Глава 1 Шум надоел
Женщина вчера умерла в доме напротив. Сын ее, Серега, парень одиннадцати лет, переехал к бабке, на время, на лето. Пока его отчим, грузин, не сделает в квартире ремонт. Так и сказал: «Иди, живи у бабки. Я буду делать ремонт. Потом придешь».
Серега ничего не взял. Так и пришел в грязных штанах и футболке. Бабка приняла молча. Сказала: «Живи пока». Серега сел на диван, включил видик. Полдня смотрел боевик. Потом надоело. Бабка куда-то ушла. Серега поплелся на кухню, съел сырую сосиску. По квартире шататься стал. В ящики заглядывает. Но бабка теперь подозрительная. От него все прячет. Серега в семь лет украл у нее триста рублей для матери. Мать не стала орать. Деньги были нужны. От бабки скрыла. Только бабка все равно догадалась, прибежала на следующий день, устроила скандал. Серега помнит, как бабка и мать друг на друга орали. Бабка хотела надрать ему уши, а мать на бабку кидалась.
При матери было шумное время. Скандалы и пьянки. А теперь тишина. Серега тишину слушает. Ходит по улице, глядит куда-то, как будто не верит, как будто ждет, что сейчас за поворотом шум появится.
Мать умерла, будто и не заметил. Родственница однажды говорит ему: «Мамку-то жалко как!» Серега будто не понимает, улыбается, растерянно плечами жмет. Родственница удивляется: «Бесчувственный какой-то».
Сереге шум надоел. Вокруг машины, люди, а он ходит по улице и тишине удивляется.
Бабка у Сереги больная. От нее пахнет таблетками. Еда, которую она готовит, пахнет лекарствами. Серега противно есть бабкин борщ. Парень бежит на улицу. Бабка ворчит: «Ничего, голод не тетка. Захочется, прибежишь». Серега молча хлопает дверью. Он вообще молчаливый. Потому что с ним никто не разговаривал. Отца не помнит. Мать или орала, или пила, отчим молчит. Серега боится отчима.
Больше всего Серега любит гонять на велеке. Соседка дала на время свой велосипед. Пришла и сказала: «Бери и катайся. А вечером привози». Серега рад, конечно. Гоняет на велеке целыми днями по тишине. Не привык еще к ней.
Однажды случайно завернул к своему дому, где грузин квартиру ремонтирует. Зачем-то остановился у подъезда. По-привычке. Слез с велика и стоит. Маленький такой. И девяти лет не дашь. Стоит и о чем-то думает. Вдруг дверь подъезда открывается и выбегает черная дворняга. Это Барс, Юлина собака. Серега крикнуть хочет. Позвать громко, как раньше звал. Но почему-то не решается, молчит. Про себя только произносит, чтобы никто не слышал: «Баыс, пыивет!» Серега «р» не выговаривает.
Потом Юлька выходит. Ей двадцать лет. Серега робко улыбается. Он любит Юльку. Когда-то считал ее своей сестрой. Потому что она с ним занималась: учила читать, писать, кормила картошкой. Он у Юльки сидел целыми днями, когда мать пила, когда еще грузина не было. А потом почему-то ее мать запретила ему приходить. Однажды он прибежал, а дверь открыла злая тетя Марина и закричала: «Не приходи больше! Нет Юльки». Серега не мог понять, почему его не пускают к сестре.
Потом они долго не виделись. Только разговаривали по телефону. Юлька объяснила тогда, что она не сестра, а соседка, и что видеться с ним часто не сможет…
А теперь вот встретились у подъезда. Юлька растерялась, не ожидала. Серега испуганно смотрит ей в глаза, а девушка недоверчиво на него. Потом говорит напряженно:
- Как ты вырос! Большущий стал. Не узнать. Как дела, Сереж?
Парень чувствует что-то в Юлькином голосе, голову опускает, говорит отрывисто:
- Ноымально.
-Чего делаешь-то сейчас? Гуляешь?
-Угу, - Серега не понимает, почему он стал стесняться Юльку. Смотрит на нее робко, мечтает, чтобы она опять стала его сестрой.
-Ну, как у вас дела? Как отчим?
- Ноымально. У него тыи машины.
Юлька молчит:
- Может, нужно чего?- лезет в карман. – На, на мороженое… Ну, я тебе как-нибудь позвоню. Мне сказали, ты у бабки теперь?
Серега радостно:
-Ага, у нее видик есть. Я его смотрю.
Юлька как-то странно улыбается. Сереге почему-то стыдно.
Девушка уходит, исчезает в подъезде. Серега бредет по дороге мимо автобусной остановки.
Там Валька стоит, парень с первого этажа. Он старше Сереги на два года. Раньше они с ним были врагами. Валька обозвал его мать пьяницей. Ну, Серега и полез.
Ростом Валька небольшой. Не растет, потому что курит. Мать не знает, что Валька курит. Только ходит по квартире, да охает, почему ее сыночек не растет.
Валька на остановке клянчит сигареты, Серегу увидел, кричит: «Эй, Серый, сюда давай». Раньше Серега бы и не заметил Вальку, а теперь съежился, подъехал:
-Серый, дай сигарету.
Тот угрюмо:
-Быосил уже.
Валька свысока глазеет на велик. У Сереги красная Кама.
Валька небрежно:
- Твой?
-Не, покататься дали.
-А, - парень отворачивается, следит за пешеходом, кричит:
- Сигаретки не будет?
