На полкирпича мимо

Александр Бушковский
 Вечер у моря был замечательный. Андрюха просто физически ощущает запах водорослей у кромки медленного прибоя и жмурится, чувствуя ласковое тепло огромного заката. В наступающих сумерках побережье пронзает ароматом лета, тёплого песка, пряной морской воды. Все говорят тихо, почти шёпотом, нет нужды и охоты кричать. Не слышно и чаек, хотя вот они, бродят по гальке и качаются на бесшумных волнах. Небо реет над землёй и морем, как огромный цветной флаг. Почти незаметно колышутся розовые и оранжевые полосы заката, а узкий бледный пояс отделяет их от вечернего, в половину небосклона, фиолетового подбоя. Редкие звёзды всё острее проблёскивают  на нём, и полотнище неба становится завершённым, словно акварель.
Полковой оркестр целый день трясся в жарком, пропахшем пылью, табаком и бензином автобусе, и теперь усталые музыканты молча лежат и сидят на песке у воды, глядя на далёкую линию горизонта. Андрюха, не торопясь, разводит маленький костерок из отшлифованных морем обломков кораблекрушений. Он здесь самый младший по возрасту и по званию, рядовой. Зато осенью ему домой, а все остальные – офицеры и прапорщики, у них служба. Становится темнее, и оркестранты потихоньку рассаживаются вокруг костра. Как дисциплинированные военные, они приносят с собой топливо, и костёр на глазах разгорается.
                Здорово, что музыканты – хоть и военные, но не армейские люди. Без погон они совсем другие. Простые, весёлые и доброжелательные. Андрюха после двух лет казармы не может прийти в себя от эйфории свободы и  женского запаха моря. Хочешь – купайся, хочешь – пей от жары сухое вино вместе с трубачом, а по совместительству и руководителем «дикселенда» Виктором Дмитриевичем. Он - старший прапорщик, но здесь, вдали от оставшихся где-то на другой планете  ворот части, называет Андрюху по имени и на «ты». Впрочем, как и остальные. Нет среди них ни одного профессионального музыканта, кроме Вик Митча, (так его для краткости немного фамильярно называет Андрюха), но всем передалась его бескорыстная страсть к музыке, а заодно какая-то бесшабашная, весёлая энергия, желание победить на этом конкурсе военных оркестров, куда они уже второй день добираются.
               Провожая, командир полка пожелал им удачи в таких выражениях, что это прозвучало почти как приказ. Что-то типа «без победы не возвращаться». Но едва только автобус вырулил на большую дорогу, они без подготовки разложили на голоса и запели: «Арго-о-о! Да пошлёт нам небо путь с луной и звёздами». Очень уж красиво у них получалось, как было не подпеть: «Арго-о-о! Если стихнет парус, мы ударим вёслами». А сейчас никто уже и не помнит о командирском наказе, все просто отдыхают и наслаждаются летним вечером.
Берег вокруг был почти пуст. Место необжитое, до города далеко, да и осень скоро. Вот и не осталось «дикарей», только вдалеке одна белая, будто выгоревшая на солнце палатка. Рядом с палаткой тоже дымился костерок, и померещилась там Андрюхе девушка. Он долго вглядывался, потом встал, потянулся и пошел к автобусу.
- Вик Митч, разрешите повторить партию?
Дирижёр махнул рукой. Андрюха достал из чехла свой альт и отошёл в сторону. Партия аккомпанирующего инструмента мелодичностью не отличалась, и он попытался сразу, на слух воспроизвести шедевр. Попытка не увенчалась успехом.
- Что это мы пытаемся сыграть, мой юный друг? – Виктор Дмитриевич тоже вышел из автобуса со своей трубой и продувал мундштук.
- А вы знаете эту вещь, Вик Митч?
- Прежде, чем играть Гершвина, Андрей, нужно лет семь медяшки тереть, дорогой мой.
- Значит, знаете? Маэстро, прошу, дайте урок, - по-солдатски грубо польстил Андрюха.
