«...Сказали мне что эта дорога приведёт меня к океану смерти и я с полпути повернул обратно, с тех пор всё тянутся передомной глухие, кривые окольные тропы...»
Братья Стругацкие, «За миллиард лет до конца света», слова Вечеровского.
Он открыл крышку в полу, закрывающую ход вниз и заглянул в подполье...
Когда он сделал это в первый раз, то у него свело спазмой дыхательные пути от открывшейся перед ним величественной картины. Яркий звёздный космос, всей своей бездонностью и бесконечностью, ухмыляясь подмигивал ему миллиардами звёзд млечного пути...
...Это сейчас он смотрел в подполье любуясь и вздыхая. Сидел на краю, болтая ногами, задумчиво смотрел вниз, курил, швырял не погашенные окурки в открытый космос. А тогда с сипением, потому что кричать он не мог, выкатившимися от ужаса глазами, и каплями холодного пота, размером с хорошую горошину, выступившими на спине как будто под давлением, он шарахнулся в сторону и не мог пошевелиться в течении целой вечности. Возможно, конечно, что этой вечностью ему показалась та самая секунда, в течении которой он смотрел в подпол и никак не мог понять, откуда у него дома, там, где он прожил все свои не сознательные 33 года, в подполье, все самые укромные уголки которого он изучил сначала в детстве, играя в пряталки с самим собой, а потом, уже будучи вполне взрослым и самостоятельным человеком, когда прятал от законно-драгоценной супруги остатки своего любимого зелёного чая привезённого друзьями из Индии специально по его заказу, как здесь вдруг мог оказался выход в открытый всем звёздным ветрам космос...
...Он подошёл к незашторенному окну и долго смотрел не отрываясь и не мигая на фантастическую картину...
...Тогда, в первый раз, он долго не решался раздёрнуть шторы, из-за которых вполне явственно пробивался мерцающий свет. Подходил, замирал рядом, не решаясь даже заглянуть в щёлочку, протягивал руку, отдёргивал, отступал в полумрак комнаты, судорожно щёлкал выключателем торшера, который упорно не хотел включаться, дёргал туда-сюда вилку в розетке, проверял лампочку, всё, вроде бы, было в порядке, но работать всё равно не хотело. Верхний свет, так же, отказался подчиняться, телевизор и радиоприёмник зловеще безмолвствовали. Он снова подходил к зашторенному окну, снова отбегал, но в конце концов решился, зачем-то набрав полные лёгкие воздуха и задержав дыхание он рванул в сторону цветную материю закрывающую собой окна. В комнату хлынул яркий мерцающий свет похожий на лунный...
...Он щёлкнул шпингалетами, дёрнул фрамугу и распахнул створки. Из открытого окна явственно потянуло тёплым воздухом, с лёгким, едва уловимым, незнакомым запахом. Достал из пачки последнюю сигарету, сунул в зубы, смял пустую пачку, швырнул в пространство за окном, проследил эа тем как она медленно удаляясь по прямой, уменьшаясь и постепенно превращаясь в точку растворяется в звёздном хаосе. Чиркнул спичкой, прикурил, отправил обгоревшую палочку следом за пачкой, затянулся, дым от сигареты вслед за лёгким и тёплым сквознячком потянулся в окно...
...Тогда, трясущимися руками он долго не мог открыть два шпингалета, сердце молотило где-то в голове, возле ушей, гулко и часто. У него в голове прыгала какая-то бредовая надежда на то, что вот сейчас я открою окно, и выяснится, что надо мной просто подшутили друзья или родственники, вставив в окна вместо стёкол красивые, светящиеся картины с космическими далями в натуральную величину. Но увы, никто не собирался шутить, никто не собирался ничего и никуда вставлять, за распахнутым окном была всё та же яркая, звёздная картина, а в лицо ему мягко толкнулся, слабый поток тёплого воздуха в перемешку со странным, еле уловимым, не знакомым запахом. Ноги у него подкосились, он сел возле окна и заплакал...
...Докурив сигарету до половины и не закрывая окна он отправился в глубь квартиры. Прошёл через комнату, пересёк кухню, вышел в сени, по крутой лесенке быстро поднялся на чердак, с чердака вышел на небольшую плоскую крышу. За всё время своего неожиданного заточения он часто и подолгу бывал здесь, стоял, сидел но чаще лежал глядя вверх. Создавалась стойкая иллюзия что ты тёплой, летней ночью лежишь на крыше, бесцельно пялишься в яркое, звёздное небо и не о чём не думаешь. Все родственники уже спят, соседи то же, даже собаки не гавкают, молчат птицы, не слышно и не видно насекомых, исчез ночной гул города, ни звука, тишина, все спят...
