Жюль Верн, Майн Рид, Джек Лондон... Авторы, которыми зачитывался в детстве и юности.
Только сейчас понимаю, что за все испытанные радости должен низко поклониться переводчикам, имен которых даже не помню. Благодаря им великие мастера слова обретают дар речи. Как несправедливо устроен литературный мир, в котором имена переводчиков теряются на фоне мастеров! Без них не было бы ни любви к путешествиям, ни дальних стран, ни приключенческой литературы. Не было бы Шекспира, Гюго, Вальтера Скотта, Марка Твена, Гете, Франса, Стендаля, Мопассана… Страшно подумать.
Но как просто звучит слово «переводчик»! Незаслуженно просто.
Переводчик, перевозчик – нечто уменьшительно вторичное. Нечто вроде извозчика для богатого пассажира-читателя.
Когда после школы я захотел поступить на переводческий факультет (в 60-х), в институтах готовили прежде всего военных переводчиков (шпионов) или учителей иностранного языка. Я же был настроен на рок-н-ролл. Поэтому поддался уговорам родителей и оставил свою затею. Но перевод не оставил. После окончания Политехнического, уже в аспирантуре, начал переводить научные статьи из английских и американских журналов.
Перевод научных статей имеет свои особенности. Во-первых он требует абсолютной терминологической точности, абсолютного понимания. Это довольно кропотливая, почти научная работа. Достаточный опыт технического перевода я получил, работая внештатным переводчиком, переводя на конференциях и т.п. В конце 90-х был принят в японскую энергетическую компанию в качестве старшего переводчика. Там я столкнулся с таким темпом и требованиями адекватности перевода, которые не снились нашим профессиональным переводчикам. Японский, впрочем, мне выучить не удалось (менеджер был против - "отвлекает от основной работы").
После работы с японцами над техническим проектом я жадно бросился переводить художественную литературу. Однако в издательствах мои переводы были встречены с подозрением (у меня не было диплома переводчика – вечная стигмата). Редакторы «проверяли» мои переводы по электронным словарям и беззастенчиво правили, что приводило меня в бешенство. Но я ничего не мог поделать. Так я проработал с двумя издательствами несколько лет за весьма умеренную плату. Однако удовольствие от работы над художественным переводом перекрывало все издержки общения с редакторами.
Тем не менее, вскоре я был вынужден уйти из издательств, не найдя общего языка с теми, кто правил мои тексты. Моей целью теперь было создание собственного издательства. Но, конечно, я был наивен. Не имея средств и связей в издательском бизнесе, я был заранее обречен. Вы можете или публиковать свои опусы за *свои* деньги, или переводить *чужие* опусы за весьма скромное вознаграждение. Третьего не дано. Ни то, ни другое меня не устаивало. К счастью, теперь можно свободно выкладывать переводы в Интернете и ни один редактор не посмеет «править».
Несколько слов о психологии художественного перевода. (Эта тема заслуживает более обстоятельного разговора, возможно я к ней вернусь). Трудно выразить словами волнение, когда подступаешь к переводу любимого автора стиха или прозы. Чувство такое, будто вы вступаете в глубокий творческий диалог с автором. В результате творческого союза возникает нечто третье - ваш общий «ребенок». Это трудно выразимое счастье сотворчества. Разве можно оценить этого ребенка? Вы будете любить его, угадывая черты обоих родителей. Это живое существо и есть ваша самая большая награда.
Самое большое преступление - плохо переведенные философские труды.
Ведь философия это интеллектуальное достояние всех людей, а не отдельных "специалистов". Здесь нет и не может быть места шовинизму. К несчастью, отсутствие инакомыслия в бывшем СССР привело к обеднению мысли и люди разучились думать. Сегодня мысль не в почете. Книги по философии переводятся трудно, иногда с большими ошибками. Издание их неприбыльно. Кроме всего прочего, серьезная философия - всегда гуманистическая, а значит "левого" толка. Несколько переведенных мною книг радикальных западных философов оказались невостребоваными в нашем обществе. Вообще говоря, думать в нашей стране трудно.