Родился он в смену Макарыча. Красный, пышущий жаром, звонкий. Именно его Макарыч выбрал из остальных, погладил шершавыми рукавицами, стряхнул пыль и сказал: «Хорош». И почему то добавил: «Сука». Хотя он вовсе не был похож на собачью маму. Небрежно бросил на поддон: «На склад!».
Они недолго томились на территории завода. Вскоре их погрузили на самосвал и куда- то повезли. И тут он оказался в верхнем ряду. Он сох на ветру, любовался городом, улыбался по-своему и мечтал украсить фасад вот такого красивого дома.
Но их привезли на какую-то отдаленную стройку и свалили прямо в грязь. Он оказался снизу, лежал прямо в луже, но не завидовал судьбе верхних. Их подкладывали под колеса машин, чтоб не буксовали, разбивали, из них делали дорожки от вагончика до сортира. И его братья навсегда тонули в грязи.
Куча катастрофически убывала. Однажды ночью к ним подошел сторож. За ним подкатил мотоцикл какой-то мужик. Они вместе быстро погрузили его и братьев в коляску. Было ужасно тесно и страшно.
Но во дворе какого-то частного дома мужик их аккуратно уложили на травку, а уж на следующий день из них соорудил печку для бани.
«Банщиком» он служил долго, несколько десятков лет. Чего только не видывал. С левого бока жара, с правого стужа. То покрывался инеем, то трескался от жары. Но выдержал. Спасибо родителю – Макарычу , видать добросовестный был мастеровой.
Как-то в субботу мужик не пришел топить баню, а уж через неделю во дворе появился гроб. Жизнь есть жизнь, чего уж тут. Все мы смертны.
Через год, сын того мужика развалил печку и снес баню. Их даже не очистили от глины. Лежали они осиротевшие и грязные прямо на улице. Некоторых забрали дорожки строить, некоторых подложили под старую бочку в огороде.
Много ль, мало ль прошло – кто знает… То снег, то дождь. То жара, то мороз. Так и сгинули бы потихоньку, если бы.
В один из майских дней их погрузили в машину и повезли. «На кладбище», - догадался он, увидев памятники и оградки. Не прошло и часа, как из них соорудили постамент для обелиска. Обелиск был тяжелый, гранитный. «Но все ж таки эта работа лучше, чем тонуть в грязи. Глядишь, лет пятьдесят и прослужишь в этой должности, пока покойного будут помнить», - думал он вздыхая.
Рабочие достали железный портрет покойного и стали привинчивать к граниту.
- Ну-ка, ну-ка, да это ж Макрыч – молодой и красивый, с той же хитринкой в глазах!
Вот тебе, Макарыч, и сука – судьба! А я-то думал, чего ты тогда в цеху ругался…
Кирпич улыбнулся про себя и стал устраиваться поудобнее, надолго…