Незадолго до того, как Васька с матерью съехали от Королёвых, к ним частенько стал захаживать дядя Федя. Он был высокий, худощавый и, по Васькиному мнению, совсем некрасивый. Иногда он приносил с собой чёрный, угловатый баян, садился где-нибудь в углу и, пока мама занималась домашними делами, играл на баяне и пел. Песни всё были грустные, да и сам дядя Федя чаще имел печальный вид.
А когда он не играл и не пел, то о чём-то в полголоса разговаривал с Васькиной матерью. С Васькой дядя Федя был неизменно ласков. Он гладил его по голове, а иногда даже приносил конфеты. И ещё он рассказывал, как воевал на войне, и как командовал расчётом “Катюши”. В добавление к этому, мама рассказывала Ваське, что дядя Федя совсем почти не пьёт и даже не курит.
- А чего он приходит? - спросил её как-то Васька.
- Говорит, что любит, - смеясь, отвечала Вера Ефремовна. - Вот уговаривает выйти за него замуж.
- А ты?
- А я даже и не знаю. Вроде, мужчина он видный, работящий, опять же не курит, не пьёт...
- Но он тебе-то хоть нравится или нет? - допытывался Васька.
- Да, вроде, ничего. Только ведь он был женат и совсем недавно развёлся. А там у него осталось целых трое детей. Ещё как подумают, что это я его из семьи увела.
Слушая мать, Васька всё никак не мог вникнуть во все эти взрослые премудрости. Он был вовсе не против, чтобы мама вышла за дядю Федю замуж. Он считал, что так ей будет легче управляться с заботами.
Между тем, дядя Федя всё продолжал приходить и Васька даже стал к нему привыкать. Он представлялся Ваське человеком во всех отношениях положительным, но всё же в нём не было чего-то такого, что заставило бы прилепиться к нему душой. Васька старался, как мог, и всё-таки чувствовал, что дядя Федя ему совсем чужой, и что вряд ли он когда-нибудь станет для него родным. Иногда ему даже казалось, что дядя Федя лишь притворяется ласковым и добрым, а на самом деле ему нет до Васьки ровно никакого дела.
"Ну, и подумаешь, - размышлял Васька, - ведь не мне же на нём жениться".
А когда мать решилась наконец с ним жить, и перед этим спросила Васькиного мнения, он ответил, что, если дядя Федя ей нравится, то он, пожалуй, не возражает.
- А ты будешь называть его папой? - полюбопытствовала она.
- Папой? - немного удивился Васька, но, поразмыслив, сказал. - Если ты хочешь, чтобы я называл его папой, ладно, я буду называть его папой.
- Он что, совсем нисколечки тебе не нравится? - встревожилась Вера Ефремовна.
- Да нет, почему, - замялся Васька. - Главное-это чтобы он тебя не обижал.
- А мне главное, чтобы вы с ним поладили.
- Значит, поладим, - успокоил он мать. - Ты за меня не боись.
Было решено, что дядя Федя будет пока с ними жить просто так, а дальше уже будет видно.
Как раз к тому времени выяснилось, что Королёв, у которого они снимали комнатку, оказывается какой-то “морфинист”. А в последнее время он стал приставать к Васькиной матери, чтобы она выписывала ему какие-то запрещённые лекарства. А поскольку она это делать решительно отказалась, он страшно разозлился и начал устраивать ей скандалы.
Правда, когда появился дядя Федя, который работал в милиции шофёром, он несколько попритих, но всё равно изо дня в день ворчал и требовал, чтобы они непременно съезжали из его дома.
Его жена, оказавшаяся вовсе не такой уж и доброй, поминутно выходила из себя из-за разных пустяков и требовала того же.
Но съезжать Ваське с матерью было некуда, и у дяди Феди тоже не было своего угла.
Хорошо ещё, что тётке Серафиме, материной сестре, которая лишь недавно перебралась жить в город, дали однокомнатную квартиру, в новом кирпичном четырёхэтажном доме.
Тётка Серафима работала где-то в филармонии и постоянно пропадала с артистами в разъездах. Она-то и согласилась пустить их к себе, тем более, что пока она моталась с артистами, за её маленьким Игорьком совсем некому было присматривать.
Она недавно развелась со своим мужем, который оказался пьяницей и, к тому же ещё, и ужасно драчливым. Её Игорьку было четыре годика, и он также, как когда-то и Васька, был устроен в круглосуточный садик. Иначе и быть не могло.
Видимо, семья тётке Серафиме была, попросту говоря, противопоказана. Она была весёлой, бесшабашной, обожала компании и шумные веселья. Она не переносила находиться на одном месте и уж тем более вести домашнее хозяйство. Потребовалось несколько дней, чтобы привести её квартиру в божеский вид: наново побелить, отмыть полы и перемыть грязную посуду, целые горы которой громоздились на кухне, на столе и в раковине.