Трубач приложил инструмент к губам, вздохнул и закрыл глаза…
              …В десятом классе на урок истории к ним пришла новая учительница, Ира, практикантка с исторического факультета. Хотя она и была высокого роста, но уж больно робкая, и от этого нескладная. Класс намеренно, для проверки, не замечал её и продолжал монотонно гудеть. Она осторожно положила на стол классный журнал, открыла проигрыватель и достала из белого конверта большую чёрную пластинку.
- Друзья, от нечего делать послушайте, пожалуйста, музыку, - негромко попросила она.
Удивительно, как притих класс.
- Ирина Владимировна, можно пересесть поближе?
- Пожалуйста.
Андрюха уселся за первую парту и скромно  приготовился слушать.
- Это ария Бесс из оперы Джорджа Гершвина «Порги и Бесс», - теперь она говорила только с ним, - я понимаю, что сейчас молодые люди такую музыку не слушают. Это не модно. А жаль. Конечно, она не относится к популярной, непривычна, но когда вы её услышите и поймёте, а вы обязательно её поймёте, я уверена, то испытаете новые замечательные чувства. Это – мелодия странной любви, очень красивая и грустная.
Она говорила серьёзно, все это понимали. Но так легко и естественно говорить о чувстве, тревожащем души шестнадцатилетних, чувстве, о котором они всё время думают и  молчат, другие учителя не решались, и потому мелодия запомнилась Андрюхе навсегда.

Тишину, раздавшуюся после финальной ноты, нарушил бас майора дяди Юры:
- Действительно, не прогнать ли наизусть основные вещи? А то завтра некогда ведь будет репетировать.
Если уж дядя Юра не поленился достать свою тубу, остальных не придётся ждать. Музыканты уже выносили инструменты и занимали каждый своё место вокруг костра.
- Валера, может, не надо большого барабана? Обойдёмся малым и тарелками.…А, ладно, доставай, - улыбался маэстро, стоя в центре освещаемого круга, - так, готовы? Товарищи офицеры, играем «Марш Саратовского полка», надеюсь, все помнят наизусть?
Андрюхе было почему-то приятно, когда дирижёр говорил музыкантам «товарищи офицеры». Перед отъездом ему, рядовому, выдали (для выступления на конкурсе) парадный офицерский мундир, белые перчатки и аксельбант, так что теперь он был со всеми на равных. Виктор Дмитриевич подождал, пока они приготовятся, сконцентрировал общее внимание, приподняв вверх трубу, а потом качнул ею, начиная марш. «Откуда такая акустика?» - думал Андрюха, - «Не на сцене же, кругом один песок…» Он старательно выводил свою партию и радовался, слушая, как вдохновенно звучит оркестр. Марш был красивым, но сложным, и часто на репетициях кто – нибудь сбивался, а то и «лажал», попадая на «полкирпича » выше или ниже, как ворчал потом Виктор Дмитриевич. Но сейчас прозвучал на одном дыхании, Андрюхе показалось, что никто не боялся ошибиться, и все сыграли лучше, чем могли.
Удивленную паузу после марша почти сразу прервал маэстро:
- А теперь, друзья, настроимся на лирический лад, и с этим вот желанием сыграем «Над волнами»!.. Вспомнили?.. И – и - и…   
 Ветерок совсем стих, вальс поднимался всё выше и выше над морем, а когда оркестр замолчал, мелодия всё ещё звучала где – то у самых звёзд.

Стемнело окончательно. Вино кончилось, инструменты уложены, все музыканты ушли в автобус спать. Андрюха вытащил матрас, спальный мешок, и остался у костра один. Он решил увидеть, каким будет море на рассвете. Когда ещё представится такая возможность! Однажды он уже видел море, но это было так давно, в детстве, лет десять назад. Тогда дядин маленький «Москвич» раскалился на асфальте под солнцем ещё сильнее, чем сегодня автобус. Открытые форточки не спасали. Мальчик уже собирался расплакаться от невыносимой духоты, но тут машина въехала на окраину Баку с белыми одноэтажными домиками, улица покатилась вниз, и море обдало свежестью и запахом хлеба с солью. Оно было тёмно-синее, с редкими белыми барашками на гребнях волн, и совершенно необозримое. Даже горизонт терялся в дымке. Ветер дул крепкий, прохладный, сразу захотелось искупаться, а потом съесть большой красный помидор, лежащий в авоське на заднем сиденье…
- Привет.
