Стругацкие – явление, как модно было писать раньше, «конкретно-историческое». Они сформированы духом конца 50-х – 60-х годов, давшим неповторимый сплав императивов «переосмыслить жизнь» и «достать до звезд». Это была эпоха взрывного развития страны, отображенного в таком же «взрыве» отечественной фантастики, – и вполне естественно, что, когда время обгоняет само себя, левая рука писателя не поспевает за правой. Поэтому, если выделить, скажем, 10 или 20 параметров качества литературного произведения – от «легкочитаемости» до «глубокомысленности» и от «злободневности» до «смысловой многослойности» (которая суть «ген долгожительства» художественного артефакта) – то разброс в уровне по этим параметрам у них окажется довольно большой. Я, например, согласен с тем, что «философия» у Стругацких – скорее, «предфилософия», в ряде отношений очень наивная. И не то чтобы там не было глубоких прозрений и ярких интуитивных догадок, они как раз есть, – но при этом сильно ощущение, что довести их разработку, «огранку» до должного уровня авторам не удалось. Как исключения, можно выделить «За миллиард лет…» и «Улитку», где они близко подошли к тому, чтобы сформулировать нетривиальные и при этом живые идеи, и довести их до уровня почти концептуального. Пожалуй, наиболее сильная вещь в этом плане – «Малыш», но она вообще ощущается как стоящая особняком, «на отшибе» от остального творчества писателей и от «Мира Полдня» в частности (я бы сказал, как ни парадоксально, в особенности).
В художественном отношении книги Стругацких тоже весьма неравномерны. Сам «Полдень» (за исключением отдельных хорошо прописанных эпизодов) – эскизен, даже примитивен; отчасти таков, при всех замечательных находках, «Понедельник». Заметно сильнее «Парень из Преисподней» и «Трудно быть богом». Еще сильнее – «Пикник», вещь на редкость мощная, динамичная и «пробирающая» до костей. Тот же «Остров» выписан добротно, но, скорее, мастерски – в нем чувствуется холодная твердость руки и глаза ремесленника, в отличие от наивной вдохновенности творца, порождающей цельные глыбы сплава формы и содержания «на одном дыхании». (Это же можно сказать о последующих книгах трилогии.) Очень красив «Отель», на мой взгляд, в «золотой пропорции» сочетающий то и другое – испортить его не в силах даже откровенно чепуховый поворот, где великолепный детективный сюжет «разрешается» линией демонических инопланетян, выскакивающих на сцену то ли как бог из машины, то ли – скорее – как чертик из табакерки. Весьма и весьма эстетичны и художественно выверены «Гадкие лебеди», к сожалению, отравленные откровенной декадантской чертовщиной и оттого заканчивающиеся довольно туманно и неубедительно.
Что касается измерения, которое можно назвать «нравственно-этическим» или «социально-философским» (хотя и то, и то не самые точные термины) – то, за исключением уже упоминавшегося «Малыша» и «Града обреченного», наиболее зрело, тонко и глубоко Стругацким удаются «Отягощенные злом». Можно сколько угодно спорить, но за всей несколько тяжеловесной псевдогностической инкрустацией второй сюжетной линии и за слишком литературной, прямолинейно-идеализированной фигурой учителя Носова, в этой книге приоткрывается Тайна бытия того, что П. Сорокин обозначил триадой «общество – культура – человек». Авторам удалось «спрессовать» мысли и «развернуть» слова так, что за незамысловатым, приземленным и нарочито вторичным сюжетом, разворачивающимся в Богом забытой российской провинции недалекого будущего, просвечивает то, что – ни много ни мало – можно назвать «формулой социальности». Эта книга, на мой взгляд, является достойным завершением совместного творчества знаменитых братьев, и она еще ждет тех, кто снимет «печати» с ее глубинных смыслов.
22 января 2009 г.