Третий класс Васька закончил из рук вон плохо. И хотя среди остальных он по-прежнему считался одним из лучших, но до такого он ещё не докатывался. За год он получил аж целых четыре тройки, чем страшно огорчил свою мать.
Проверив его табель успеваемости, Вера Ефремовна даже всплакнула. Она не стала Ваську ругать, наказывать, но от этого ему было только ещё горчее. Уж лучше бы мать на него накричала или отходила бы его ремнём, так нет.
Три дня Васька бродил по двору, как в воду опущенный. Ему было жалко мать, жалко себя и вообще всю свою неудавшуюся жизнь. Вон даже и Варвара Петровна на последнем классном часе сказала, что, мол, ему, дураку, умная голова досталась. А ведь до этого она его чаще хвалила, чем ругала.
“Да, - горестно вздыхал он, - и как же это я так опростоволосился с этими тройками?”
Временами ему становилось до такой степени себя жаль, что слёзы сами наворачивались на глаза. Но к четвёртому дню каникул ему надоело копить в себе скорбь и он стал придумывать, чем бы заняться.
Жили они по-прежнему в полуподвале, в старом обветшалом доме, нижняя часть которого была выложена камнем, а верхний этаж, занимаемый другой семьей, был деревянным. В том же дворе находилось ещё два деревянных дома, в каждом из которых помещалось по две семьи. К ним примыкали небольшие участки земли, огороженные невысоким штакетником.
Там были разбиты грядки для овощей, росли кусты малины и смородины. Посреди же двора, на самом почётном месте, возвышалась сколоченная из досок помойка. Зимой она превращалась в сплошной кусок льда, но зато летними днями источала нестерпимое зловоние и привлекала к себе легионы мух.
По всему видать, двор этот был очень старый и в нём, как и в любом другом старом дворе, находилось немало потайных уголков. Вот эти-то самые уголки Васька и надумал обследовать.
Прежде всего, его занимал глухой тупичок, упиравшийся в высокую, кирпичную стену и зажатый с одной стороны дровяным сараем, а с другой - дощатым забором. Васька подозревал, что в этом, всеми забытом закутке, если порыться хорошенько, можно отыскать немало любопытных вещиц.
И вот, вспомнив теперь о нём, Васька даже почувствовал зуд во всём теле. Так с ним случалось всегда, когда его охватывало сильное волнение. Он тут же отправился домой, чтобы запастись всем необходимым.
В сенцах он отыскал совок, небольшую лопату и старую, отслужившую свой срок кошёлку, валявшуюся в кладовке за ненадобностью. И когда он совсем уже приготовился отправиться в экспедицию, к нему заявился Петька.
Этот Петька приходился Ваське кем-то вроде двоюродного брата по отчиму, и познакомились они лишь совсем недавно. Петька жил со старшей сестрой и с родителями в старом бараке, в двух кварталах от Васькиного дома, и временами наведывался к нему в гости. Он был двумя годами младше Васьки, имел круглое, курносое лицо с чёрными, словно черёмушки, глазами. В общем, мальчишка он был неплохой, и временами с ним можно было ладить. Но иногда он становился упрямым до невозможности. Обычно с ним такое случалось, когда он завидовал, а завидовал он почти беспрерывно и по самому малейшему поводу. А когда Петька завидовал, то начинал усиленно грызть ногти, а ещё он сразу делался ужасно несговорчивым.
Почти с самого первого дня Васька подметил за ним эту особенность, а вскоре даже придумал способ, как с этим бороться.
Суть его способа сводилась к тому, что как только Петька начинал завидовать, на него тут же следовало перестать обращать внимание. Ну, словно его и нет вовсе. На Петьку это действовало, как ушат холодной воды.
А ещё надо было помнить, что, когда он в таком расположении, то лучше ни о чём его не просить и ни на что не подговаривать. Тем более, что он всё равно ни за что не согласится. Как раз наоборот, ему нужно было внушить мысль, что уговаривать его никто и не собирается. Только при таком условии он становился сговорчивым и даже привязчивым, как липучка.
Была у Петьки и ещё одна слабость, это та, что от него всегда скверно припахивало. А всё потому, что то ли по забывчивости, то ли ещё по какой причине, он имел привычку пачкать штаны. И сколько родители над ним ни бились, сколько его ни ругали, им так и не удавалось отвадить его от этого. В ход бывал даже пущен ремень, но и это не действовало.
Он и теперь, заявившись к Ваське, принёс с собой этот тошнотворный душок.
Сперва он долго и подозрительно разглядывал приготовленные Васькой инструменты, а потом спросил, куда тот собрался. Выяснив же в чём дело, он сначала помрачнел, а затем пустился грызть ногти
- Так ты, выходит, клад надумал искать? - управившись с одной рукой, взялся за другую Петька.
- Не то, чтобы клад, - уклончиво отвечал Васька, - а так, вообще...
