Летом на берегу Буреи удивительно, как хорошо. Широкий пологий берег, усеянный галькой - излюбленное место для детворы. Чуть подальше от спуска железными тросами к берегу приторочены сплавные плоты из смолистых брёвен. По ним с утра и до позднего вечера скачут пацаны и прямо с них ловят на банки речную мелюзгу. А вода в реке такая прозрачная, что стоит приклониться к ней вплотную лицом и сделать козырьком ладони, то на метр, а то и на все полтора в глубину, видно каменистое дно. И стайки рыбёшек, кишащих у поставленных банок с хлебом.
Иной раз можно видеть, как мелюзга вдруг в страхе брызнет в разные стороны, и тут из глубины, появится здоровенный чебак или даже ленок. Всякий, кому приходилось увидеть такое, невольно замирал в трепетном ожидании. А рыбина, сияя голубоватой чешуёй, не торопясь подходила к банке, осматривала её со всех сторон и с достоинством удалялась прочь. Уж в банку-то она не полезет - не для неё эта снасть.
А ещё вода в Бурее очень холодная, потому что бежит откуда-то с гор. Но здешняя детвора всё равно барахтается в ней до посинения, и никакая простуда её не берёт.
Большую часть времени Васька, как и все прочие пацаны, тоже пропадал на берегу. С утра он рыбачил с плота, ну, а когда солнце поднималось высоко, лез в воду купаться. Правда, плавать он пока не умел, но про себя решил, что уже этим летом обязательно научится.
Каждый день, после рыбалки, он сначала относил домой рыбу и снасти, а потом возвращался, скидывал с себя штаны и отправлялся к воде.
Главное трудность - это в первый раз заставить себя окунуться. Сначала он заходил по колено, потом, собравшись с духом - по пояс, и , не дожидаясь пока страх повернёт его назад, нырял с головой, зажмурив глаза. Дальше уже было не страшно.
Плавать он хотел научиться сразу “вразмашку”, а не “по-собачьи”, как советовали местные пацаны. Он ложился животом на воду и изо всех сил принимался молотить руками. В результате получались целые фонтаны брызг, а сам он так и оставался на месте. Зато ему уже удавалось сколько-то продержаться на воде.
Пацаны над ним посмеивались и с важным видом проплывали мимо, демонстрируя ему своё умение. Но Васька не обращал на них внимания и упорно продолжал учиться. Правда, как он ни старался поплыть, это ему пока не удавалось. Но, видимо, его упорство внушило пацанам уважение. Вскоре они перестали смеяться, а наоборот, стали давать ему полезные советы.
К примеру, смуглый как головёшка Вовка, с выгоревшими до белизны волосами, показал ему, как надо двигать руками, чтобы было поменьше брызг, и чтобы плыть было легче. Другой, темноволосый крепыш, по имени Илья, взялся научить Ваську правильно перебирать ногами, чтобы они не тонули, а наоборот, чтобы помогали ему плыть. Под их руководством дела у Васьки пошли быстрее. Так или иначе, но уже через короткое время, он вполне сносно плавал. Конечно, не так, как другие пацаны, но всё-таки. Заодно он ближе сошёлся с местной детворой и больше уже не чувствовал себя среди них чужаком.
Ему стали уступать место у костра, а пока он грелся, с жадным любопытством, выспрашивали его про город и про всё, что в нём есть интересного.
Что до Васьки, то он за словом в карман не лез. Он охотно рассказывал им обо всём, что знал, ну, а о том, чего не знал... впрочем, тоже рассказывал, но призывая свою богатую фантазию. Да, и как тут удержишься? По крайней мере выходило у него всё очень даже увлекательно, так что пацаны слушали его, разинув рты.
И вот, когда у Васьки всё так удачно стало складываться, с ним приключилось несчастье.
В один из ясных дней, когда стояла жара и немилосердно палило солнце, он вместе с новыми своими друзьями бултыхался в речке неподалёку от берега. В том месте, где они купались из воды высовывался огромный валун. Кто-то из пацанов предложил прыгать с него в воду столбиком. Всем эта идея понравилась, и вот уже один за одним, смеясь и толкаясь, пацаны принялись сигать с валуна, как сумасшедшие. Вода кипела, в небо взвивались фонтаны брызг. Васька тоже словно очумел от восторга.
Как вдруг, прыгнув в очередной раз, он почувствовал резкую боль в ступне. Поначалу ему показалось, что он напоролся на острый камень. От пронзившей его боли, он сжал зубы и зажмурился. Скрепившись, он осторожно поплёлся к берегу. Уже у берега, он обернулся и заметил, что по воде за ним тянется кровавый след. На берегу он с ужасом обнаружил, что почти через всю левую ступню тянется глубокая рана. Потом в том месте, куда он прыгнул, пацаны нашли разбитую стеклянную банку. Видимо, на неё он и напоролся.
