Саламандры

Вычурный чёрный вечер
Ляпает окна светом
Улыбка, точёные плечи
Движение губ ответом.
Я постоянно предвижу
То, что было вчера
Как я тебя ненавижу!
Или люблю? Нам пора!
1.
Дыру, в крыше одноподъездного, шестнадцатиэтажного жилого дома нашёл телевизионный мастер. Взяв ключи от входа на крышу у не в меру подозрительной бабушки вахтёрши, он подошёл к лифту и вызвал кабину...
Перед тем как выдать ему ключи, бабушка долго и нудно изучала разнарядку на плановый, профилактический осмотр телеантенн и его удостоверение штатного телемастера ЖЭУ-13, сравнивала фотографию с оригиналом и что-то коряво писала в замусоленном рабочем журнале, от усердия вытянув губы трубочкой и сводя брови к переносице. Под занавес она заставила его поставить в этом журнале автограф и полностью написать фамилию имя и отчество. После всех предписанных поцедур она открыла шкафчик с прозрачной дверцей и множеством ключей в нём, висящих на маленьких, аккуратно пронумерованных гвоздиках. Сняла с гвоздика под номером 13 колечко с двумя ключами и маленькой бирочкой с тем же номером, и торжественно вручила ему их так как будто это, по меньшей мере, златые ключи от Царских Врат.
- Смотри только вернуть не забудь! - Прокаркала она голосом Бабы-Яги, которая только что выдала Иванушке Идиотику ключи от сокровищницы Кощея Безсменного, конечно же, без ведома последнего.
- Хорошо, - сказал Иванушка глупо улыбаясь, развернулся, ногой за ногу заплёлся, сбрякал костями, носом в грязный кафель врезавшись и заляпав его алыми каплями. Скукожился от боли и огорчения, ключики выронил от неожиданности, а те только того и ждали, ловко юркнули в решётку канализационного люка и весело помахивая маленькой бирочкой с номером 13, исчезли в бездонной клоаке, глухо булькнув на прощание, только их и видели. Тут и сказке конец, на закуску огурец, солёный в пупырышках, а кто слушал молодец, короче говоря наливай по 3 сантиметра, а то уйду.
Телемастер покачал головой, усмехнулся забавному течению мыслей и не менее забавной бабушке навеявшей эти мысли, шагнул в подъехавшую наконец-то кабину лифта, призывно распахнувшего ему на встречу свои двери и ткнул пальцем в кнопку с номером 16. Ярко освещённая и безупречно чистая кабина лифта, увешанная зеркалами, чинно закрыла двери, секунду постояла в раздумьи: ехать - не ехать, вот в чём вопрос, еле заметно дрогнула и стала быстро набирать скорость, поднимаясь вверх, ловко карабкаясь по стальным тросам согласно заданному маршруту. С лева от входа, на пластиковом покрытии стены кабины, практически в центре, было два выжженых пятна странной формы, одно вверху, ближе к потолку, другое внизу, ближе к полу. Как будто кто-то ради озорства, не поленился выточить, или отлить, две чугунных болванки, одну в форме большой, мужской, левой ладони, другую в форме хрупкой, правой, женской, сунул обе болванки в муфельную печь, раскалил до белб, и приложил здесь, к стенке кабины лифта, верхнюю, мужскую пальцами вверх, нижнюю, женскую пальцами вниз. «Странное, однако, у людей развлечение», - подумал он в недоумении, - «это у кого же здесь в квартире муфельная печь есть? Она же полквартиры займёт! Во дают!» В раздумьи он приложил левую руку к верхнему отпечатку, она чётко легла в него, как будто это был след от его руки. Обуглившийся, почерневший, покорёженный жаром пластик, прогорел почти насквозь, остался только тонкий, хрупкий слой, который уже почти полностью выкрошился. Он понял что лифт остановился только потому, что зажужжали, открываясь двери. Убрал руку с обожжённого отпечатка и качая головой шагнул на пустую лестничную площадку 16-го этажа. Несколько секунд поколупался с редко открываемым замком, лязгнул решёткой, перекрывающей доступ к лестничному маршу идущему в верх, закрылся изнутри, что бы любопытные не совались, поднялся, открыл дверь ведущую на крышу и вышагнул в яркое, солнечное, летнее утро.