- Ну да, рассказывай. А лопата тебе зачем?
- Лопата? А лопата мне за тем, чтобы рыть землю. Зачем же ещё?
- Ага, - обрадовался Петька, принимаясь ещё яростней грызть ногти, - вот ты и попался. Только ведь я рыть клад с тобой не пойду, - опять насупившись, прибавил он.
- Подумаешь, а тебя никто и не зовёт. Я и без тебя обойдусь...Ну, ладно, - беря в руки инструменты, сказал Васька, - некогда мне тут с тобою болтать, пошёл я.
Как и следовало ждать, Петька поплёлся за Васькой следом. Он едва не наступал ему на пятки, продолжая грызть ногти и коситься на Васькины снасти.
Они пересекли двор, прошли вдоль дровяных сараев и оказались у того места, где предполагались раскопки. Там, в заброшенном тупичке, находилась куча сухого мусора.
Васька немедленно принялся разгребать эту кучу, а Петька уселся на корточки возле забора и приготовился наблюдать за его работой.
Слой за слоем просеивая мусор, Васька откидывал его под ноги Петьке. Тот некоторое время безучастно наблюдал, но в конце концов не выдержал и взялся ему помогать.
Они трудились в поте лица, перелопатили гору земли, но всё оказалось напрасно. Вырыв яму в пояс глубиной и, наконец, добравшись до слоя, состоящего сплошь из битого кирпича, они отыскали лишь пару голубых бусинок, ворох заскорузлых тряпок да изрядный набор разноцветных стёклышек.
Петька ухмылялся, - его ничуть не огорчил такой исход дела, - зато Васька был поражён и подавлен. Но всё равно он не собирался падать духом и в продолжении следующей недели обследовал и все другие укромные уголки. Перерыл горы земли, и откопал немало никому не нужной дребедени.
Он угомонился лишь тогда, когда отчим привёз откуда-то с работы здоровенный ящик из-под ружей и передал его в полное Васькино распоряжение.
Начисто позабыв о неудачах, постигших его при раскопках, Васька живо заинтересовался этим ящиком. Его теперь занимала мысль, на что бы этот самый ящик употребить. В него легко могли бы поместиться четыре Васьки и Петька в придачу, не будь он, конечно, таким вонючкой.
А пока он ходил вокруг ящика и обмозговывал план дальнейших действий, его носа достиг знакомый душок. Ну, так и есть - неподалёку, в полном безмолвии грыз ногти его дружок, Петька.
- И что ты собрался с ним делать? - мрачно поинтересовался он.
- Да вот, думаю, хорошая бы из него вышла машина.
- Машина? - перестав грызть ногти, изумился Петька. - Не-е-е, машина из него не получится.
- Это почему ж не получится? - закипятился Васька. - А спорим, получится? Ещё поглядим, какая выйдет машина. Мне бы вот только для неё колеса где-нибудь раздобыть.
- А я говорю, ничего у тебя не выйдет, - гнул своё Петька. - И колёса я с тобой искать не пойду, и помогать тебе тоже не буду.
- Не будешь?
- Не буду.
- Ну, и катись тогда отсюда. Больно ты мне такой нужен.
Конечно же, никуда Петька катиться не собирался. Более того, его теперь от Васьки было и палкой не отогнать. Вдвоём они обшарили всю округу, побывали на свалках и пустырях и натаскали во двор разных железяк и штучек, в полезности которых им ещё предстояло разобраться.
Раздобыли они и колёса от детских колясок, другие им просто не попадались.
Словом, всё было намази, но тут-то и выяснилось, что ни Васька, ни Петька делать машины и вовсе не умеют. По правде сказать, на этот счёт Ваську с самого начала грызли сомнения, просто до времени он об этом помалкивал. Он и сейчас не подавал виду, а наоборот с огоньком взялся за дело. Укрепив ящик на кирпичах, он притащил из кладовки ножовку и принялся в нём что-то выпиливать. Потом он взялся за молоток и гвозди...
Васька стремился придать ящику вид автомобиля, потом рассчитывал приделать к нему снизу колёса, которые, по его замыслу, следовало приводить в действие с помощью педалей.
Петька всё время крутился рядом и даже кое-в-чём ему помогал. Впрочем, пока Васька возился с корпусом будущей машины, всё шло как будто ничего, но когда дело дошло до колёс и педалей, то тут всё и встало. Оказалось, что Васька понятия не имеет, как и к чему там нужно прикреплять, да ещё чтобы они при этом и работали.
- Да, ничего у нас не выйдет, - почесав в затылке, признался он. - Да, и колёс подходящих нам всё равно не найти.
Тут он был совершенно прав - колёса от детских колясок для такого тяжёлого ящика и впрямь не годились.
- Ну, а я что тебе говорил? - хмуро отозвался Петька. Ему так же как и Ваське досадно было, что всё так обернулось.
