«Каково начало, таков и конец».
Надо сказать, что людские суеверия почти всегда ложны – но иногда случаются совпадения, которые неминуемо подтверждают то или иное из них. Ну, например, у многих народов было такое поверье, что если что-то начинается неудачно, то так оно и продолжится. Хотя на каждую пословицу и поговорку была своя «антитеза». В данном случае это было бы русское выражение «Первый блин комом», что совсем не предвещает бед в будущем.
Когда Кройкс, усталый, но обрадованный неожиданным и многое разъясняющим разговором с зороастрийцами, пришел в свои комнаты, было уже два часа за полночь. Осмия в своем белом платье не спала, ждала его. Ее голубые глаза были распахнуты и задымлены тусклым светом свечей и смотрели в его сторону, не видя его.
- Кройкс? Это ты? – спросила она, слыша шаги.
- Да, Осмия, я пришел. Прости, что поздно.
На глазах Осмии показались слезы:
- Послушай, Кройкс, скажи, зачем мы все это затеяли? Ты не скажешь мне? Теперь, когда в город пришел караван, все стало таким очевидным. Ты же всегда любил ее, эту Надэль…
- Откуда ты знаешь? – изумленно спросил Кройкс, который поделился бедой только с Джоем.
- Есть добрые люди! – ответила Осмия, понизив голос.
- Не трави себя и меня тоже. Мы с ней были просто… друзьями, все в прошлом. Прости меня, если я причинил тебе боль.
- Ты просто жалеешь меня, но тем самым причиняешь боль в тысячу крат большую! – воскликнула она, в голосе прозвучало несчастье. Кройкс прильнул к ней, постоянно повторяя «прости».
- Не трогай меня, Кройк, я не хочу быть с тобой, не хочу участвовать в этом фарсе! – высказалась она, нервно сорвав с себя фату, - Если бы я могла все изменить! Как мы можем развестись? Кройкс, ты где? Скажи мне!
- Только смерть может разлучить нас. Но, надеюсь, что я не так сильно противен тебе, чтобы дойти до убийства. Я во всем виноват, да, я вел себя как настоящий эгоист. Но ты нравишься мне. Если бы сердцу можно было приказать, я бы никогда не посмотрел на другую, - он несколько раз приостанавливал поток своей речи, чтобы не уязвить ее самолюбие, но удавалось это с трудом, - Может быть, мы не будем ругаться в нашу первую брачную ночь, Осмия?
- А что ты предлагаешь, - уже чуть мягче спросила Осмия, - ведь ты…
- Помнишь, что я сказал твоему отцу? Может, я и любил кого-то за красивые глаза, но тебя я всегда любил и уважал за твое доброе сердце. Я боготворю твое сердце, милая. И это самая чистая правда, которую можно еще сыскать на белом свете... – он остановился перед ней на колени и взял ее руку в свою. Он видел в ней сестру, но не любимую, в этом была вся проблема, - Если тебе плохо со мной, я могу уйти сегодня.
В сердце Осмии бились два противоречивых чувства. Желание любви, которой ей так не хватало в жизни с одной стороны, и жуткое стремление быть свободной и достойной, не поддаваться и не вступать в сомнительные дела.
- Уходи в другую комнату, я разденусь, - сказала Осмия.
Когда же Кройкс зашел в спальню, то увидел, что девушка уже спит на маленькой тахте, совсем не предназначенной для сна, а использующуюся в качестве лавки, в самом углу спальни.
- Бедная! – он тихо, пытаясь не разбудить ее, перенес девушку на просторную кровать, посмотрел на ее мирное красивое и безмятежное лицо.
- Я не буду тебя трогать, пока ты не согласишься... Но мне некуда идти, - и он умостился около нее, свернувшись около ее ног, словно бродячий пес. В первый раз за все это время, он забыл помолиться перед сном. Слишком тяжело было осознавать свой грех.
Уже после четырех утра, оно проснулся и не мог прийти в себя от того, что он натворил в своей жизни и судьбе Осмии. Он встал и вышел в комнату, которая служила для всех святилищем, объятую мраком. Только один предмет, который стоял в свете, что шел через дыру с внешним миром, тускнел в сделанном Кройксом деревянном окладе. Это был Меч дождя. Кройкс затрясся всем телом, как будто бы его мучила лихорадка.
- Господи, зачем же так? Я виноват во всем, но зачем же ты так испытываешь меня? Почему тебе так хочется мучить меня этой страстью? Помоги мне забыть о Наде, помоги навсегда забыть о ней, пусть она уйдет от меня навсегда, как обещала когда-то! Позволь мне любить Осмию так, как… я люблю Надю. Помоги мне! - отчаянно молился Спасителю одинокий и запутавшийся в своих собственных чувствах – долга и любви, юноша.
Он в слезах и с невероятной головной болью опустился на кресло в углу святилища, которое «смотрело» прямо на Меч. Он не отрывал от него взгляда и думал-молился-и думал – и молился…
Незаметно он погрузился в сон, который при пробуждении потряс его своим значением…