Булка хлеба и три бутылки пива
Свою жизнь я не привык пускать на самотёк. Поэтому на всё, на что я мог повлиять, я влиял. Так, весной тысяча девятьсот девяносто девятого года, на последнем курсе университета произошло сразу несколько важных событий, одно из которых очень серьезно могло изменить мою дальнейшую жизнь. Во-первых, меня приняли в члены союза журналистов России, для студента это очень серьезное достижение. Во-вторых, научный руководитель утвердил мой диплом, и мне осталось лишь ждать дня защиты. И, в-третьих, мне пришла повестка из армии. Повестку я поджидал со дня на день, она меня не удивила, не напугала, но радости не принесла это точно. Для решения вопросов армии у меня было несколько вариантов.
Вариант «А» - в универе я закончил военную кафедру, причем элитную – кафедру общевойсковой разведки. В разведчики на военке брали только журналистов, юристов и парней с геолого-разведовачного факультета. Все остальные факультеты готовились в мотострелки. Мы же были разведка, белая кость. На любом зачете и экзамене, например по болистике, по топографии, или по тактике, не зная ответа на вопрос, мы всегда не без гордости и с легкой иронией говорили:
- Товарищ подполковник, нам бы за линию фронта, языка взять, к чему нам эти зачеты. Мы ведь разведка, элита армии.
Преподы понятно строжились, но нашу духовитость одобряли, правда, это уже потом, а тогда, в сентябре, в начале второго курса, когда военка только началась, собрали нас человек сорок, тех, кто здоровьем не был обижен, и начальник кафедры, полковник Окунев, отличный мужик как со временем выяснилось, нам по-отечески сказал:
- Ребята, посмотрите на себя, какие вы нахрен разведчики? Разведчик – это мастер спорта по бегу, по плаванью, по боксу, по борьбе, по стрельбе и всё в одном лице. А вы студенты, любители девочек и пива. Что не возбраняется, - улыбнулся он, - Поэтому учитесь спокойно, постигайте военное дело, может, кому что-то в жизни пригодится, а армия обойдется без вас. За всю историю кафедры в войска не было призвано ни одного «пиджака», извиняюсь - нашего выпускника.
Начало было многообещающее. Мы с облегчением вздохнули.
- Более того, - продолжил полковник, - Когда я молодым лейтенантом попал в Афган, командир разведбата первое, что мне сказал: «Если узнаешь, что на войне тобой командует «пиджак» - убей его сразу.
Мы заржали, полковник пожелал нам успешной учебы, и я с удовольствием провёл два года на военной кафедре, постигая азы ратного дела. Поэтому план «А» сводился к тому, что я приду с повесткой в военкомат, представлюсь, встану на военный учет и навсегда забуду про армию.
Был у меня и план «В». На военной кафедре за два года я успел понять, что армия это такая непредсказуемая вещь и, имея лейтенантские пагоны и почетное звание «пиджак», так в войсках называли выпускников ВУЗов, можно очень даже запросто загреметь в армию и на полном серьёзе в разведку. «На Шпицбергене тоже кому-то надо служить», - была одна из присказок Окунева, когда он распекал нерадивых курсантов. В универе мы были студентами, а на военке курсантами. Кстати, Шпицберген – это остров в Северном ледовитом океане восточнее Гренландии. Поэтому я решил не доверять свою судьбу случаю и нашел армейскую окружную газету, познакомился с главным редактором и договорился с ним о том, что если страна меня все-таки призовет, то я готов отслужить с максимальной для родины пользой. Я уже несколько лет работал в журналистике и был далеко не зелёным новичком. Редактора эта ситуация очень даже устраивала:
- Свежая кровь нам не помешает, - обрадовался он. Узнав, к какому военкомату я приписан, он сказал, что все детали, в случае чего, он решит сам. На этом мы с ним и распрощались.
Плана «С» - откупиться и откосить, я не рассматривал. Я считал, что платить деньги за свою трусость – это стыдно, да и как себя можно было уважать после этого. К тому же, если честно, то я не верил, что меня могут призвать, но как выяснилось, я ошибался. В то время в самом разгаре была война в Чечне и разведка, так как она везде была на острие всех событий, несла очень серьёзные потери и министерство обороны начало подтягивать все резервы, включая и выпускников военных кафедр.