С первого же взгляда на огромную, телевизионную антенну, стоящую в углу крыши, стало понятно что с ней что-то не так. Путаница проводов тянущихся к антенне со всех сторон, создавала ощущение огромной паутины, с замысловатой формы, многоногим, металлическим пауком в центре. Он подошёл ближе, ныряя под проводами, приглядываясь к антенным «рогам», тянущимся в четыре стороны от толстого, металлического «ствола» и пытаясь понять в чём же здесь дело. С одной из четырёх сторон, антенные «рога» были практически в половину короче остальных. Толстые, медные трубки были явно покорёжены высокой температурой, кое-где металл застыл подтёками, «сосульками», капельками. «Это что же получается?» - Мысли, как горошины в пустой бочке, лихорадочно отплясывали чечётку. - «Это же тысячи 3 градусов нужно! Ни как ни меньше! Молния что ли?» - Он скрипел мозгами задрав голову вверх и прикрыв глаза ладонью от солнечных лучей, совсем уже было собрался посмотреть вниз, куда должен был натечь расплавленный металл, сделал ещё один шаг и его нога провалилась в пустоту. Он грязно выругался, теряя равновесие и заваливаясь куда-то в бок, в сторону опасной близости края крыши, взмахнул руками, пытаясь хоть за что нибудь уцепиться, одна рука наткнулась на ближайший, антенный провод, он отчаянно за него ухватился, как утопающий в океане за сухой бамбуковый стебель, провод натянулся как струна, басовито загудел и не выдержав нагрузки лопнул с жалобным хлопком...
Он лежал на боку, свернувшись калачиком, постепенно приходя в себя от дикой боли в ноге. «Ступня шевелится, значит не сломал, и на том спасибо». - Думал он медленно садясь, аккуратно задирая штанину и морщясь от боли. - «Но основательный вывих, и месяц больничного листа, со всеми вытекающими, я думаю, мне обеспечен». - Подвёл он итог осмотра обширного, кровоточашего участка содранной кожи, кое где даже до кости.
- Производственная травма, иметь её в голову! Кто здесь ям накопал посреди крыши?! - Сказал он с чувством и посмотрел в ту сторону где его нога внезапно потеряла опору. - Мать честнбя! - Глаза у него вылезли из орбит, и поколеченная нога была тут же забыта. - Ну и денёк сегодня! Славно начался!
На расстоянии вытянутой руки от него, в крыше зияла сквозная дыра в форме восьмёрки, как будто сквозь неё пролетело два слившихся, огромных мыльных пузыря. «С футбольный мяч были пузырики, ни как не меньше», - прикинул он на глаз размеры.
По краям «восьмёрки» натекла расплавленная медь и застывшими каплями свисала внутрь. Края «восьмёрки» то же впечатляли. Самый верхний слой из рубероида в 5 слоёв видимо просто испарился. Дальше шла железобетонная плита в добрых 3 десятка сантиметров толщиной, которая была проткнута словно кусок масла раскалённым шилом. Он потрогал внутренние края «восьмёрки» которые были гладкими как стекло и слегка волнистые. Кое где было видно торчащие из плиты расплавленные арматурные прутья.
- Ни хрена себе заявочки! Расплавленный бетон! Ну и дела! Точно молния!
Сквозь дыру было отлично видно почти что всю маленькую комнату. Прямо под дырой, наполовину обгоревший, большой диван со смятым и опалённым постельным комплектом на нём, чуть левее краешек двери, рядом часть книжного шкафа, возле, почти полностью видимого, балконного окна - письменный стол заваленный, то ли открытками, то ли фотографиями с обнажёнными людьми, на стенах, в великом множестве те же, то ли открытки, то ли фотографии, часть плательного шкафа возле противоположной стены. И ни где, кроме как на смятом диване, нет следов огня. Невезучий телемастер устало лёг на спину, аккуратно согнул в колене тупо и противно ноющую ногу, достал мобильный телефон и набрал номер.
- Алло, Валя ты?.. Да, я. На Первородную 13 давай-ка полный комплект: милицию, пожарную, спасателей, скорую... Нет, катафалк вроде не надо, разве что там внутри кто нибудь окочурился, а вот метеорологов наверное то же можно и этих, ну-у, как они, а, уфологов, их то же не помешает... Валя! Я вот выйду с больничного, и такое тебе «опять с утра нажрался» устрою! Не рада будешь! Вызывай милицию и скорую, тебе говорят! Скорую мне, а милиция пускай разбирается кто здесь ещё нужен. Пусть поднимаются на верхний этаж, я их там встречу. Всё, отбой.