 Андрюха вздрогнул, услышав женский голос. По другую сторону почти погасшего костра стояла девушка. Лица не видно, только босые ноги в обрезанных джинсах.
- Извините, это ведь вы играли?
Пришлось кивнуть ногам и бросить в костёр последнюю дощечку.
- Очень красиво! Мы услышали и решили подойти, посмотреть, - голос у неё совсем молодой.
              «Мы?»
- Меня зовут Мария, а это Сергей.
Пламя чуть ожило и выхватило их из темноты. Он стоял сзади и обнимал её за плечи. «Что же не Иван?»
- Андрей.
- Андрей, ужасно любопытно, а вы военные?
- Угу.
Говорит как городская, подумал он, и слова как – то растягивает, из Москвы, что ли? Симпатичная. А этот молчит.
- А как вы сюда… Вернее, что вы тут.… В общем, не знаю…
- Оркестр у нас, мы на конкурс едем. В Одессу. Утром дальше поедем. Да вы садитесь, вон, на камушки.
- Ой, спасибо. А мы из той палатки. Все разъехались, стало пусто, завтра тоже уезжаем. А тут вы! Так классно играли! Вообще…
- Можно, прикурю? – спросил у Андрюхи парень,  приостанавливая словесный поток своей девушки.
Андрюха снова кивнул. Тот наклонился к костру, поднял головешку и поднёс к сигарете. Вроде наш человек, подумал Андрюха, и на брата моего малость похож.
- Куришь? - Сергей протянул пачку и легко перешёл на «ты», не дожидаясь, пока Андрюха кивнёт. Солдат, даже если есть у него офицерская «парадка» и аксельбант, никогда не откажется от сигареты с фильтром.
Курили молча, делая вид, что смотрят в огонь, и украдкой с интересом разглядывая друг друга. «Смотри-ка, и сигарету держит, как мой брат, тремя пальцами».
- Скоро домой? – первым заговорил Сергей.
- Осенью.
- Значит, почти дембель? А я осенью вот только собираюсь….  Ну и как служба?
Сергей говорил и спрашивал нарочито спокойно, даже равнодушно, видно, волнуется перед призывом. Знакомое дело. Андрюхе захотелось его ободрить, чем-то тот ему показался. Парень он жилистый, взгляд открытый, и девушка у него хорошая, такие с подлецами и трусами, наверное, не водятся.
- Да нормально, вроде. Как у всех. Зима – лето, зима – лето, и домой.
Сергей улыбнулся. Нет, не должно у него быть особых проблем со службой.
- Что, быстро время пролетело?
- Вначале мрачно было, как представишь, что впереди ещё два года. А сейчас – кажется, только вчера призвался, а завтра уже домой.
Что-то не совсем удачное получилось ободрение. Немного помолчали.
- Последний день лета сегодня, - вздохнула Маша, - Мы с девчонками втроём сюда приезжаем. Уже второй год, к Элькиной бабушке. А этим летом мы с Серёжей познакомились. Он сюда с ребятами приехал, они с палатками, с гитарами. Девчонки уехали, им в институт, ребята тоже. Мы вот остались…
- А вам не надо, что ли, на учёбу? – Андрюха пожалел, что спросил, ведь видно же, как она в него влюблена.
- Надо, - серьёзно ответила она, - придётся что – нибудь наврать. Ему завтра день рождения, мы хотим вместе отметить. А потом уже и ехать надо. Мне в Балашиху, а ему в Донецк, - она опустила голову.
- Маш, ну что ты… - Сергей встал с камня, - Слушай, Андрюха, ничего, что так?
- Нормально.
- Может, сейчас начнём праздновать? Всё равно он скоро наступит. У меня в палатке вино есть, у одной местной бабки купил.
- Только мне никуда уходить нельзя, костёр погаснет.
- Да я сейчас сюда принесу. Можно?
- Давай.
