Солнце медленно тонуло в темно-синей ряби воды. Она шла по влажному теплому песку, пена окутывала ее загорелые ноги. Воспоминания накатывали все сильнее с каждым шагом, словно их приносили волны, так резво стремящиеся достичь морского берега. Так странно, прошло уже целых 5 лет, а она помнила всё. Всё с самого первого момента и до последней секунды. Казалось, это было только вчера. Словно только вчера Лаки несся по берегу, разгоняя чаек и завязая в песке, по которому теперь она шла одна. Он со скоростью света забегал в воду, и по лазурной глади раносился заливистый лай. Лаки был ее первой собакой. Его принес отец, когда ей было года 3 или 4. Маленький, он осторожно ходил по их просторной лужайке, падая на мягкую зеленую траву, весело взвизгивая, а потом пытался подняться, заваливаясь то на один бок, то на другой. Так он учился ходить. По вечерам они любили смотреть на закаты, сидя на балконе родительской спальни. Он - положив голову ей на колени, она - уткнувшись подбородком в его лохматую спину и почесывая его за ухом. Внешне он смахивал на медведя: длинная шерсть цвета мороженого со вкусом крем-брюле, сильные, мускулистые лапы, хвост кольцом, который он всегда опускал, когда злился. Она - девчушка с копной непослушных каштановых волос - едва ли могла бы удержать его на поводке, если бы он вдруг решил стремглав рвануть за какой-нибудь кошкой. Но он был наудивление спокойным псом. В окрестностях их все знали - когда она гуляла с ним по улицам небольшого приморского городка, их сложно было не заметить: по росту собака доставала ей до локтя, но все же было видно, кто в этой паре хозяин. Они всему учились вместе, вместе играли, спали в одной постели, он провожал ее в школу и каждый день встречал на остановке после занятий. Её никогда не обижали соседские задиристые мальчишки - они боялись ее самого верного и надежного друга. Если кто-то осмеливался повысить на нее голос, он оскаливался, показывал острые, как бритва, клыки и издавал очень тихий, но раздирающий душу рык, от которого по коже шли мурашки и всё тело покрывалось прохладным потом.
Когда она окончила школу, и пришло время выбирать куда пойти учиться, сомнений не было: только на ветеринара. Удивительно, в детстве она никогда даже не играла во врача, не вела медицинские карты на плюшевых медвежат, болеющих обычно то ветрянкой, то гриппом, а тут вдруг раз - и на медицинский. Она знала, что хочет помогать таким, как её Лаки, таким же сильным, надежным друзьям, которые должны быть у каждого. В годы учёбы Лаки был главным пациентом и подопытним. На нем впервые дрожащей рукой измерилась температура, на нем отрабатывали приём витаминов и даже прививки. Он был уже стар и не так быстро передвигался, но характер у него остался тот же - никто не смел повысить голос на его хозяйку, а для нее он по-прежнему оставался самым лучшим другом.
Спустя 5 лет она устроилась работать в небольшую клинику. Откровенно говоря, это была на тот момент единственная клиника в городке, а учитывая, что в окрестностях было полно ферм и частных хозяйств, ее взяли с руками и ногами. А через год после этого на ее ночном дежурстве в дверь клиники позвонили. Она лениво открыла глаза и вздохнула, мол, опять кого-то принесло, корова вот-вот отелится или лошадь хромает. Пока она искала вторую тапку под диваном в ординаторской, в дверь уже барабанили кулаками и, судя по звуку, пару раз шарахнул еще и ногами. Она даже немного испугалась - не пьяные ли хулиганят. Но дверь все же открыла... Сердце ушло в пятки, по телу пробежал холодок. Это был он. Из огромного клетчатого пледа торчал только нос и было слегка видно левое ухо, но она знала, что это он. Принесший его мужчина лет сорока на вид сказал, что нашел его по дороге домой на ферму, когда возвращался с ярмарки. Он положил Лаки на стол и развернул одеяло. Слёзы хлынули из её глаз: из правого бока текла кровь, несколько рваных ран, открытый перелом и царапины, царапины, царапины. Она поблагодарила неловко мнущегося у двери фермера, и тот ушел. Она быстро обработала раны, перевязала, и до утра так и сидела с ним рядом, положив, как в детстве, его голову к себе на колени и уткнувшись подбородком в его побагровевшую лохматую спину. Когда пёс проснулся, она напоила его волой и сделала укол обезболивающего. Спустя неделю Лаки уже мог медленно ходить по той самой лужайке, где он учился ходить. Теперь он, фактически, учился ходить заново.
Она мечтала, что на ее свадьбе он будет играть одну из самых важных ролей. В каком-то фильме она видела, что собаке привязали на спину подушечку, на нее положили обручальные кольца, и в нужный момент она их поднесла. Она хотела, чтобы эта роль досталась Лаки. В то время она встречалась с сыном некогда известного политика, а теперь пребывающего на пенсии любителя спокойного отдыха. Именно поэтому была приобретена небольшая яхта, на которой можно было устроить вечеринку или просто отдохнуть всей семьей. И вот в один из летних солнечных дней он пригласил ее прокатиться, однако, попросил прийти одетой как-то по-особенному. Она выбрала атласное платье-футляр персикового цвета и изящный белый кардиган в тон туфель. Она догадывалась, к чему такой дресс-код. Отошли от причала метров на 500, когда она услышала истошный лай, доносившийся с воды. Бросив его, стояшего на носу их маленького кораблика, она побежала к корме. Лай перешёл в визг. Она увидела, что Лаки носится по берегу и лает им вслед. Повязки сползли, и раны снова начали кровоточить, оставляя алые полосы на песке, но пёс не унимался. Она закричала, чтобы яхту остановили, а, обернувшись, увидела, что Лаки плывет вслед за их яхтой, всё ещё лая. К тому моменту они были почти в километре от берега. Лаки периодически пропадал под волной, потом снова на поверхности появлялись два его больших уха, а затем снова исчезали. Она сбросила туфли и, мучаясь от неудобства выделывать такие пируэты в узком платье, перелезла за борт, оттолкнулась, но чьи-то руки поймали ее и не дали прыгнуть. Яхту развернули и пошли назад к берегу. Все стихло, и только крики чаек нарушали повисшую тишину. Остановившись на месте, где собака ушла под воду, она, свесившись за борт, долго вглядывалась в глубину, пока последний огонек надежды в ее душе не угас. И тогда крики чаек заглушили истошный, пронзительный вопль. Вопль отчаяния, обиды, потери, несправедливости. Одиночества. Кровавое солнце скрылось в синеве моря, на Землю опустилась темнота. А в ее сердце - пустота.
Спустя 2 дня сообщили, что в днище яхты была пробоина, и если бы они не вернулись в тот момент, то вряди ли бы вернулись вообще. И теперь, спустя целых 5 лет, она стояла на тот самом месте, где Лаки носился, как сумасшедший, требуя, чтобы они пристали к берегу. Она помнила его. Своего самого верного и преданного друга. Таких друзей у нее больше не было. А собак после этого она не заводила.
Она ненавидит закаты. Слишком много воспоминаний. Для нее он вечен.