от моих, непроницаемо чёрных, несущих лишь страсти, страхи, смятение, разрушение, страдание… О, как прекрасны они, и как отвратительна пред ними я, жалкий земляной червь, извивающийся в грязи!... Пусть лучше они убьют меня сейчас!...
Так, стоп, это не моя сказка. Я дёрнула головой, стряхивая наваждение. Вот что значит: систематическое злоупотребление алкоголем! И укропом.
Это были ангелы. Нет, не ангелы: архангелы. Первые среди равных.
Один из них, поверх традиционного хитона, облачён был в тончайшую серебряную кольчугу – столь же невесомую, сколь и неуязвимую. Могучей десницей архангел сжимал столб света. Копьё! Оружие, вечно разящее посмевшего вскинуть голову змия… Архистратиг! Михаил! Он – НАСТОЯЩИЙ! Светоч всех моих девичьих грёз…
От волнения я попыталась привстать, невольно потянувшись в сторону кумира. А поскольку досель я сидела на коленях своих, то теперь оказалась стоящей на них же. И вновь торопливо тёрла глаза, дабы не потерять чудесное видение из виду…
Свет ангелов слепил, но я всё же могла их видеть и даже всматриваться в детали их облика, в выражения лиц.
Выражения лиц. Ничего дурного, но у меня холодок пробежал по спине. Где-то в недавнем прошлом мне уже встречалось точно такое же выражение.
Они улыбались. Так могла бы улыбаться любящая бабушка, глядя на повзрослевшего внука-студента, заехавшего погостить на каникулы в родимую провинцию.
Я никогда не встречалась лично ни с одним из них – лишь слышала в мифах и легендах их имена. И всё же, я необъяснимым образом точно знаю, кто есть кто из троицы. Михаил. Гавриил. Рафаил. Воитель Господень. Вестник Господень. Целитель Господень.
- Молодец! - нарушает тишину тот, что стоит посредине – Вестник.
Ох, что-то меня не радует сие обращение. В последнее время слово «молодец» не приносит мне абсолютно ничего хорошего. Одни неприятности.
- Да, неплохо, - глубокомысленно кивает Рафаил.
Михаил втыкает копьё в землю, наконец-то освободив себе руки, которые с видимым удовольствием засовывает в карманы.
Я с удивлением обнаруживаю, что они разные. Не карманы, конечно - архангелы. Михаил прям и жилист, и причёска у него заметно короче, чем у прочих. Гавриил сухощав, высок – выше всех остальных – и ироничен. Рафаил немного рассеян и, кажется, больше поглощён собственными мыслями, чем происходящим.
Странно. Раньше я всегда считала, что все ангелы выглядят одинаково. Не, не так: я просто воспринимала их одинаковыми, потому что никого из них не могла разглядеть толком.
Да и сейчас… Веки мои вновь непроизвольно сжимаются от чрезмерного напряжения. Новые порции слёз просачиваются по углам глаз.
- Эй, вы! – взываю я. – Убавьте яркость, невозможно же так!
- Мы и так на минимуме, - весело сообщает Михаил. – Меньше уже не можем.
ОН говорил со мной! Мне следовало бы сейчас кататься по траве в приступе щенячьего восторга. Великий Архистратиг – прямо напротив меня! Сколько раз в мечтах рисовала я себе нашу встречу! Блистательный Воитель спасает безвестную, но умную и обаятельную демоницу… «Позвольте Вас проводить!» - «Почту за четь!»… Под аккомпанемент вальсов и менуэтов… И что теперь? Лицом к лицу – лица не увидать.
Я снова фокусирую на них истерзанные глаза. Держу паузу. Они тоже отмалчиваются. Артисты. Как будто все знаем нечто особое друг про друга, что пока не умеем облечь в слова и пытаемся передать выразительным молчанием.
- Ну, что ж, - Гавриил не выдерживает первым. Полагаю, просто не хочет терять время. – Коллеги, кто-нибудь желает высказаться?