...Тогда, на подгибающихся ногах, придерживаясь за стены, с мокрыми дорожками слёз, ещё не высохших на щёках и застрявших в недельной щетине, он кое как взобрался по лесенке на чердак. Его всё ещё не оставляла надежда, что нужно обязательно обследовать все входы и выходы и тогда всё выяснится, жуткий, кошмарный сон из которого он никак не мог выкарабкаться, обязательно прекратится и всё встанет на свои места. Он с опаской выглянул с чердака на крышу, и от сердца отлегло. Как же он мог так ошибиться, нет, нужно, однозначно, прекращать пить на ночь так много зелёного чая, эдак ведь и до инфаркта недалеко. Вот ведь оно, родное, звёздное небо, правда звёзд почему-то очень уж много, но не в этом дело, и все они какие-то уж очень яркие, но это даже красиво, и луны почему-то не видно, но это то же не беда, а почему так тихо? Ночью в городе не бывает такой звенящей тишины. Тёплое, лёгкое движение воздуха, тонкий, еле уловимый, незнакомый и странный запах, опять этот запах. Он вышел на крышу, подошёл к невысокому парапету, заглянул через него, и сознание у него померкло...
...Он постоял на краю крыши, щелчком отбросил от себя окурок, уже начавший обжигать пальцы, огонёк сигареты удаляясь и рассыпая искры растворился в призрачном звёздном мерцании. Глянул вниз, бесконечность помноженная на бесконечность в квадрате равняется - бесконечность в кубе. Да-а-а, чудная и заманчивая песпектива. Ещё раз вдохнул тёплого, еле заметного, лёгкого ветра со ставшим уже привычным слабым но по прежнему явным и непонятным запахом. Спустился вниз, пощарил в закромах родины, в коробке из под сигарет сиротливо ютилась последняя пачка, он сунул её в карман. Ну что ж, значит так тому и быть. «Это что же получается?» Думал он, засовывая в уже переполненный камин, коробку из под сигарет. «Жена всегда покупала сигареты по несколько блоков разом, на сколько же мне хватало одного блока? Чёрт, ни когда не задавался подобными вопросами. А сколько всего было блоков с начала моего заточения?» Он задумчиво поколупал попавшейся под руку щепочкой гору сухого, бумажного мусора, заполнявшего камин. Пустые коробки и пачки из под сигарет, какие-то обрывки бумаги, фантики от конфет. «Да, собственно говоря, какая разница сколько времени я уже здесь? Неделю, месяц, год, вечность? Какая разница?»
Решение созрело уже давно, сейчас оно блаженно отлёживалось в самом дальнем, тёмном, тихом и тёплом уголке сознания, наливаясь свежестью, соком и ароматом. Он взял из охапки дров, лежащей рядом с камином, сухое берёзовое полено, утромбовал им гору мусора, обложил её утрамбованную такими же сухими поленьями и чиркнул спичкой. Огонь весело заплясал по бумаге и картону, тоненькой струйкой дыма убегая в дымоход, медленно и неохотно занимались дрова. Вскоре в камине уже ровно гудело пламя, смешивая свой мечущийся, пляшущий свет с неярким ровным светом звёзд льющимся из окна. Он сидел на корточках возле камина, уперевшись подбородком в колени, щурился на пламя и задумчиво бросал в огонь щепочки и бумажки валяющиеся рядом. Встал, достал из кармана целую пачку сигарет, распечатал и сунул обратно в карман, бросил бумажки оторванные от пачки в огонь, проверил на месте ли спички и полон ли коробок, подошёл к двери, скинул с неё старый, кованный крючёк, прикреплённый к косяку, и распахнул настеж...
