Мне в наследство достался небольшой домик и кусок не очень плодородной земли в районе летного поля аэропорта Шереметьево. Мои бабушка и дедушка выращивали там картошку и грунтовые помидоры. Летом они жили в легком бетонном домике, на крыше которого вращалась антенна бутафорского локатора. Когда я был маленьким, я часто приходил к ним, воспользовавшись подземным лазом, ведущим из сортира международного терминала непосредственно в сортир нашего дачного домика. Мы любили вечером запекать картофель на излучателе большого аэропортового локатора. Мне нравился запах этой картошки, мы ели ее с солью, глядя как взлетают и садятся самолеты.
С тех пор прошло немало лет. И теперь я получил этот домик и делянку земли в наследство. Я долго не приходил проверить домик, дела не позволяли. И вот однажды, пройдя затянутым паутиной подземным лазом, я вошел в наш старый домик. Все было на местах - и бабушкин печатный станок, и даже дедушкина гитара. Набор медиаторов в золотой шкатулке, курительная трубка из сакуры - все было прежним. Я сел возле барной стойки, на которой стоял пыльный стакан из-под виски и предался воспоминаниям.
Я вспомнил тот звенящий тонкий звук, который издавала гитара в самом конце дедушкиного блюза. Вспомнил запах свежеотпечатанных бабушкой французских франков и западногерманских марок, на которые мы покупали еду и вещи. Вспомнил висящий под потолком зеркальный шар, превращающий наш тесный маленький танцпол во вращающуюся вокруг нас звездную систему.
Те времена прошли. Подернулись пылью, как старые милые кому-то вещи, которые смущенно выкидывают на помойку неблагодарные потомки.
Незаметно прошло пятнадцать часов. Я стал собираться. Но оказалось, что лаз с той стороны залили бетоном. Начиналось строительство аэроэкспресса. Проклятый и неуместный прогресс!
Я напечатал немного долларов и поужинал в ресторане аэропорта. До ночи я слонялся по помещениям аэровокзала, не зная, чем себя занять. Предпочтя скрипучую кровать дачного домика жестким стульям зала ожидания, я отправился спать.
Так началась моя жизнь на территории аэропорта. Вечерами я играл норвежские блюзы, прислонившись спиной к холодной стене контрольной башни. Томные стюардессы сидели вокруг на потерянных чемоданах и слушали незнакомую речь.
Через год я знал в аэропорту все и всех. Мне не было скучно и я ничего не хотел менять, но у меня стала заканчиваться бумага для печатанья денег. Гонимый риском жизни в нищете, я стал лихорадочно измысливать способы дальнейшего безбедного существования. Я в задумчивости бродил по цветущему бурьяну летного поля и вдруг заметил, что на поле располагались самолеты.
Зайдя в один из них, я сел у окна. Вскоре самолет взлетел, и я увидел с высоты свой домик и здание аэропорта.
Моя жизнь снова сделала удивительный виток, о чем я расскажу позднее, когда мой восемнадцатичасовой полет в неизвестное завершится.