Повестку домой принесли в начале мая. В военкомат явиться надлежало через месяц, для прохождения комиссии и прочей рутины. Пользуясь возможностями профессии, я договорился о встрече с облвоенкомом, человеком, который отвечает за весь призыв в области. Я ни раз приезжал к нему для интервью, и мы встретились как старые знакомые. Он то и объявил, что именно мне отскочить от армии не получится.
- Сейчас трясут всех пиджаков. Но призывают только тех, у кого допустимая группа здоровья, уровень образования, чтобы были из полных семей, не женатые, без детей и так далее, и так далее и так далее.
- И, что, со всего курса под эти требования подхожу только я? – моему возмущению не было предела.
- Получается так.
- А отмазаться можно? Должны же быть какие-то варианты? – не терял надежды я.
- В твоем случае никаких, - обрадовал генерал, - Ты без пяти минут офицер, государство тебя учило, деньги на тебя тратило. Поверь, сейчас перетрясают сотни выпускников военных кафедр, а отбирают единицы, многие не подходят по тем или иным причинам, поэтому они если в тебя вцепились, то уже не выпустят.
Мы помолчали.
- Есть правда вариант тебе просто пойти солдатом на год. Сейчас же по закону выпускники военной кафедры два года служат офицерами или год солдатами, так что решай.
Тогда я этому всему как-то не придавал серьёзного значения. Мне ещё предстояло защититься, отгулять выпускной, но все пролетело очень быстро. За несколько дней до комиссии я встретился с главным редактором окружной газеты с «оригинальным» названием «Красное знамя», тогда этих «знамён» по всей России было сотни. Страна не спешила расставаться со своим советским прошлым, так вот, встретившись с редактором, я узнал еще одну хорошую новость, оказывается, командующий округом ему объявил:
- Если хочешь, бери журналиста солдатом. Для молодого лейтенанта в вашем подразделении, - то есть в редакции, - Вакансии нет.
Я решил, что так даже лучше. Год потерпеть можно. К тому же я остаюсь в профессии, в родном городе, с редактором мы прикинули какие темы я буду освещать, он порадовался, что теперь будет, кому ездить в командировки, так как путешествия я люблю, в общем, всё складывалось неплохо.
- Я тебе в военкомате помогу, только ты не тяни, поспеши все формальности пройти быстро, чтобы попасть в весенний призыв. У тебя повестка на июнь, значит, призвать тебя планируют осенью. Я думаю полгода ждать не стоит. Если сейчас успеешь, то уже к весне отслужишь, а так ещё шесть месяцев будешь в ожидании томиться.
Редактор говорил дело, и я следующим утром прибыл в военкомат. Моя задача была пройти комиссию, попасть на призывной пункт, а там меня должны были приказом откомандировать в редакцию.
- Здравствуйте, - сказал я, подойдя к нужному мне окну в «родном» ленинском военкомате.
- Добрый день, - не поднимая глаз, ответила на мое приветствие женщина из отдела комплектования.
- История моя такова, - улыбаясь, издалека начал я, - Я только что закончил университет и военную кафедру, специальность – общевойсковая разведка. Мне предстоит служить, но я не хочу офицером, а хочу на год пойти рядовым. У меня имеется отсрочка до осеннего призыва, так вот я хочу узнать, нельзя ли попасть в весенний, пораньше…
Я не договорил. Сотрудница военкомата так удивленно посмотрела на меня, да, в общем-то, наверно и было от чего – не каждый день люди добровольно! просятся!! в армию!!! И не менее удивленно она спросила:
- А вы хотите?!
- Ну конечно, чего тянуть-то, все равно идти, - храбрился я.
Наш разговор услышал проходивший мимо подполковник. Он остановился, окинул меня взглядом, а затем сказал:
- А ну-ка, сынок, пойдём со мной.
Удобно усевшись в свое кресло, неизвестный мне подполковник стал внимательно меня рассматривать, переминавшегося с ноги на ногу посреди кабинета.
- Ну, давай, рассказывай… Что за рвение в армию?
- Пытаюсь быть достойным сыном Отечества…, начал было язвить я.
- Да? А может, тебе подошло время садиться? – твердо перебил меня офицер.
Короче, большого труда стоило мне убедить товарища подполковника в своих благих намерениях. Упирал я в основном на то, дескать, чего тянуть, раньше сядешь – раньше выйдешь. После всех моих доводов и ломания пальцев, при всей глупости ситуации, мне наконец-то суровый штабист поверил и выписал новую повестку, где указал день комиссии.
