Глава ССXXXVIII
В ноябре 4-й гвардейский миномётный полк майора Нестеренко был снят с передовой и отведён в Старобельск. Здесь, в тылу Юго-Западного фронта, полк своими силами ремонтировал технику и накапливал боеприпасы, поступавшие из Москвы со специальными эшелонами. Отступая в конце октября через Харьков и Чугуев, бойцы полка, пережидающего в лесополосе на обочине дороги налёт немецкой авиации, наткнулись на восемь брошенных автобусов, набитых ящиками и мешками. Развязав один из мешков, солдаты увидели пачки банкнот. Во вскрытом наугад ящике оказались драгоценности. Майор Нестеренко приказал прочесать лес в поисках пропавших шоферов, но поиски не дали результатов. Автобусы прицепили тросами к осям боевых машин и отбуксировали в Старобельск. Теперь их отремонтировали и перегнали под охраной в Ворошиловград, где ценности и деньги сдали в отделение Госбанка, Харьковскому отделению которого, как выяснилось, они перед этим принадлежали. Спустя некоторое время полк Нестеренко получил за спасение ценностей грамоту с благодарностью Сталина и 12 новых боевых машин с именными табличками.
18 ноября ремонт машин был завершён. В тот же день полк получил в штабе Юго-Западного направления новые боевые задачи. 2-й дивизион капитана Семёнова отправился в район Ельца на усиление 1-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Руссиянова, а майор Нестеренко повёл полк походной колонной на юго-запад, где полку предстояло поддержать огнём 49-ю кавалерийскую дивизию в районе Лисичанска. Ночью в пяти километрах от Лисичанска полк встретил полковник из штаба кавалерийского корпуса, оборонявшего город.
- Имею срочное поручение командира корпуса. Немедленно нанесите удар по противнику, иначе к утру он прорвётся к северным окраинам города, и тогда немцев уже не выкурить из каменных строений.
- Товарищ полковник, согласно инструкции я не имею права открывать огонь, не убедившись лично, что не накрою залпом наши войска.
- Товарищ майор! Последствия я беру на себя, давайте вашу карту.
Взяв карту окрестностей Лисичанска, полковник аккуратно обвёл карандашом район, по которому следовало нанести огневой удар, и расписался рядом.
- Придётся разворачивать батареи прямо на городской площади, - предупредил Нестеренко.
- Как вам будет угодно.
Не сбавляя скорости, полк проследовал через мост на правый берег Северского Донца, поднялся на пригорок и остановился на городской площади. Машины взводов управления огнём пришлось уже ставить на прилегающих улицах. Связники потянули линию связи к штабу корпуса. Рассчитав при свете фонарика прямо на площади исходные данные для залпа, майор передал их на батареи. Спустя пять минут залп был произведён. Более двухсот реактивных снарядов с шипением и воем прочертили ночное небо над городом.
Приказав немедленно увести установки обратно за реку, вывести из города и рассредоточить в лесополосе, майор и полковник выехали на наблюдательный пункт корпуса. Уже начинало светать, когда они вышли из машины на железнодорожном переезде у северной окраины Лисичанска. Впереди в сером свете занимающегося утра по лощинам стелился густой дым, тут и там были видны зарева пожаров. В бинокль было хорошо видно, как из горящей деревни Богдановка выскакивают чёрные фигурки людей. На многих горела одежда.
- Ну, товарищ майор, спасибо за помощь.
- Почему ваша кавалерия не преследует бегущих?
- Кто же знал, что вам хватит одного залпа. Постараемся исправить ошибку.
Махнув рукой, полковник сел в машину и уехал в штаб корпуса.
Видя, что их никто не преследует, немцы вернулись после пожара в Богдановку и забаррикадировались в уцелевших каменных строениях. Когда на другой день был произведён повторный залп, майор Нестеренко сделал неприятное открытие: взрыватели реактивных снарядов, установленные на фугасное действие, не срабатывали при попадании в каменные строения. Об этом было немедленно доложено в Москву.
Бои под Лисичанском приобрели затяжной характер. Не имея другой артиллерийской поддержки, кроме двух полков реактивных установок – 4-го полка БМ-13 и 7-го полка БМ-8, – командир кавкорпуса генерал Бычковский напрасно бросал раз за разом в атаку полки пехоты 320-й стрелковой дивизии и спешенной кавалерии 26-й и 49-й кавалерийских дивизий. Немцы прочно удерживали богдановское дефиле.
Артиллеристы Нестеренко заскучали. Зато девушки-комсомолки, примкнувшие к полковой колонне в Харькове, работали не покладая рук. Под руководством полкового врача они развернули санитарную часть, и она быстро наполнилась ранеными бойцами из корпуса Бычковского, которых подвозили с передовой на грузовиках. Майор Нестеренко видел девушек за работой. В первые дни они нередко плакали, меняя раненым кровавые повязки. Потом они привыкли. Раненых было так много, что девушки падали с ног от усталости и не успевали отогреть у самодельных печей-буржуек онемевшие от мороза пальцы.
В один из дней в конце ноября бойцы боевого охранения задержали в расположении полка двух немецких лазутчиков. Одного из них привели на допрос к майору Нестеренко. Физиономия у одетого в румынскую шинель «перебежчика» была явно рязанская. Упорно отказываясь говорить по-русски, он снова и снова повторял по-немецки, что он румын, бежавший из расположения своей части и перешедший линию фронта, чтобы сдаться в плен. Майор Нестеренко, изучавший румынский язык в академии имени Фрунзе, заговорил с пленным на его родном языке.
- Он такой же румын, как я – негр, - констатировал майор.
Видя, что дело идёт к расстрелу, «румын» раскололся и на чистом русском языке поведал историю о том, как он, в прошлом тамбовский кулак, был завербован Абвером, прошёл курс специальной подготовки в разведшколе и был переброшен через линию фронта в составе группы из четырёх человек с задачей установить расположение батарей реактивных установок, передавать с земли самолётам-разведчикам сигналы о перемещениях артдивизионов и наконец попытаться добыть техническую документацию на реактивные снаряды или установки. В случае успеха его обещали до конца войны освободить от дальнейших опасных заданий. Вскоре были пойманы и двое оставшихся «румын». Эти и в самом деле были румынами. Всех четверых для верности расстреляли.