Короче говоря, от затеи с машиной им пришлось отказаться.
Оказавшись не у дел, они некоторое время уныло болтались то там , то сям, не в силах придумать ничего подходящего.
В один из дней, когда они сидели в теньке возле Петькиного двора, провожая глазами редкие машины, Васька вдруг и говорит:
- Послушай, Петька, а представь, что это не машины тут ездят, а фашистские танки. И что они едут захватывать Москву.
- Ну!? - выпучил глаза Петька.
- Вот тебе и ну. А мы...мы будто бы с тобой панфиловцы и нам, во что бы то ни стало, надо эти танки остановить.
Однако, к Васькиной досаде оказалось, что Петька знать не знает, кто такие эти “панфиловцы”, а ещё он не мог взять в толк, отчего это Васька так хлопочет о какой-то Москве.
Битый час Васька растолковывал тёмному, как духовка, Петьке, что к чему, пока тот наконец не начал немного соображать. И всё же одного Петька никак не мог или не хотел понять. Ему было невдомёк, что же они могут поделать, если Васька правда не врёт и фашистские танки в действительности направляются к Москве.
- Да ты что, нарочно меня злишь, что ли? - выходил из себя Васька. - Я же тебе объясняю, всё это как бы понарошку. Мы-панфиловцы, а то, - указал он пальцем на проехавшую мимо машину, - то - фашистские танки. И нас всего только двое осталось...
- А почему только двое? - допытывался Петька. - Сам же говорил, что их целая дивизия, панфиловцев-то?
- Тьфу ты! Ну да, говорил, - совсем разозлился Васька. - Чего ты дурацкие вопросы-то задаёшь? Это же война. Убили остальных, понимаешь?
- Ну!? - опять не поверил Петька и для верности стал осматриваться по сторонам.
- Вот тебе и ну. Двое нас осталось, и больше нет никого. А машины - это всё танки, а камни... вон их сколько... камни-это гранаты. Ну, понял теперь?
- Понял. Чего не понять. Камни - это гранаты.
- Так вот, мы должны эти танки, то есть машины... Тьфу ты, запутался я с тобой совсем. В общем, мы должны их все подбивать.
- Как подбивать? Камнями, что ли?
- Да не камнями, а гранатами. Вот олух, ничего тебе не втолкуешь.
За “олуха” Петька тут же обиделся и непременно бы ушёл, но не сделал этого по той простой причине, что Васька тут же пожелал ему ”попутного ветра”. И вдобавок ещё заявил, что он и один со всеми танками управится.
Так или иначе, но с обидами Петька решил повременить и остался в строю.
Поладив таким образом и запасшись камнями, братья-панфиловцы со всеми предосторожностями залегли у дороги, под прикрытием зарослей лебеды и полыни.
- Да, смотри, - наставлял Васька, - гранаты надо бросать под самые колёса, тогда только сработает.
Дорога, которую они оседлали, была не очень оживлённой, так что им не составляло большого труда под каждую из машин забрасывать по парочке “гранат”. Они отлично справлялись со своей задачей, переполняясь гордостью и за себя и за своё геройство.
Но тут вышла промашка. Один из камней, пущенный не то Васькиной, не то Петькиной рукой, как-то неловко срикошетил и угодил прямо в лобовое стекло тёмно-зелёной “Волги”. Послышался скрежет тормозов, дверца водителя открылась.
Новоявленные панфиловцы, позабыв и про ”долг” и про Москву, кинулись наутёк, перегоняя друг друга.
Они скрылись в Петькином дворе, который из-за густой растительности, заборчиков и всевозможных построек, представлял собою запутанный лабиринт. Братья-панфиловцы долго петляли по узеньким дорожкам, стремясь хорошенько запутать следы. Потом, спрятавшись за кусты смородины, присели отдохнуть.
Прошло ещё какое-то время и, когда они решили, что опасность миновала, выбрались из-за кустов и, как ни в чём не бывало, подались к Петьке домой.
Они уже подходили к бараку, как прямо перед ними выросла громадная фигура мужика, в таксистской кепке. Тот, долго не раздумывая, сгрёб истребителей танков своими рыжими волосатыми ручищами и, держа их под мышками, в таком виде представил Петькиному отцу.
Петькин отец как раз выходил из подъезда и, судя по сердитому его лицу, был уже осведомлён о случившемся.
Вообще, Петькин отец всегда отличался весёлым и добродушным нравом, однако на этот раз это не помешало ему вытянуть из штанов ремень и устроить истребителям энергичную порку.
К счастью, машина почти не пострадала, так что собственно поркой всё и закончилось. Панфиловцы перенесли экзекуцию молча, не проронив ни слезинки. Правда, после этого, Петька до конца дня был водворён под домашний арест, а Ваське было указано убираться к себе домой.