- М-м-м… - Рафаил понимает, что пока не произнесёт пару предложений, от него не отстанут. – А, что, собственно, комментировать? Красивая девушка, искренне старалась, достигла желаемого. Прелестно! Нам остаётся только поприветствовать.
- А Вы что скажете, любезнейший? – Гавриил поворачивается к Архистратигу.
- Добротная ученическая работа, - уверенно констатирует Михаил. – На твёрдую «тройку». С плюсом.
- Я тоже так считаю, - кивает Вестник. – Есть ещё, над чем работать. Много сырых моментов. Но это всё дело наживное… А в целом – зачёт.
- Думаю, сейчас обойдёмся без разбора полётов, - предлагает Михаил тоном, изначально отвергающим потенциальные возражения. Он делает еле заметное движение рукой, я успеваю заметить блеснувший круглый циферблат на запястье. "Ролекс"?...
Словно пробудившись от наваждения, я со стыдом обнаруживаю, что до сих пор нахожусь перед ними в унизительной коленопреклонённой позе. В груди вскипает злоба. Не дождётесь! Я злюсь не на трёх конкретных ангелов, с чего-то решивших, что им необходимо поболтать со мной, а на весь мир в целом, так и норовящий кинуть меня на колени, да ещё придавить сверху горой неодолимых обстоятельств. Разгибаю затекшие ноги, поднимаюсь во весь рост, отряхиваю с подола прицепившиеся былинки. Расправляю плечи – это даётся тяжело, будто на них и впрямь лежит гора. Если светлейшие Архангелы явились лишь затем, чтобы полюбоваться мной, то, полагаю, времени у них было уже достаточно.
- Господа, я прекрасно представляю вашу занятость, - слышу собственный голос как будто со стороны: он звучит ровно и чуть устало, - и ценю ваше время. Вероятно, я понадобилась вам для решения каких-то рабочих вопросов. Предлагаю перейти непосредственно к ним, я уже успела морально подготовиться. В чём меня на этот раз обвиняют?
- Обвиняют… - задумчиво произносит Гавриил. – Всех нас периодически в чём-нибудь обвиняют… Ладно, речь сейчас не об этом. Извини, если заставили поволноваться. Мы и сами немного волнуемся. Перейдём к делу. В общем, твой вариант принят и одобрен. И утверждён. Наверху.
- Передан для реализации, - добавляет Михаил.
Рафаил молча кивает.
Лица у всех троих делаются чрезвычайно сосредоточенными.
Зато мои ясны очи непроизвольно выкатываются из орбит. И даже слепящий свет, испускаемый собеседниками, не мешает мне изумлённо таращиться.
- Мой… вариант? Вариант чего?!
Гавриил протягивает мне свёрнутый в трубочку листок. Я послушно беру, разгибаю краешек. «…С первых дней сын стал величайшей отрадой для обоих родителей… Впоследствии родились у них и ещё дети… И жили они долго и счастливо…».
- А… откуда? – лепечу я. – Я ж того… на кусочки… и в камин…
- Сама знаешь – не горят, - разводит руками Гавриил, со странной смесью виноватости и ехидства.
- Ну и ладно, - обиженно надуваюсь я. – Ну, позволила себе капельку сентиментальности. Ну, раскисла на минутку в розовые сопли… Да, вот такая я – сентиментальная дура! Да! Смейтесь, если угодно! Знакомым расскажите! И бумажку эту вместо стенгазеты повесьте! Вкупе с моим портретом. Пусть потешаются все – и ваша Канцелярия, и наша Администрация!
- Твой вариант официально утверждён, - очень медленно и внятно повторяет Гавриил.
И я давлюсь очередным истерическим выкриком. Вместо которого лишь издаю жалкое блеяние:
- Э-э-э?
- Главный сказал: добротная ученическая работа, - поясняет Михаил. – И дал делу ход.
- А-а…
- Правда, возник вопрос: как быть с ребёнком? – вступает Рафаил. - Его, сама знаешь, в планах не было.
