Ему уже за восемьдесят, а он всё ещё, как призрак, бродит ранними утрами по мусоркам. Сгорбленный с клюкой и сумкой в руках дед жалким видом своим разрывает сердца прохожих.
- Дожили!
- Вывели стариков на помойки!
Но никто его не выводил. Пётр Харитонович - собиратель цветного металлолома. Лет двадцать уж я живу над его квартирой этажом выше. И все эти годы лоджия старика – настоящая слесарка. «Старатель» стучит, пилит… Дались ему эти железяки! Живёт, как у Христа за пазухой. Пенсия хорошая плюс надбавка по возрасту, плюс льготы разные «Ветеранские» и льготы за репрессированных родителей…
- Неужели не хватает?
- Ну, не обижайся ты на меня, Иваныч. Пожалуйста, не обижайся - всякий раз извиняется Потапов.
А то иногда и на рюмочку позовёт.
Вот и сегодня пригласил.
- Привычка у меня такая, Иваныч - металл собирать, – после стопки, как обычно, разговорился Пётр Харитонович – не переслушаешь. - А, может, это даже потребность моя - полезным быть. У тебя, Иваныч, бывает потребность полезным быть?
- О, Господи! «Что малый, то и старый».
- А что? Выбросили, например, подсвечник или люстру на помойку, и погибло добро. А я старьё подниму и сдам. И медь оживёт опять. «Старателей», как я, много. Глядишь, на заводах новые трансформаторы намотают, генераторы… А, может, колокола для храмов отольют или памятники достойным людям…
- Вон вы как замечательно рассуждаете! – не от выпитой водки, а от удивления приятным собеседником воскликнул я. – Я ведь тоже, Пётр Харитонович, «старатель».
- Неужели?! – поразился старик, – Что-то я вас никогда не встречал на наших «промыслах».
- Мои «промыслы» – у меня за письменным столом. Я тоже по крупицам собираю свой «металл». То тема обнаружится, то сюжет возникнет, то образ крепкий или слово нужное найдётся… Глядишь, и рассказ получился. А рассказ - он тоже, как трансформатор, как колокол или памятник…
- Гляди ты! – от изумления Пётр Харитонович поперхнулся огуречным рассолом – Ты – писатель, что ли? Сколько рядом прожили - не знал. И почём же твой «цветмет» принимают?
Ну, наступил старик на «любимую» мозоль! Теперь и меня не переслушаешь!
- У кого как, Пётр Харитонович, - ответил я. - Кому миллионы дают, а кому страничку в журнале за его же кровные выделяют…
- Погоди. Это как же? Выходит, к примеру, я принёс на пункт полпуда металла и, чтобы его взяли задаром, надо ещё и деньги заплатить?
- Именно так. А иначе выбрасывай сочинение хоть под стол, хоть на помойку.
- Ну, а миллионы-то кому же платят?
- Да что вы, Пётр Харитонович, как маленький?! Ведь не все ваши «старатели» копеечными подсвечниками да люстрами «промышляют». И трансформаторы в ход идут и надгробья, и мемориалы… Дай возможность, и «Царь-колокол» продадут. Так же и в литературе: одни над родиной изгаляются, другие над её народом и историей. Кровь и секс в печати стали вместо души и совести… А всё непотребное щедро оплачивается. Про молодого хорошего тракториста, к примеру, рассказ и читать-то не будут, если он не миллионер или если не переспал с агрономшей прямо на пашне средь белого дня.
Мы, «старатели», пили водку и общались.
- Ну и времена, Иваныч! – дополнил рюмки «металлист» Потапов.
- Такие вот времена, Пётр Харитонович… - отзывался я.
Было это в начале двадцать первого века в России.