- Эх, доползти бы только, - он сунул мобильный телефон во внутренний карман куртки и осторожно стал подниматься на ноги, морщясь от боли.
Постепенно до него начала доходить комичность ситуации, он ухмыльнулся, аккуратно придерживась руками за антенные провода, встал на здоровую ногу, поджав больную. Отпустился, побалансировал немного на одной ноге, ловя телом центр тяжести и запрыгал в сторону выхода с крыши, уворачиваясь по пути от антенных проводов и громогласно провозглашая на всю округу:
- Эй! Слуги! Плаху сюда! Палача и рюмку водки! Рюмку водки мне, остальное ему!
2.
Следователь прошёлся по комнате, аккуратно переступая через разбросанные где попало вещи, глубоко затянулся сигаретой, которую держал всегда в правой руке и слегка на отлёте. Он привычно оглядывал квартиру, взглядом опытного и матёрого «следакб». Мысли работали чётко, по, годами отработанной, схеме, всегда оставляя, при этом, место для неожиданных, а временами просто абсурдных версий.
Та-ак. Мужчина и женщина начали раздеваться, как это и полагается, у входных дверей и продолжали это делать проходя по коридору в глубь квартиры, видимо по пути в ванную комнату, разбрасывая, при этом, вещи как попало и куда попало, часть вещей полетела в комнату, часть лежала прямо на полу, возле ванной комнаты, притоптанная, когда-то давно облитая водой и теперь благополучно высохшая. Две пары обуви, два плаща, мужские рубашка и брюки, коротенькая юбочка и кофточка, ну и всё остальное по списку: плавки, носки, бюстгалтер, женские ажурные трусики висели почему-то на очень хорошем, професспиональном фотоаппарате «Кэнон», стоящем на высоком штативе, возле обгоревшего дивана. Поверх всех вещей в коридоре валялся огромных размеров складной зонт на двоих.
Следователь подошёл к открытой балконной двери, щелчком вышиб за неё докуренную сигарету, проследил как она по плавной дуге улетает вниз, рассыпая искры и оставляя за собой, быстро растворяющуся в воздухе, струйку дыма. Ни дать, ни взять - подбитый бомбардировщик, не хватоло ещё только надсадного, душераздирающего воя: «И-и-и-я-я-я-а-а-а-у-у-у! Ба-бах!» Самолёт вдребезги, вражеский танк, попавший под удар, в клочья, лётчик - посмертно герой, медали родственникам, встать смирно, минута молчания, ружейный салют, вольно, разойдись. Следователь тряхнул головой, подумал устало: «надо в отпуск уходить, а то от недосыпа всякая чушь в голову лезет. Весёлая, однако, была парочка. Ох, весёлая. Прямо таки горячая.» Он нутром чуял что именно «была», доказать не мог, но чувствовал, инуиция, обострившаяся за долгие годы многоопытной сыскной работы, подсказывала. «Хорошая бала парочка. Сладкая. Твикс-твикс, вашу мать.» Он подошёл к письменному столу заваленному качественными, профессиональными фотографиями на которых, в самых немыслимых позах и ракурсах, были запечатлены два, одних и тех же, человека, по всей видимости хозяева этой квартиры. По стенам квартиры были развешаны те же фотографии в великом множестве.
Следователь покосился на обгоревший диван, в воздухе всё ещё витал запах гари, взгляд скользнул в верх, к искарёженному дикими температурами потолку, сквозь дыру в потолке, по форме напоминающей восьмёрку, был виден кусочек неба, кусочек облака, и кусочек оплавленной, телевизионной антенны. Он взял со стола несколько фотографий, руки всё время к ним тянулись.
Вот здесь девушка, прижалась ладонями и грудью к телефонной будке, спинку изогнула, головку повернула назад, к камере, на лице ждущее выражение, ветер забрался под коротенькую, свободную юбочку и очень хорошо видно обнажённую, крепкую попку. Здесь мужчина, один на набережной, небрежно прислонился к витиеватым перилам, скуластое, хмурое лицо, в руке дымится сигарета. А здесь они вдвоём, где-то в подъезде, замерли в поцелуе, она прижата им спиной к стене, юбочка задрана, его руки крепко сжимают её попку, его колени полусогнуты. Здесь она опять одна, лицом к камере, где-то в метро, на лице вопросительная улыбка, брови подняты, тонкая, хрупкая рука распахивает расстёгнутую кофточку, из под кофточки выглядывает маленькая грудь с острым, розовым соском.