Я невольно усмехаюсь двусмысленности фразы. Ни у кого не было в планах: ни у Небесной Канцелярии, ни у пары существ, непосредственно его зачавших. Совершенно лишний персонаж получается. Нигде не предусмотрен, никем не ждан.
- Но мы эту проблему решили, - сообщает Рафаил с чрезвычайно довольным видом.
Решили. Чудесно. Я уже сама радостно улыбаюсь вместе со всеми. Как приятно, что хоть кто-то сумел решить хоть одну свою проблему. И мне одной головной болью меньше…
- Коллега, огласите, пожалуйста, - обращается Рафаил к Гавриилу.
Тот солидно кивает. Развязывает золотую тесьму на свитке, которого ещё секунду назад не было в его руках. Медленно разворачивает пергамент.
- Демон девятого ранга Натанаэль, - зачитывает он размеренно, - оперативный работник Департамента по Работе с Людьми… призывается к воплощению в качестве человеческой души в теле младенца мужского пола, пребывающего в утробе девицы… кхм… в утробе девицы Мари де Мюссе… всё-таки, мне кажется, семантическая нестыковка… да ладно, не суть… девицы Мари де Мюссе, проживающей…
Дальше я не слушала.
- Чего меня куда? – издаю то ли хрип, то ли визг, с трудом формулируя вопрос.
- Это очень ответственная миссия, - назидательно сообщает Гавриил. – Но мы уверены: ты выполнишь её с честью. Как и все прочие возлагавшиеся на тебя задачи. Ты уже успела себя зарекомендовать.
Этого не может быть. Так не бывает. Просто потому, что не может быть никогда. Наверно, я ослышалась. Или неправильно поняла услышанное. Дуракам закон не писан; если писан, то не читан; если читан, то не понят… Пусть я лучше буду дура.
- Вы что?! – ору во всю глотку. «Охренели?!» - рвётся следующее слово. Но в связи с непосредственной близостью копья Архистратига слово сие проваливается обратно в глотку и благополучно проглатывается. А вместо него снова глупо твержу: - Вы что?... Вы что….
- Всё в порядке, - Рафаил улыбается мне, как добрый доктор – неизлечимому душевнобольному. – Главный утвердил. Мы рассчитываем на тебя. Лично я уверен, что на тебя можно положиться.
- Да на меня и так уже все положили, кому не лень… Но так же нельзя! Так не делают! Это неправильно!
- Неисповедимы пути, - Михаил в неотразимой улыбке демонстрирует два ряда идеально ровных белоснежных зубов.
- Я с места не сдвинусь без своего адвоката, - заявляю я решительно, скрестив руки на груди. – Вы не имеете права! Это произвол. Я буду жаловаться. А Бафомет в курсе вашей самодеятельности?
- Его резолюция, - Гавриил протягивает в мою сторону пергамент. – «Ознакомлен. Не возражаю».
Знакомая размашистая подпись плывёт перед глазами. И ты, Брут!...
Нет, они не посмеют! Ведь это немыслимо! Неслыханно! Меня, великолепную – и в какой-то склизкий комок смердящей плоти?! Я найду на них управу. До Люцифера дойду, если понадобится! Не для того он тьмы веков неуклонно вёл к свободе наш маленький, но гордый народ… Не для того я там, в далёком детстве, на заоблачных помойках грезила, как Вселенная однажды покорно ляжет к моим ногам пёстрым ковриком! Нет! Я ещё молодая! У меня отчёт не писан! Мне ещё карьеру делать, ранги зарабатывать! Мне обязательно нужно стать регионалом и величественно пройти по тем самым местам, где ранее…
Стойте! А кто выключил свет?!...
Следующим, что я испытала, было ощущение увесистого пинка под зад. И я ещё подумала: «Ну, вот. Опять дежавю». А дальше, кажется, был полёт сквозь тёмный-тёмный туннель, в самом конце которого зловеще маячило размытое пятно света. И мой собственный вопль, уносящийся в равнодушную бесконечность:
- Вы не имеете пра-а-а-а…».
Февраль 2008 - май 2010 гг.