КРУТОЙ ПОВОРОТ
Часть первая
У Прохора Кузьмича сегодня был выходной - по поводу возвращения его единственного сына Пашки из армии. Председатель колхоза отпустил, да еще выписал накладную на получение пяти кур на птичнике. Так сказать премия за хорошую работу, ну и в честь прибытия сына. У Прохора были еще две дочери, но это не в счет, что взять с девок: замуж выскочили и поминай, как звали. Толи дело сын – хозяин, опять же продолжатель рода. Фамилия не умрет значит. За этими думами Прохор незаметно доковылял до своего дома. Мужик он был нестарый, но хромой: в детстве ударила его кобыла копытом в лоб, вмятина на всю жизнь осталась. В общем-то бог с ней, с вмятиной, но от удара видимо повредился еще и позвоночник: с тех пор отстал он в росте, сгорбилась спина и хромал на правую ногу. Тяжелая колхозная работа была ему не по плечу. А жить надо и дети есть-пить просят, вот и пришлось ему работать то пастухом, то сторожем.
- Мать, ну чаво там, Пашки еще нетути?
- Нету! Марья надысь прибегала, так говорить, сёдни автобус ввечеру прибудить, отвечала высокая, статная жена Федосья, которая была старше его на восемь лет.
- Ну, дык я тогда сшкандыбаю за курями на птичник, председатель выписал, в честь Пашкиного приезду! Цельных пять штук!
- Давай, управляйся, а я их с утреца-то порубаю, гулять будем – сын возвернулся, радости-то, радости!, - утирала Федосья глаза концом повязанного на голове платка. Своего сыночка, Пашеньку, он родила, когда ей уж за сорок перевалило, тяжело он ей достался. Может потому и любила она его больше девок, своих старших дочерей. Какой он теперича стал, ее кровинушка, скорее бы автобус пришел.
-Батя, маманя!, кружил их по подворью Павел, - все, отслужил, дома!
- Та погоди ты, чумовой, совсем закружил, дай хошь глянуть на тебя, - отец пытался вырваться из объятий сына – дай поглядеть! Здоровый стал, не справлюся! – пытался ворчать Прохор, а у самого сердце прыгало от радости, от гордости – сын-то, сын-то какой, чистый казак! Нос в него – орлиный, чуб кучерявый! Ой беда девкам, беда! Ага! Вон и первая показалася, Танька Прощиха, ишь глазищи-то поставила! А чиво, девка, вроде, того – справная, а косища-то, косища!
- Сыначка, садися за стол, с дороги-то, с дороги, - суетилась мать, - да погодь ты отец, дай хошь за стол сести! А ты иди, иди Танька с базу, завтря гулять будем!
- Ты вот скажи мине, сынок, што делать думаешь дальше? – спрашивал Прохор Кузьмич сына, когда выпили по первой за возвращение.
- Ну, не знаю, пока дома побуду с недельку, а потом в город поеду.
- Как так в город? А дом, хозяйство опять же, как же так!?
- И правильно, сынок, поезжай! Что тут делать, быкам хвосты крутить? – вмешалась Федосья. – Все едуть и ты поезжай!
- Цыть, дура баба, и речь у тебе дурная!- возмутился Прохор. Сколько ждал сына, какие планы возводил и на тебе – в город!
-Я, батя, в институт поступил, учиться буду.
- Эт-то в какой такой институт? На кого выучишься?
- В институт физической культуры. Я же спортсмен, буду играть за сборную области. Да меня уже приняли, как хорошего спортсмена.
- Вон оно как! А мать?
- Вот и хорошо! Поезжай сынок, можа в люди выбьешься, чево тут делать-то, - Федосья была полностью на стороне сына. – А мы тут с отцом-то управимся сами. А ты ехай до Маруси, она помогёт на первых порах.
- Привет сестрёнка! Узнаёшь? – Павла распирала радость: от того, что отслужил, от встречи с родными.
- Пока поживешь у нас, - говорила Мария, - первое время, а потом снимешь квартиру, сам понимаешь у меня семья, муж, ребенок.
- Да ладно тебе, Маша, пусть поживет, - муж Марии, Вадим, был настроен миролюбиво, - родня же он нам, в тесноте, да не в обиде!
Прошло полгода. Павел работал в аэропорту механиком по обслуживанию самолетов, участвовал в самодеятельности: пел, танцевал, играл на аккордеоне, баяне, гитаре. И, конечно, играл в волейбол за сборную команду области. Жизнь била ключом. Он как-то все успевал: и на работе, в институте учился заочно, и в спорте, и в самодеятельности. Но как-то так получалось, что почти каждый день приходил домой выпивши: то обмывали удачную игру, то репетиции, то концерт – это святое, то получку….