Следователь наткнулся на пачку фотографий с зимними пейзажами и всё теми же экспериментами, предёрнул плечами, так ведь и застудить можно всё на свете, а то и отморозить, как им не холодно в конце-то концов. Он «крякнул», бросил фотографии на стол, прошёлся по комнате, отгоняя нахлынувшее возбуждение, закурил. Чёрт возьми, жена уже подозревать начинает, хоть и довольная, хоть и помалкивает, но всё равно косо поглядывает. Ещё бы, уже неделю к ряду, «валяю» её как молодой, по три раза на дню, вместо завтрака, обеда и ужина, начнёшь тут подозревать пожалуй, так и до инфаркта «доваляться» не долго, годы уже не те. А может плюнуть на всё и домой сейчас рвануть? Всё равно мы больше здесь ни чего не раскопаем, печёнкой чую.
3.
Скорая и милиция примчались почти что одновременно, минут через 5 после вызова, вполне оперативно. Замерли возле подъезда, высыпали из себя серые мундиры и белые халаты. Домофон, сонная, перепуганная бабушка вахтёрша, лифт, 16 этаж, покалеченный телемастер скрючившийся на площадке. Пока белые халаты обмазывали его всяческими снадобьями, тыкали тонкими иглами и обматывали бинтами почти до паха, серые мундиры быстро допросили, слазали на крышу, подивились на сквозную дыру и полурасплавленную антенну, пожали плечами и вызвали бригаду спасателей. Вскоре примчавшиеся спасатели успели увидеть как люди в белых халатах грузят в свою карету мужчину с забинтованной ногой. Опять домофон, уже проснувшаяся, но всё ещё перепуганная бабушка вахтёрша, лифт, площадка 16-го этажа, дыра в крыше, удивление на лицах. Серые мундиры внимательно наблюдают, мрачно ухмыляясь, как спасатели, ловко орудуя разнообразными отмычками, вскрывают, не повредив, металлическую, бронированную дверь, рядом суетятся два штатных видеооператора, один милицейский, один спасателей. Вскрыли, аккуратно осмотрели, пожали плечами, козырнули, щёлкнули каблуками и испарились. Примчались пожарники.
- Типичное возгорание от непотушенной сигареты, вы уж мне поверьте.
- А как же быть с дырой в потолке? И почему пожар погас?
- Наверное молния, вызывайте метеорологов.
Примчались метеорологи.
- Типичный удар шаровой молнии, причём двойной, вы уж мне поверьте. Вон, видите, дыра в форме восьмёрки? Два слипшихся шара и антенна на крыше оплавлена.
- А пожар почему погас?
- Зоя, когда у нас была последняя сильная гроза с проливным дождём и молниями?
- И последняя и сильная гроза одновременно была почти 2 месяца назад, с тех пор ни капли.
- Ну вот вам и ответ, молодой человек - пожар залило дождём.
- А как же объяснить с обожжённые пятна в форме ладоней в лифте и ванной комнате?
- Извините, это уже не наша компетенция, вызывайте парапсихологов.
Примчались парапсихологи.
- Типичный случай пирокинеза, вы уж мне поверьте. Обратите внимание на форму выжженного пятна на диване. Вот голова, вот плечи, спина, талия, таз, всё явно женское, только следов ног почему-то нет.
- А это что?
- Да, это нечто странное. Справа и слева от выжженной женской фигуры большие выжженные отпечатки ладоней, судя по размерам, явно мужские, а ниже женского таза ещё 4 прожжённые дыры. Может быть от коленей и от носков ступни? Точно! Мужчина стоял на коленях!
- Бред какой-то! Ну а тела-то, в таком случае, где?
- Тела это уже, извините, ваша компетенция. Вы же милиция, если я не ошибаюсь? Вот и ищите...
4.
- «Ваша компетенция», - противным голосом передразнил следователь, представителя парапсихологов, выплывая из воспоминаний, и раздражённо вышвырнул за балкон очередной окурок. - Слышь, капитан, этот хрыч бородатый мне окончательно голову заморочил. Обгоревшие пятна на диване правда что ли на человеческий силуэт похожи? Или у меня уже «крыша протекать» начинает?