...Очнувшись и обнаружив себя лежащим на крыше, возле парапета, он пополз к лестнице, скуля всхлипывая и стараясь не смотреть по сторонам. Сначала он полз по-пластунски, потом набрался смелости и пополз на четвереньках, но на ноги встать так и не решился. Кое как спустился вниз, оступаясь, скользя, срываясь и хватаясь трясущимися руками за тёмные стены и прохладные ступени лестницы. В изнеможении он сел у дверного порога, за которым ещё вчера был выход на улицу, во двор дома, привалился спиной к косяку. «А что же за ним сейчас? Что?» Думал он в отчаянии, не в силах заставить себя открыть дверь. «Как я сюда попал? Ведь как-то же я сюда пришёл? Значит сюда есть дорога? А если дорога есть сюда, то это значит, что она есть и отсюда? Должен быть какой-то выход! Не может не быть! Безвыходных ситуаций не бывает!» Не вставая он поднял руку, скинул с двери неожиданно тугой крючок, коснулся её трясущимися пальцами, толкнул - не открывается, толкнул сильнее, не открывакется. «Да что же это такое!?» Его трясло, он готов был вот-вот провалиться в истерику и, боясь передумать, с силой впечатал раскрытой ладонью, которая тут же онемела от удара, в упрямую дверь. Заскрипев, дверь легко распахнулась, в лицо ему толкнулся лёгкий тёплый ветер, вперемешку со странным, еле уловимым, но явным, незанакомым запахом, и он снова заплакал. Навзрыд, не вытирая слёз, которые скапливались на небритом подбородке и срываясь со щетинок крупными каплями, замирали мокрыми пятнышками на его мятых чёрных брюках. Словно издеваясь над его недавними размышлениями, прямо от крыльца, примыкающего снаружи к дверям, уходил, плавно заворачивая куда-то в бесконечность, мерцающий миллиардами звёздных песчинок, туманный млечный путь...
...Он вышел на крыльцо, прислонился спиной к косяку и посмотрел вверх. Над крышей виднелся кусочек каминного дымохода из которого густой, толстой струёй выползал плотный рукав дыма и, поднимаясь вверх, растворялся, смешиваясь со звёздными туманностями. Он оглянулся назад, в полумрак комнаты, освещённой мерцающим блеском космоса, падающим из окна и открытой двери, в перемешку с пляшущим светом от лихо пылавшего и потрескивающего камина. Отвернулся от привычной обстановки, отошёл от косяка и спокойно встал на последнюю ступеньку крыльца. Постоял некоторое время на самом краю, руки в карманах, покочался с пятки на носок. Потом достал из кармана пачку сигарет, выбил одну коротким и резким ударом об руку, вытянул зубами, сунул пачку обратно в карман, достал спички, чиркнул одной о коробок, прикурил и стал наблюдать как пламя медленно поедает маленькую, тоненькую, деревянную палочку...
...Через несколько циклов сна и бодрствования он более менее оправился от психического потрясения. От первого шока осталось только тянущее, тоскливое ощущение безисходности. Он часами простаивал возле окон, лежал на крыше, прямо там засыпая, пялился в открытый подпол и всё разглядывал, разглядывал, разглядывал величественную картину вселенной, непостижимым образом окружившую со всех сторон его маленький дачный домик. Ел, пил, курил, спал, благо что запасы воды и еды были огромными - спасибо жене. Снова ел, снова курил, пил, спал, думал и смотрел, смотрел, смотрел в глаза звёзд, обнявших его своим пристальным, немигающим взглядом со всех сторон. Однажды он набрался смелости и крадучись, на полусогнутых ногах, судорожно хватаясь трясущимися руками за хлипкие перила, готовый при малейшей потере равновесия рухнуть на крыльцо и распластаться по нему впившись ногтями и зубами, он вышел на последнюю ступеньку крыльца. Постоял привыкая, и вдруг неожиданно для самого себя потрогал ногой пространство перед крыльцом, как будто в темноте нащупывая тропинку. Может быть, ему только показалось, от напряжения и взвинченных до предела нервов, а может быть, он и правда почувствовал лёгкий и упругий толчёк в ступню, не сильный, но ощутимый. Видимо именно тогда у него стало впервые вызревать понимание того, что ему придётся отсюда уходить, как бы ни было страшно, и как бы этого не хотелось...
...Огонёк дополз до пальцев и начал обжигать, он послюнявил пальцы другой руки и аккуратно перехватил спичку за уже сгоревший конец. Пламя доело остатки маленькой, деревянной палочки и успокоилось. Он сжал оставшийся от спички древесный уголь, тихо хрустнувший между пальцами, растёр его, внимательно посмотрел на чёрную кляксу, вытер пальцы о брюки и сделал первый шаг...