У Марии болела душа, что-то Пашка слишком часто приходит пьяным. Ну не то, чтобы до поросячьего визга, но очень уж часто. И она решила: надо его женить, и как можно быстрее. И невесту присмотрела, у себя на работе. Скромная, тихая, деревенская, из их с Пашкой краев. Молоденькая, всего семнадцать лет, но этот недостаток быстро пройдет.
Павлу понравилась Марина, так звали девушку. Он ей то же. Стали жить вместе, опять же у Марии. Когда Марине исполнилось восемнадцать лет, пошли в загс и расписались. В деревне у родителей сыграли скромную свадьбу. А тут друг помог найти жилье: одинокую бабушку в скромном домике с печным отоплением. Но комната у молодых была отдельная. Павел стал меньше пить. Часто помогал по хозяйству бабуле, так они называли хозяйку домика. Марина оказалась чистюлей: все вымыла, вычистила, домик преобразился. В положенное время родила Марина девочку. Вместе с радостью пришли и новые заботы: Марина не работала, денег не хватало.
Друг, Вовка, предложил:
- Давай организуем ансамбль и будем играть на свадьбах, дело прибыльное.
Всё у них получилось очень даже неплохо. Сначала ходили на свадьбы знакомых, потом знакомых знакомых, потом уже и не знали никого, их находили сами заказчики. Все вроде хорошо, но свадьбы не бывают без выпивки: Павел опять стал часто приходить пьяным.
- Я что не могу расслабиться?, - кричал он на Марину. – Я все время на работе, даже по выходным. Прихожу домой, а ты мне тут мораль читаешь!
Когда дочке исполнился год, Марина вернулась на работу. Танечку смотрела бабуля. Молодые совсем подружились с доброй старушкой и жили одной семьей. Павел все так же работал, учился, по выходным обслуживал свадьбы. Только теперь брал с собой и Марину, которая все больше и больше преображалась: из деревенской скромницы превращаясь в разбитную городскую женщину. Ходить с мужем на свадьбы ей нравилось. Пока Павел наяривал на аккордеоне или на баяне , ее приглашали потанцевать многие мужчины, угощали шампанским, говорили комплименты.
Однажды Вовка подошел к Павлу во время паузы и шепнул:
- Пойди, посмотри на свою благоверную, вон там за кустом.
Пашка туда, а там один амбал прижал его Маришку к дереву и лапает. А она, стерва, подхихикивает и слегка отбивается. Тоже пьяная, зараза! Кровь ударила ему в голову, убью суку! Вовка еле удержал. В конце свадьбы Пашка напился в стельку, еле дотащила Марина до дома. Утром ничего не мог вспомнить – так обрывки: то амбал, то хихикающая Марина. Жена пошла в атаку:
- Пить меньше надо, тогда и галёники не будут мерещится.
В общем убедила она его, что ничего не было, привиделось по пьяной лавочке. Вроде поверил он ей, но пить стал чаще.
- Ну что, Марина, как Пашка все пьет? – спросила Мария.
- Пьет, институт забросил, с последнего курса выгнали.
- Он не бьет тебя?
- Да пока нет, но, как напьется, так не дает спать: все кажется ему, что он майор милиции. Вскочет ночью и орет: встать! Потом – лечь! И так почти до утра. Как разбился со своим Вовиком на мотоцикле, так крыша и поехала. Да он вообще начал чудить когда бабуля на домик дарственную написала на него. Я за ней ухаживала до самой смерти, а она дарственную на него оформила.
Марина еще долго жаловалась на свою несчастную жизнь с Павлом. У Марии и без того болело сердце за Пашку: прямо на глазах погибает брат. Ну чего ему не хватает? Семья, дочери уже почти четыре года, теперь и жилье свое, в областном городе. А он? Учебу забросил, работы меняет, как перчатки, нигде его долго не держат, спорт тоже бросил. Катится в пропасть. И Марине она не очень-то доверяла: Пашка совсем другое рассказывает, да и от друзей наслышана о их жизни. Чует сердце – добром не кончится вся эта история.
- Смотри, Танюшка, в окошко. Скоро мама придет, а у нас обед готов и в доме все прибрано. Она нас с тобой похвалит, скажет какие мы у нее хорошие! – Павел уже несколько дней не работал, сидел дома с дочкой. Марина опять задерживалась с работы. Надо с ней поговорить, что-то слишком много намеков подают ему друзья в отношении поведения жены.
- Папа, папа, а вон мама с дядей целуются! Смотри, смотри в окошко! Мама пришла!
Павел посмотрел в окно: мать твою!Потемнело в глазах. В чем был мигом во двор, под руку попался топор. Зарубаю гадов! Выскочил за калитку. Последнее что запомнил – белое лицо Марины и перепуганные глаза ее спутника.
- Папа! Папа! Не надо! Я боюсь! – кричала маленькая Танюшка, выскочившая за ним.
Павел повел мутным взглядом, всадил топор в лавочку возле забора и пошел прочь, не разбирая дороги. Что-то кричала Марина, рыдала Танюшка……