Капитан ухмыльнулся, покосился на прожжённый, непонятно какими силами, потолок, на оплавленную антенну, вечереющее небо.
- Не мудрено даже если и «крыша протекать» начала, незнаю как ты, а лично я, такие улики первый раз в жизни вижу, за всё время работы ни разу такого не было, - он подошёл к дивану, скорчил рожу, пожевал губами, покачал головой.
- Да вроде похоже.
- И ты туда же?
- Да ладно тебе Степаныч, правда ведь похоже, - и водя пальцем как указкой начал показывать, - смотри, вот голова, вот плечи, талия...
- Всё, всё, хватит, сыт по горло: «голова, плечи, талия», слышать ни чего больше не хочу об этих саламандрах..
Капитан склонив голову, задумчиво посмотрел на диван.
- А вообще, по большому счёту, чушь конечно. Саламандры какие-то. Степаныч, а кто такие саламандры? Что-то типа соболя, что ли, или куницы?
- Нет. Это мифическое существо состоящее из огня и живущее в огне.
- Бред!
- Я вот тоже думаю что бред сивой кобылы. Общеросийский розыск что нибудь дал?
- Нет.
- Федеральный?
- Тоже нет. Ни родственников, ни знакомых, ни кого. И свиньи не кормлены, и корова не доена.
- Чего?
- Да это я так, шучу.
- Отпечатки в лифте и ванной сравнивали?
- Да.
- Ну и?..
- Эдентичные. С той только разницей что в ванной они не так сильно обуглены.
- Странные развлечения у людей, однако, лифт попортили, квартиру пожгли, мебель испахабили, разделись до гола и испарились, из закрытой изнутри квартиры. Оба комплекта ключей мы нашли. Кто такие, откуда? Хорошо хоть что они ключ из дверного замка вынули, когда вошли, а то спасателям пришлось бы дверь с петель срезать, и сидели бы мы сейчас с тобой, капитан, посреди проходного двора. Документов ни каких, может быть конечно они их с собой забрали и одежда у них наверняка запасная была.
- Ты Степаныч, меня только что пинал за то что я в мистицизм проваливаюсь, а сам то чего делаешь?
- Извините, коллега, задумался.
- Он ещё и зубоскалит, посмотрите на него.
- Да ладно, не обижайся, шучу. На кого квартира оформлена? Выяснили?
- Выяснили, да только толку от этого ни какого.
- То есть как это ни какого?
- А вот так. Не значатся нигде люди с такими именами и фамилиями. Никто не видел, не слышал и не знает.
- Нигде, говоришь?
- Нигде. Ни в ЖэКе, ни в паспортном столе, ни у нас в картотеке, даже у ФээСБэшников пусто.
- Мда-а-а. Чувствую я, капитан, что ещё одного «глухаря» на наш с тобой отдел повесят.
Капитан чиркнул спичкой, прикурил, подошёл к балконной двери, бросил её, горящую, в синеющее пространство.
- Не расстраивайся Степаныч. Одним «глухарём» больше, одним меньше, ни начальство не заметит ни мы, - он взял со стола фотографию, посмотрел, бросил обратно, - красивые, черти, что он, что она. Ей, по-моему лет 16, не больше. А он, судя по чертам лица и глазам, взрослый, годиков, эдак, 30 с длинным хвостиком. А ведь как молодо выглядит, а, Степаныч, аж завидки берут, бицепсы играют, живот подтянут, и кости не торчат - апполон да и только, не то что мы с тобой.
Степаныч вспомнил своё зеркальное, обнажённое отражение, скривился, дёрнул головой.
- Пошли отсюда, капитан, жрать охота, сил нет.
- И то верно, - он закрыл балконную дверь, а следователь форточку на кухне, вместе вышли на лестничную пощадку, закрыли и опечатали квартиру, вызвали лифт размышляя каждый о своём.
И в тот момент когда за ними закрылись двери лифта, в опечатанной квартире, толстая, восковая свеча, стоявшая на подоконнике, в глубокой нержавеющей тарелке, неожиданно вспыхнула сама собой...
5.