Посмотреть на Васькину рану сбежались пацаны со всего берега. Ему сочувствовали, а иные даже вызывались ему помочь добраться до дому. У кого-то нашёлся замызганный кусочек бинта; этим бинтом Ваське помогли перебинтовать ногу. Правда, проку от этого кусочка было мало - он тотчас пропитался кровью и совсем не спасал.
- Давай, скорее домой, - испуганно суетились пацаны. - Видал, кровищи-то сколько?
Ему в помощники сразу вызвалось двое из его новых друзей. Они помогли ему вскарабкаться зобраться на крутой обрыв, а потом поддерживали его за руки, когда он ковылял, осторожно ступая на пятку. Им предстояло преодолеть расстояние метров в триста, а то и больше. Под конец Васька уже совсем не мог ступать на раненую ногу и потому был вынужден остаток пути скакать на одной ноге.
Должно быть, от большой потери крови, Ваське всё время хотелось где-нибудь присесть и даже поспать, но друзья его подстёгивали. Они довели его до калитки. Как раз в это время им навстречу вышла тётка Галина. Когда она увидела Васькину ногу, то вся сделалась белой, попятилась задом и вдруг как-то нелепо плюхнулась на чурку, на которой обычно кололи дрова. Пришлось теперь уже её приводить в чувство.
Придя в себя, она громко запричитала, и тем самым привлекла внимание бабушки. Та тем сидела на крыльце и перебирала в эмалированной чашке гречневую крупу.
Васька был препровождён до крыльца. Там бабушка усадила его на табуретку и приказала тётке принести таз с тёплой водой. Она действовала спокойно, деловито, ничем не выказывая волнения. Сама принесла бутылку с йодом, тряпки, бинты и принялась обрабатывать рану. Тётка всё никак не могла успокоиться, она суетилась, охала, настаивая на том, чтобы отвезти Ваську в больницу. Но бабушка только отмахивалась.
- Ничего, сами выходим, - говорила она. - Не верю я этим коновалам.
И впрямь, как заправский доктор, она обмыла ногу, обработала рану йодом и наложила повязку, так что кровь уже почти не просачивалась. А пока бабушка возилась с Васькиной ногой, его ужасно клонило ко сну.
- Это ничего, - успокаивала бабушка, собирая с полу кусочки ваты и пропитавшиеся кровью бинты. - Ничего, вот отлежишься немного, организм крепкий, молодой - всё наладится.
После этого тётка с бабушкой отвели Ваську в чулан и уложили на широкий сундук, с постланным на нём стёганым одеялом. Васька думал, что стоит ему только лечь и он моментально уснёт, но не тут-то было - сон его почему-то не брал, сколько бы он ни зажмуривал глаза и ни ворачивался с боку на бок. Так и промаялся до позднего вечера.
С того дня к нему в чулан то и дело приходили тётки и дядьки. Они садились где-нибудь рядом и всё расспрашивали его о самочувствии. А иногда даже приносили ему конфеты или чего-нибудь из огорода. Дед к нему не заглядывал, но зато и не ворчал. Серёжка, напуганный видом бинтов, держался от чулана подальше, так что совершенно оставил его в покое.
Между тем бабушка ежедневно делала Ваське перевязки, стараясь как можно меньше травмировать рану, а уже через неделю он смог передвигаться, правда, при помощи костыля. Он выбирался на крыльцо и часами сидел на табуретке, с завистью наблюдая как вокруг кипит жизнь. Временами его охватывала такая тоска, что хотелось заплакать. Он, конечно, крепился, и не давал воли слезам и всё-таки было тоскливо.
Ему казалось, что рана заживает ужасно медленно, хотя уже через пару недель, он мог обходиться одной только палкой. Её из толстой ветки черёмухи выстругал для него Витька и вручил ему со словами: ”На вот тебе, маршируй. Да, поживей выздоравливай”.
Прошло ещё немного времени , и Васька уже почти полностью отказался и от палки. Правда, ходить всё ещё было трудновато, но ему так хотелось побыстрее выздороветь, что он упорно и почти беспрерывно передвигался по двору, осторожно ступая сперва на пятку, а чуть позднее и на носок.
А однажды он сам, без чьей-либо помощи, вскарабкался на забор. Оттуда было удобно наблюдать. Но чаще его взгляд был прикован к дороге. Оттуда он ждал появления матери. Поговаривали, что она должна была приехать со дня на день.
И вот однажды, вот так же сидя на заборе, он ещё издали заметил знакомый силуэт. Ещё минуту он приглядывался, не веря своим глазам, а потом кубарем скатился с забора и, хромая, кинулся навстречу матери...