Путы млечного пути
Расплетаются под ноги
Не проехать не пройти
Не остаться у дороги
К небу не воздеть ладони
Не продаться Сатане
Бьют копытом землю кони
А ля гер, как на войне.
Яркая летняя ночь заполняла собой всё окружающее их пространство. Звуки ночной жизни сливались в негромкую но хорошо слышимую песню. Слабый шум лёгкого, тёплого ветра в листве деревьев, крики цикад и птиц, плеск сонных рыб. Они молча сидели обнявшись и тесно прижавшись друг к другу на берегу большого лесного озера где-то в самом сердце непроходимой усурийской тайги и смотрели, запрокинув головы в яркое, летнее, звёздное небо, на притихший лес, темнеющий по краям озера, на ровную, чернильную гладь воды покрытую нечёткими, колышашимися отблесками звёзд...
...И ни чего не произошло. Нога упёрлась в упругую, гулкую поверхность. Пространство под ступнёй мягко вспыхнуло и продолжало ровно светиться пульсируя и переливаясь. Он сделал второй шаг, потом третий, четвёртый, пятый... Каждый следующий шаг давался и необычайно легко и неимоверно тяжело одновременно. Возникло такое ощущение как будто он, вот уже в течении нескольких вечностей, составляет монолит вместе с окружающим его пространством. Двигаться ни куда не нужно, не хочется, да и, собственно говоря, некуда... Со всех сторон его окружала вечность, звёзды и бездонный космос, сверху и снизу, справа и слева, впереди и сзади. Но всё-таки что-то неудержимо толкало его вперёд, тянуло или может быть звало? И он делал ещё один шаг, и ещё, и ещё, и ещё. Внезапно оживший памятник самому себе, который когда-то дышал и двигался, но всё это было настолько давно что в памяти уже не сохранилось и приходилось всему учиться заново. Ещё шаг, ещё. Не останавливаясь он оглянулся назад... Там было всё то же самое что и впереди, не считая коротенькой цепочки медленно гаснущих за ним следов. Но он знал, чувствовал всем своим существом что идти нужно именно в ту сторону в которую он сейчас и двигался.
«Я... Часть... Вечности... Я... Часть... Ожившей... Вечности... Я... Вечность... Я... Живая... Вечность...» Ещё шаг, ещё. Каждое мгновение между шагами тянулось бесконечно долго. Где-то там, на границе вселенной, за это время успевала родиться новая звезда, прожить свою долгую жизнь и не менее долгую смерть, затем снова исчезнуть и снова родиться где нибудь в другом уголке бесконечного космоса... А может быть всё это ему только казалось?.. Может быть...
Шаг, ещё шаг, ещё... Он начал пристально вглядываться в ту сторону куда его тянуло с непреодолимой силой и вдруг увидел её. Сначала почувствовал, а потом увидел. Там, на противоположной стороне галактики, она шла ему навстречу, так же как он, шаг за шагом, и короткая цепочка медленно гаснущих следов плавно таяла за её спиной. И она то же его увидела, сначала почувствовала а потом увидела. Они увидели друг друга одновременно и что было сил рванулись навстречу, побежали.
Киноплёнка, которая прокручивалась до этого с неимоверно медленной скоростью - один кадр в столетие, вдруг то же рванулась вперёд, вместе с ними, и пошла с подобающей ей скоростью.
Они быстро приближались друг к другу. Цепочки мерцающих следов за их спинами резко удлиннились не успевая гаснуть. Из глаз хлынули слёзы, пространство за их спинами начало клубиться и скручиваться в воронки, не выдерживая такого резкого ускорения, как за кормой быстро идущего катера. Они уже ни чего не видели перед собой, только быстро приближающиеся лица друг друга, залитые счастливыми слезами. Ещё шаг и они столкнулись, провалились в объятия друг друга покрывая влажные лица горячими поцелуями.
...Ночная жизнь медленно затихала. Угомонился ветер, умолкли птицы и цикады, только иногда всплёскивали сонные рыбы. Тайга молча смотрелась в тёмную гладь ночного озера. Они не сговариваясь подняли вверх лица, в переливающееся, звёздное небо. Там, куда они одновременно посмотрели, ярко вспыхнула новая звезда и засветилась ровным, белым светом. Они обнялись ещё крепче и очень долго смотрели на мерцающую точку, появившуюся прямо в зените. Небо постепенно начало окрашиваться розовым - близился рассвет.