Из пламени, в комнату вышагнул обнажённый мужчина. Как только его нога коснулась паркета, пол под ступнёй тут же густо задымился и вспыхнул, как будто на паркет плеснули расплавленного металла. Не обращая на это ни малейшего внимания, мужчина развернулся лицом к свече и протянул руку, ладонь вверх в сторону пляшущего пламени. Из пламени, в его ладонь легла тонкая, женская рука и в комнату следом за мужчиной вышагнула из пламени обнажённая, юная девушка, пол под её ногами так же вспыхнул как и под ногами мужчины. Она обернулась к свече, дунула на неё, как будто закрывая за собой дверь и пламя тут же погасло. Повернулась к мужчине и слилась с ним в долгом поцелуе. Исследуя руками обнажённые тела друг друга они некоторое время посмаковали поцелуй, отстранились, улыбнулись друг другу и стали быстро ходить по комнате, собирая вещи, тут же надевая их на себя и хитро поглядывая друг на друга. Паркет всё ещё густо дымился, и к тому времени когда они уже полностью собрались, вся маленькая, однокомнатная квартирка была заполнена плотным, молочным дымом. Мужчина отщёлкнул шпингалеты и распахнул обе створки балконной двери. Ветер рванулся в комнату и мощным сквозняком потянулся в дыру в потолке, вместе с клубами дыма, улетая в тёмное, вечернее небо, по обугленному и дымящемуся паркету снова заплясали язычки пламени. Мужчина и девушка взялись за руки, посмотрели друг на друга, коротко и сильно разбежались по комнате, и с победным воплем, раскинув руки, нырнули за балконную ограду, в густую, вечернюю синеву.
- И-и-и-йях-ха!!! - Басовитый мужской и тонкий девичий голоса, далеко разнеслись по затихающему, вечернему городу. Эхо ударилось в коробки домов, запрыгало с балкона на балкон и увязло в листве деревьев.
Капитан и следователь, в раздумьи курившие возле подъезда, вздрогнули от неожиданности, вскинули головы. Высоко над ними, в сгустившихся вечерних сумерках, мелькнули две неясные тени, похожие на птиц.
- Совсем с ума посходили, орут как ненормальные, будто их режут.
- Да ладно, отдыхают люди.
- Нам тоже не мешало бы.
- Ну пошли тогда, чего стоим.
- Пошли
Они молча побрели по домам, борясь с наваливающейся сонливостью и аппатией, глядя под ноги и мечтая только об одном: о вкусном ужине, горячей ванне и свежей постели.
6.
...Они вынырнули из дождя, мокрые, замёрзшие но довольные друг другом и окружающим их миром. Хлопнули дверью подъезда, замерли, прислушиваясь. Вокруг была тишина, далеко за полночь, весь многоэтажный дом давным-давно спал, похрапывая и посапывая на разные лады и разглядывая разнообразные сны.
Он прижал её к стене подъезда и стал покрывать поцелуями, всё глубже и глубже забираясь руками под мокрую одежду. Она задыхаясь, отвечала ему тем же. На улице раскатисто громыхнуло, они снова замерли, прислушиваясь.
- Тише, - прошептала она, - бабушку разбудим, - и потянула его за руку в глубь подъезда, в сторону лифта.
На цыпочках они прокрались мимо дремавшей в своей будочке, в колченогом кресле, бабушки вахтёрши. Он ткнул пальцем в кнопку вызова лифта, тот загудел, загрохотал где-то на самом верху, залязгал тросами и сонно пополз вниз. Она прижалась своими губами к его губам, их руки нетерпеливо ощупывали тела друг друга, пытаясь в слепую снять одежду, путались, за что-то цеплялись. Вдруг стена к которой они прислонились, зашевелилась, поползла куда-то в сторону, а они потеряв опору, и давя истерический хохот, шумно ввалились в кабину подъехавшего лифта. Торопливо нажали на кнопку 16-го этажа, лифт медлил.
- Ну, жестянка безмозглая, соображай быстрей, - прошептал он в сердцах.