Сергей ушёл, и они опять замолчали. Но через несколько секунд встретились взглядами, и Маша снова заговорила, быстро и тихо:
- Он в армию уходит, меня не хочет оставлять. Я сказала, что буду ждать – он молчит. Я говорю, хочешь, поженимся? Он говорит, тебе ещё восемнадцати нет, а меня до той поры заберут. А мне только зимой! Как же быть? И родители ничего ещё не знают…
Что тут скажешь, как ответить на её вопрос?
- Надо отсрочку сделать.
- Он не хочет, говорит, быстрее уйдёшь, быстрее придёшь.
- Тоже верно.
Когда она говорила, Андрюха мог смотреть на неё, но не мог насмотреться.   Худенькая и стройная, фигура изящная, как у взрослой женщины. Да она уже и есть взрослая, раз так любит, что готова завтра замуж. А лицо! Одни брови чего стоят.
Серёга принёс бутылку красного вина и притащил сухой куст на дрова.
- Только две кружки у нас, - сказал он, выдёргивая пробку.
- У меня есть.
Пока разливалось вино, Андрюха подкинул веток в огонь.
- Наверное, за знакомство? – спросила Маша и по очереди соприкоснулась с ними кружками. Вино было креплёное, а закусывать нечем. Но это никого не заботило.
- Половина друзей в армии, письма пишут, а ничего не понятно. Одному, вроде, нравится, другому – нет. Может, ты объяснишь, что да как?
- Ты спрашивай, - Андрюха ощутил высоту своего жизненного опыта. Вино подействовало быстро. Сергей задумался и приумолк.
- Смотря, куда попадёшь. У нас, например, нормально. Первые полгода, конечно, пришлось побегать, а потом ничего, привык. Дедовщина у нас в части мягкая, били изредка, да и то за дело. А так «принеси – подай, уходи, не мешай». И без этого работы хватает.
- А что за войска – то у вас?
- Связь. Катушки мотаем, ничего героического.
Не хотелось строить из себя ветерана перед этим спокойным парнем и его грустной красавицей. Андрюха увидел, как она смотрит на него, как им хорошо вместе, рядом.  Видно, они знают и чувствуют  что – то, чего не чувствует никто, кроме них самих.
- Давай, Серёга, с днём рождения!
- Спасибо. 
- Андрей, извини, а у тебя есть девушка? В смысле, дома кто – нибудь ждёт? – Конечно, Маша спрашивала о самом важном для себя, потому врать ей в ответ не хотелось и почти не пришлось.
- Нет. До армии всё дурака валял. Ничего серьёзного.

…Чудесная девушка Надя написала ему в первый месяц четыре письма, и замолчала. Командир его учебного взвода сержант Паша, которому любимая дала отлуп через год, при каждом построении и другом удобном поводе сурово наставлял, можно сказать, угрожал:
- Бойцы! Сразу напишите своим барышням, чтоб быстрее искали вам замену! Всё равно не дождутся, и не дай Бог кто – нибудь вздумает вешаться или удрать!! Весь взвод утомлю!!
На самом деле Паша был хороший человек, просто горевал сильно. А в ситуации с Андрюхой всё оказалось проще. Он отправил пятое письмо, и, не дождавшись ответа, шестое решил пока не писать. Первые три месяца в армии похожи на бесконечный аврал, на челночный бег с препятствиями и короткими перерывами на сон. И в результате борьбы с усталостью и общим стрессом сил на лирику, на осознание своей приближающейся утраты не оставалось. Молчание Нади было ещё одной, и, чёрт побери, не последней каплей в поднесённой чаше испытаний. Когда, призванный в ноябре, в феврале он узнал от доброй одноклассницы, что Надя уже чуть ли не замужем за… (ты его, наверное, не знаешь), то воспринял эту весть с непонятным достоинством, сделавшим бы честь тому же Паше. Андрюха рассказал об этом только одному земляку, удержать в себе не хватило сил, но скоро об этом узнал весь взвод, и Паша одобрительно и, вроде бы, даже сочувственно похлопал его по плечу…

Но такой ответ Машу не утешил, и Андрюха продолжил как нельзя естественнее:
- Зато земляк мой, Ванька, через полгода в отпуск поехал и там женился! Девушка у него была в положении, ну и командование пошло на встречу.