Человек сердито трясет головой, ругается. Валька поворачивается к Сереге:
- А у меня горный. Мать купила. Ну, я пошел, - Валька будто нарочно перебегает дорогу перед белой волгой.
Уже одиннадцатый час. Серега садится на велек, едет домой, есть бабкин борщ.
Глава 2 На пруду Джамгаровка
Конец августа. Кроме мальчишек на пруду уже никто не купается. На берегу молчат рыбаки. При мне еще ни разу не поймали даже самой маленькой рыбки.
Я гуляю на пруду Джамгаровка почти каждый день. Люблю стоять на мосту, облокотившись о перилла, наблюдать за стайкой мальков, которые на поверхности воды находят какой-то невидимый для меня корм, будто питаются пылинками. Мимо проходят люди, неторопливые, спокойные, оторванные хотя бы на час от грохота и лязга убегающих улиц.
Однажды на пруду случайно встретила Сережку, парня двенадцати лет. Маленький, лысый и худой, он бродил по пояс в воде, как маятник, с сигаретой в зубах. Его друг Витька в воду не лез, хотя и разделся. Сидя на корточках, он разводил костер, наблюдая за Сережкой и размышляя, залезать ему или нет. Витьке не хотелось продрогнуть тем более только из-за того, чтобы пять минут покрасоваться перед прохожими. Но главное, перед Сашкой, парнем четырнадцати лет, который сидел на корточках в джинсах, куртке и кроссовках.
Сережка был похож на продрогшего суслика, который хорохорился, пытаясь делать вид, что ему совсем не холодно. Мне было грустно смотреть на него, хотя я невольно улыбнулась, когда две бабки, увидев Сережку, воскликнули: «Ох, боже ты мой! Вы только посмотрите! В такой воде, да еще и с сигаретой!» Это было, действительно, странное зрелище, особенно для тех, кто уже распрощался с летом, одев куртку и осенние ботинки.
Я не хотела, чтобы Сережка видел меня. Было тяжело возвращаться в прошлое. Вспоминать о том, что когда-то пыталась чем-то помочь. Приглашала домой, угощала конфетами, давала кататься на велосипеде. Но романтическую дурь из головы восемнадцатилетней девушки выбил немедленно ее отец, который был не расположен, терпеть сердобольные выходки своей дочери. Отец тогда кричал: «Да ты пойми, ребенку нужна нормальная семья. Никакие друзья и знакомые ему не помогут. Сколько ему лет? Одиннадцать!!! Да ты знаешь, что это за возраст? Это он сегодня добренький. А завтра ради любопытства пойдет и кокнет кого-нибудь. Я же знаю таких. Запрещаю! Слышишь, за-пре-ща-ю! Мне лишние проблемы не нужны!»
Сережка все-таки меня увидел, смутился, торопливо вышел из воды, не зная можно ли подойти ко мне или уже нельзя. Я махнула ему рукой, крикнула как старому знакомому:
-Как водичка, Сереж?
Тот смущенно пожал плечами. Ничего не говоря Витьке и не отвечая на вопросы другого парня, торопливо и нерешительно подошел ко мне, будто боялся, что я сейчас исчезну или убегу.
Сережку я не видела два года, с того самого момента, как он переехал с отчимом в другой район. Бабка, старая и больная, конечно, не собиралась возиться с внуком. Она так и не простила ему свои триста рублей.
В подъезде Сережку стали бояться после того, как он однажды с четвертого этажа скинул по глупости бутылку. Она упала на голову четырехлетнему мальчику Пете, который потом пролежал в больнице две недели. Среди соседей ходили слухи, что если Петя даже и выживет, то непременно останется дурачком. Петя дурачком не стал. Через четырнадцать дней вышел из больницы, а еще через два дня копошился, румяный, с другими детишками в песочнице. Что же касается Сережки, то после этого происшествия он уже не имел право быть таким же обыкновенным и хорошим мальчиком, как все остальные. От него стали шарахаться и взрослые и дети, будто кролики от серого волка.
Но, слава Богу, все это тоже прошло. Сережка живет с отчимом, учится в шестом классе. В свободное время работает – продает на дорогах запчасти. Откуда их берет, неизвестно. Может, и ворует.
Курить Сережка начал в семь лет. Хотя несколько раз бросал. Сейчас опять курит. И шатается по району с Витькой. Витька хитрый. Видно по глазам. А Сережка не хитрый. Он простой, неуверенный и робкий. Я смотрю ему в глаза и спрашиваю:
- Как лето провел, Сереж?
Он плечами пожимает, отвечает смущенно:
-Ноымально, в лагейе.
-Понравилось?
Кивает.
-А был на Олимпиаде? Возили вас на Олимпиаду?
-? – не понимает, о чем это я.
-Ну, Олимпиада юношеская в Москве была. Туда возили бесплатно всех из районных лагерей. А вас разве не возили?
-Нет, не возили,- Сережка качает головой и улыбается, и спрашивает вдруг про велосипед. Помнит, как я ему когда-то давала кататься. А он даже в дождь катался. Приезжал потом чумазый с ног до головы.
Я тоже помню, улыбаюсь, машу рукой, делаю вид, что говорю правду: мол, будто бы велосипед давно сломался. Заднее колесо сдувается, а руль перекосился. И я на нем давно уже не катаюсь. Меня вдруг пугает мысль, что Сережка может, как тогда опять заявиться и попросить велосипед. Я говорю торопливо:
-Ну, мне пора, Сереж. Еще увидимся, хорошо? - я чувствую, что теперь боюсь его так же, как и все. Как и все остальные люди вокруг.