Когда я пришел в военкомат в назначенный день, выяснилось, что я в розыске как уклонист уже пять лет, а мое личное дело утеряно. Я начал опять по новой тому же подполковнику объяснять, что я студент, что мое личное дело, скорее всего, где-то или во втором отдели в университете, или на военной кафедре.
- Оно обязательно найдется, - оправдывался я, как будто это я его потерял, а не доблестные военные, - Куда ему деется?.. – успокаивал я и продолжал гнуть свою линию, - Могу я сейчас комиссию пройти, чтобы время не терять?
- Нет, не можешь. Тебя нет. На тебя нет ни одного документа.
- Но первую повестку вы же мне как-то выписали. Значит, где то я у вас числюсь.
- Еще раз повторяю, - начал звереть подпол, - Тебя нет. Найдется дело, тогда и поговорим, а пока, свободен.
Мне бы тогда задуматься, а может ну её эту армию. Нет меня и не надо, но я как паровоз, который уже на рельсах и стоит под порами, я попер до победного, рассудив так, мол, дело всё равно найдется, но пока они его будут искать, в весенний призыв я не попаду уже точно, а значит полгода жить на чемоданах и чего-то ждать. Поэтому я сам поехал в университет, потом на военную кафедру, поставил там всех на уши и нашел-таки свою папку, которая завалялась на военке в отделе кадров. На это ушел день, ещё день я ждал, пока мое личное дело доставят в военкомат. Наконец на третий день я начал ходить по врачам и к обеду прошел почти всю комиссию. Мне остался последний кабинет терапевта.
- Можно!? - бодро сказал я, заходя в него.
Врач, женщина лет пятидесяти, внимательно посмотрела на меня несколько секунд и без единой эмоции попросила встать на весы. Я встал. Затем она измерила мой рост, посмотрела в какую-то таблицу и так же без эмоций написала в моем деле: «отсрочка на год». Вот это был удар ниже пояса. Я уже настроился на армию, планировал за год отслужить, а тут через год только призовут. Оказалось, что у меня при росте метр девяносто два и весе восемьдесят пять килограмм – дефицит веса! Нонсенс, я был здоровее всех в группе, подтягивался двадцать раз, а меня записали в доходяги. Я заглянул в злополучную таблицу. Для похода в армию мне не хватало трех килограмм и все потому, что эту табличку и прочие госты призыва были разработаны в пятидесятых годах, когда люди с ростом метр восемьдесят были большая редкость, не говоря уже о сто девяносто и выше. Тогда все были маленькие, плотненькие, но терапевта, как и всю волшебную армию всё это мало волновало. Давным-давно всё изменилось, даже страна, в которой мы жили, но окостеневшая и окаменевшая армия меняться не спешила.
- Потолстеешь, придешь, - был вердикт терапевта.
Что я ей только не говорил: и где это видано, чтобы люди добровольно шли в армию, да еще и с университетским дипломом; и про конституцию тела, что в моей породе все высокие и поджарые; и то, что у меня уже всё на мази и меня ждут в редакции; что похудел из-за диплома, что переживал сначала из-за защиты, а теперь армия мне нервы мотает и всё говорил, говорил, говорил, давая понять, что мне в армию просто необходимо, просто жизненно важно. Видимо, моя пылкая речь была настолько убедительна, учитывая, что я стоял в одних трусах, что непроницаемая терапевт, уже слегка улыбаясь, отправила меня к главврачу, от себя добавив:
- Если он разрешит, в чем я искренне сомневаюсь, ты и так худой, на КМБ (курс молодого бойца) кожа да кости от тебя останутся, а если еще в учебку попадешь – то вообще пропадешь… Одним словом, если он разрешит, то пойдешь служить, а пока толстей!
Главврачу мне пришлось сказать намного больше, нежели терапевту. Главное, что его убедило – это то, что сейчас я на армию настроился и к ней готов, а отсрочка на год – это так много, и мало ли что за это время может произойти.
- Значит, так, - оборвал мой очередной довод человек, на котором в этот момент для меня свет клином сошелся, - Давай я тебе через неделю назначу перекомиссию, а ты, - уже тише добавил он, - Утром, часов в шесть встань, хорошо поешь, наешься прямо, выпей бутылки две-три пива, съешь булку хлеба и приходи, мы тебя еще раз взвесим.