Видно, как она смутилась и обрадовалась. В эту байку верят не только все девушки, но и большая часть призывников.
- Значит, бывают и нормальные офицеры?
- Бывают иногда. Вот целый автобус таких. Правда, они музыканты, а им сложно быть военными. Зато наш дирижёр вытащил меня со службы в эту поездку, я как в отпуск еду – лето, море, кругом нормальные люди, а не солдаты.
- Ну, давай тогда за музыкантов! – сказал Сергей.
- И за  людей, - добавил Андрюха.

Маша с Серёгой ушли поздно, за полночь. Чтобы она не споткнулась, он шёл впереди и держал её за руку. Они отправились купаться в темноту, а Андрюха остался курить у костра. Сказать, что он не завидовал Серёге, означало бы сильно согрешить против правды. Так хотелось ещё немного посмотреть на неё.
В голове играло вино, и Андрюха, раздевшись до синих солдатских трусов, тоже пошёл купаться, только в другую сторону. Идти по песку было сухо и приятно, вода  была тёплая, но на дне между пальцами заструились желеобразные водоросли, и пятки пару раз противно соскользнули с камней. Вот ведь, блин, никогда не бывает так, чтоб всё хорошо и сразу, думал Андрюха. Как замечательно и легко было только что на душе, и как многого вдруг захотелось ещё, едва он остался один. Захотелось, чтоб ему вот так же улыбалась девушка, так же смотрела на него, доверчиво и серьёзно. Чтоб быстрее проползли эти оставшиеся три месяца службы, и оказаться дома, среди родных лиц, увидеть мельком чудесную девушку Надю и даже этого, как его, которого он, наверное, не знает. А ещё захотелось, чтобы у Серёги, так похожего на его младшего брата, и у его любимой  всё сложилось и устроилось, и она его дождалась. Пусть будет и отпуск, и свадьба, ведь даже байки иногда не из пустого трёпа рождаются.
Андрюха зашёл по пояс в воду и лёг на спину. Мягкий свет звёзд не могли утаить  серые на чернильном фоне неба ленты облаков. Он решил ни о чём не думать, а лучше узнать, будут ли видны звёзды из-под воды, выдохнул воздух и медленно, как батискаф, опустился на дно. Коснувшись ладонями волосатых камней, он открыл глаза, но увидел только тёмную муть. «Чёрт, замутил, пока мечтал и топтался тут! Подожду, сколько воздуха хватит». Всплывать совершенно не хотелось, так хорошо было лежать на дне и думать, что ни о чём не думаешь. Глаза начало щипать, в ушах звенело, но звёзды вот-вот должны были показаться. Или … показалось? Андрюха подскочил, хлебнув солёной воды, и закашлялся. Всё, хмель утёк через нос вместе с морской водой. Вытряхнув её заодно и из ушей, Андрюха поплёлся к берегу. У костра он вытерся майкой, выжался и, дрожа, залез в спальный мешок. Долго не мог согреться, и в это время уж точно ни о чём другом не думал. Наконец, уснул и, конечно, проспал рассвет.
Но солнце всё равно взошло не над морем, и ещё долго висело в каком – то мареве, так что расстраиваться не стоило. Андрюха попил дяди Юриного чаю, глянул на далёкую палатку, в которой, по-видимому, ещё спали, скатал матрас и залез в автобус.
«Арго-о-о! Разве путь твой ближе, чем дорога млечная?
  Арго-о-о! О каких невзгодах плачет птица встречная?       
  Парус над тобой, поднятый судьбой,
  Это флаг разлуки, странствий знамя вечное…» 

 Оркестр полка связи занял на конкурсе почётное второе место. Наверное, волновались, перегорели, или один из многих соперников действительно оказался сильнее, но сыграть так, как накануне, не получилось. «Куража не поймали», - вздохнул Виктор Дмитриевич. И всё–таки они знали, что могли победить.