После того, как Васька, его мать и дядя Федя переселились к ней, все хлопоты по дому легли на плечи Васькиных родителей. Тётка же продолжала хороводиться с артистами, едва дотыкаясь до дома.
За Игорьком же стал присматривать Васька. Они встречались по субботам и не расставались потом до понедельника.
Так, за неимением родного брата, у Васьки появился двоюродный братишка, к которому он тотчас же привязался.
Игорёк был забавный пацанёнок, с вечно торчавшим из-под майки пузцом, с круглыми щеками и с ёжиком совершенно белых волос. Он всё время ухитрялся где-то простывать и поэтому у него из носа без конца текли сопли. Впрочем, он приучился их слизывать языком, так как руки его всегда были заняты делом.
Ко всему прочему Игорёк был ужасным непоседой и неутомим на разные шкоды.
Васька едва за ним поспевал, хотя стоило ему зазеваться, как тот мигом успевал забраться в кухонный стол или в сервант и рассыпать по полу всё, что можно было рассыпать и разбросать. А иногда он принимался гоняться за тараканами с явным намерением испробовать которого-нибудь на вкус. Одним словом, с Игорьком надо было постоянно держать ухо востро.
К примеру, однажды, Васька надумал пожарить яичницу. Он порылся в разных углах, отыскал два яйца, а к ним с четвертинку хлеба. Короче говоря, Васька поставил на газ сковороду, отмерил в неё столовую ложку жира и расколотил те самые яйца. На двоих этого было маловато, но больше ничего найти не удалось. Сам Васька лишь на минуту отлучился на балкон. А Игорёк, который до этого преспокойно играл в углу с пластилиновыми человечками и как будто ни о чём не помышлял, мигом этим воспользовался.
Он шмыгнул на кухню, каким-то образом дотянулся до стоявшей на плите сковороды и свалил её на пол. Затем он уселся тут же и принялся размазывать не успевшие зажариться яйца себе по волосам и по пузу, смясь и чмокая губами от восторга.
Увидев это, раздосадованный Васька угостил брата крепким подзатыльником. Другой бы на месте Игорька тут же занюнил, но Игорёк никогда не был плаксой, и вообще он был пацанёнком не робкого десятка. Вот и на этот раз он, выпятив живот и ощетинившись своим ёжиком, отважно бросился в бой.
Конечно, Васька ему был не по зубам, но храбрость, с какою он бросался дать ему сдачи, внушала уважение. Поэтому-то без нужды Васька старался его не обижать.
И всё же братья частенько ссорились, отчего тётка Серафима даже прозвала их Задирихой и Неспустихой. Задирихой, конечно же, был Игорёк, а Неспустихой - Васька. Но даже и эти мимолётные ссоры вовсе не мешали их дружбе.
Иногда, соорудив из стульев летательный аппарат, они играли в космонавтов, а то ещё, прячась за разные укрытия, устраивали перестрелку с «немцами». Словом, скучать им было некогда.
В другой раз Васька принимался что-нибудь рисовать цветными карандашами, а Игорёк устраивался рядышком и с жадным любопытством наблюдал, как он рисует.
Но заканчивались выходные, и братья расставались на целую неделю. Васька скучал по Игорьку и каждый раз, дожидаясь встречи, давал себе слово, что никогда не будет с ним ссориться. Правда, потом он про эти обещания забывал, но всё равно им вдвоём было весело и интересно.
Ясными днями Васька помогал Игорьку одеться и вёл его погулять. Взявшись за руки, они часами бродили по двору, или уходили на Бурхановку смотреть, как старшие пацаны плавают там на плотах, сколоченных из досок и ящиков.
А тут как-то однажды Ваське ночью приснился сон, что будто бы Игорёк как-то опасно заболел, и что жить ему осталось всего один день. И вот они вдвоём весь тот день гуляли по городу. Во сне Васька понимал, что для Игорька это последний в его жизни день, и поэтому страшно грустил. Он старался не показать виду, а наоборот всё время рассказывал Игорьку какие-то весёлые истории. И всё же под конец, он не выдержал и расплакался.
Так, в слезах и с чувством непереносимой тоски он и проснулся. Зато как он обрадовался, когда увидел, что Игорёк преспокойно спит рядом, на кровати. Васька бросился его целовать. А тот только таращил на него глаза и отбивался.
- Слышь, Игорёк?Слышь, чего я решил, - утерев об подушку слёзы, и успокоившись, шёпотом сказал Васька.
- Чего? - зевнув, отвечал Игорёк.
- Ты, если тебя кто обидит, мне только скажи. Договорились? И вообще, давай всю жизнь будем жить вместе? Только ты и я, даже когда станем совсем большими. Давай?
- Давай, - согласился Игорёк. Он ещё раз зевнул, потом повернулся на другой бок и тотчас заснул.
Но Васька так и не смог уснуть до утра. Он всё мечтал, как они с братом будут жить вдвоём, и как он, его старший брат, будет всюду его защищать.