Если бы вы знали, что такое съесть булку хлеба на сытый желудок! Поначалу я резал и ел, потом запивал, потом чуть ли не запихивал в себя хлеб, он не лез, челюсти немели и все это под горькое пиво. Родителей я в свои дела не посвящал, но представляю, если бы кто-нибудь из домашних в то утро зашел на кухню, увидев как сын с утра по раньше пьет. Да и вид у меня был как у хронического синяка: в трусах, в майке, без света, под столом пустые бутылки, на столе крошки, растерзанные остатки булки, в общем, очень колоритно.
С уже тяжелой головой и полным животом я вышел из дома. Ровно посреди дороги в военкомат я понял, что безнадежно пьян. Все-таки три бутылки. Но врагу не сдается наш гордый варяг и на ватных полусогнутых ногах не менее гордо, пошатываясь, я ринулся к своей цели. Когда я подошел к военкомату, то почувствовал себя совсем хорошим, к счастью, в голове моей посветлело, и у меня хватило чувство такта найти в очередном лабиринте кабинетов и коридоров с полуголыми пацанами главврача.
- У-у-дружок…, выдохнул он на мое, видимо, слишком эмоциональное приветствие и, взяв меня аккуратно за локоть, усадил возле своего кабинета. – На, пожуй, - улыбаясь, сказал он, вытаскивая из кармана халата два пластика жвачки, - посиди пока, сейчас тобой займемся, - не скрывая смеха, уходя, добавил главврач.
Я остался сидеть, моля бога, чтобы быстрее все разрешилось. Пиво безудержно рвалось наружу.
- Ну, наконец-то! – обрадовался я, когда минут через десять снова увидел идущего ко мне главврача, по-прежнему улыбавшегося.
- Пойдем, - сказал он, и мы зашли в какой-то кабинет.
Поставив меня на весы, медсестра своим тонким пальчиком, лукаво глядя в мои мутные глаза, двинула гирьку. До нужного веса мне не хватало пятьдесят граммов.
- Я больше ничего есть не буду, - взмолился я золотой рыбкой людям в белых халатах.
- Ладно, уговорил… Так и быть, возьмем тебя в армию.
Мне назначили день отправки. Я попал на призывной сборный пункт, позвонил оттуда в газету, редактор сказал не волнуйся, дальше я все сделаю и я начал ждать. День, два, три. Каждый час сотни пацанов уезжали в разные точки нашей необъятной родины во всевозможные войска. А я сидел и ждал. На четвертый день я не выдержал и снова позвонил в «Красное знамя». Редактор, извиняясь, сказал, что в штабе округа что-то напутали и на моё место едет другой человек. Он сказал что ничего сделать уже не может и повесил трубку, а я попал в спецназ, чуть не сдох там в учебке и через полгода благополучно оказался в Чечне.
Война это мерзость. Те кто там был, о ней никогда не рассказывают, не буду и я. Скажу лишь одно, я ни о чём не жалею, но вот вопрос, я так стремительно старался с разбегу броситься в пропасть, хотя мне несколько раз судьба предлагала варианты. Первый раз, когда я мог пойти служить офицером и хлебанул бы раз в десять меньше того, что мне пришлось вынести и пережить на Кавказе. Второй раз, когда была отсрочка. Зачем нужно было спешить, можно было пойти и через полгода и глядишь, всё сложилось бы как-то иначе. Третий раз, когда потеряли мое дело. Я сам поехал и его разыскал, ну не дурак ли? Четвертый раз, когда меня завернули с дефицитом веса. Через год можно было прийти еще на одну комиссию, предварительно поголодав или сбросив вес и мне снова дали бы отсрочку, но нет, разве можно свою судьбу доверять случаю, я пошел напролом, и стал участником такого, о чём с удовольствием бы забыл, но еще раз скажу, я ни о чём не жалею, к тому же, уже ничего не изменишь.
Кто-то из великих сказал: «Ничто нами так не движет, как наши заблуждения». Может не всегда нужно переть буром и пробивать стены лбом? Может нужно потоньше воспринимать то, что твориться вокруг тебя, внимательнее относится к знакам судьбы? Хотя судьба, она и есть судьба, видимо, мне просто суждено было послужить и повоевать.
1999