Лифт бесконечно долго не закрывал двери, зашубуршалась бабушка вахтёрша, зашамкала, заскрипела креслом, зашаркала тапочками. Двери наконец-то дрогнули, закрылись и лифт поехал. Он посмотрел на её зеркальное отражение и чуть не задохнулся: мокрая, взлохмаченная, растрёпанная и весёлая, вся одежда на перекосяк, одна грудь обнажена, посмотрел на себя, видок ничуть не лучше. Он словно в трансе повёл руками по её стройным ногам, снизу вверх, всё ближе и ближе к бёдрам, по влажной, гладкой и холодной коже. Одна её рука метнулась куда-то в сторону, вторая рванула его к себе, лифт остановился. Она нашла его, помогла, он вошёл, толчёк ещё толчёк. Они упёрлись руками в стену, из под их ладоней густо повалил едкий дым, затрещал, защёлкал плавящийся пластик, вспыхнул. Ещё толчёк, ещё. Широко раскрытые глаза, губы касаются. Кабина лифта, раскачиваясь на тросах, бьётся в стены шахты. Слышны невнятные голоса откуда-то снизу. Плевать, гори оно всё огнём. Ещё толчёк, ещё. Вдруг резкий шелчёк, и каркающий голос бабушки вахтёрши прокричал прямо рядом с ухом, по громкой связи:
- А ну прекратите баловаться! Я сейчас милицию вызову!
Они опомнились, огляделись, улыбнулись, не разъединяясь и не глядя ткнули в кнопку 16-го этажа, поехали дальше, наслаждаясь бездействием. Лифт дрогнул останавливаясь, разошлись, прикрылись плащами, вывалились в открывшиеся двери на пустую площадку, вместе с густыми клубами молочно белого дыма, поковыряли ключём в замочной скважине железной, бронированной двери, открыли, нырнули в квартиру, закрылись. Срывая друг с друга одежду и бросая её где попало добрались до ванной комнаты, возле ванны сбросили остатки тряпок, забрались в неё, эмалированную, белую, отгородились от всего мира полиэтиленовой занавеской и включили воду. Тёплые струи приятно жалили обнажённые тела и потоками обрушивались в сток, освежали, омывали, но не успокаивали. Она повернулась к нему спиной, он снова вошёл, снова толчёк, ещё один. Из под ладоней упёртых в крашенные, поверх кафельной плитки, стены потянулся слабый дымок, кругом была вода, краска плавилась, кафель трещал, обсыпался мелкой крошкой. Толчёк, ещё толчёк. Вдруг она ловко выскользнула из его крепкой хватки, крутанула вентили, перекрывая воду, отдёрнула прозрачную шторку, не вытираясь выскочила из ванной, возбуждённо дыша и оставляя за собой на полу мокрую дорожку, побежала в комнату. Он зарычал и рванулся следом. Она уже лежала на диване, на спине, приподняв голову, согнув ноги в коленях и разведя их широко в стороны, руками манила его к себе. Ну, ну, милый, скорее, скорее. Он одним прыжком преодолел разделяющее их пространство комнаты, напал, она вскрикнула, задохнулась, обхватила его руками и оплела ногами, как будто боялась упустить, прижалась всем телом.
Вот так, вот так, быстрее, быстрее. Ты слышишь, любимая, нас зовут, за нами уже пришли. Да, да любимый, я слышу, мы успеем, мы обязательно успеем, ещё быстрее, ещё, ещё. Какая бешенная гонка. Сил уже почти не осталось. Любимый, потерпи ещё немножко, мы уже близко. Да, любимая, я знаю, мы уже совсем близко. Вот. Вот! Вот!!! Любимая я умираю, не отпускай меня. Нет, любимый, я никогда не отпущу тебя, я тоже умираю. Я умираю! Я умираю! Мы умрём вместе, да любимый? Да, любимая.
Они закричали, застонали, запричитали, заплакали. Из-под их тел уже давно клубами валил дым, в комнате почти что ничего не было видно из-за молочно белой пелены. Диван вспыхнул, заплясали языки пламени. Их крики, стоны и причитания достигли аппогея, огонь перекинулся на тела, они засеребрились, заблестели, стали наливаться светом и, внезапно вспыхнув нестерпимо белым сиянием, рванулись вверх двумя слившимися лучами, перелились в лучи. Врезались в бетонный потолок над диваном, прошли сквозь него как раскалённый нож сквозь кусок масла, смели со своего пути, обрушив вниз потоком расплавленного стекла и металла, зацепили по пути «рога» телевизионной антенны, даже не заметив этого и ринулись ещё выше, в грозовое ночное небо.
Диван вспыхнул с удвоенной силой, небеса треснули с оглушительным, раскатистым грохотом и в комнату, сквозь дыру в потолке, ринулся поток дождя, весело затаптывая разрезвившееся пламя.