ОБОИ

               

      Всё утро, долго не поднимаясь с постели, он рассматривает потолок. Уже давно пожелтевшие от времени потолочные обои кое-где отклеились и настраивали на грустные мысли: пора делать ремонт, а не хочется. И, вообще, зачем, да и не для кого.  Уже несколько лет он живёт один. В один прекрасный день, вернее, совсем не прекрасный, а совсем даже мрачный,  от него, такого неприспособленного к жизни, интеллигента в очках и при галстуке, вежливого и порядочного к месту и не к месту, ушла жена. Ушла к приспособленному и ушлому, одетому в модные джинсы и кожаную куртку, которые почти полностью были в стразах, во всех мыслимых и немыслимых местах.
 
       Долго и болезненно он приспосабливался жить один. Одиночество немного скрадывала кошка, которую жена оставила ему при разделе имущества, забрав с собой почти всё.
Никаких ни физических, а особенно психологических, сил у него на сегодня нет. Но, в жизни наступают такие моменты, когда нестерпимо хочется что-то изменить кардинально. И этот миг наступил сегодня.

       С каким-то остервенением он начал обдирать обои со стен и потолка, предварительно сдвинув мебель в центр комнаты. Его маленькая квартирка в какие-то полчаса превратилась в грязную трущобу, в которой из-за пыли, стоящей столбом, ничего не было видно.

       Он долго сидел посреди раскуроченной комнаты и невидящим взглядом смотрел в одну точку. Что дальше? Ах, да, надо купить обои. Но не сегодня, завтра. Он, не раздеваясь, без сил свалился в пыльную постель и заснул без задних ног, хотя часы показывали только шесть вечера, и проснулся в час ночи.

       В горле першило от грязи, в проёме открытой форточки сидела кошка и созерцала луну в чёрном небе. Сначала у него появился страх за кошку: вдруг свалится, а потом появилась неожиданная мысль: пусть, наконец, свалится в этот неизвестный и жёсткий мир, пусть найдёт себе дворового помойного кота, и живёт с ним в подвале, питаясь объедками. Но это будет её жизнь, а не та, которую ей навязали люди или, конкретно, он.

       Не найдя тапок, в носках, которые он и не снимал, пока спал, пошёл на кухню, оставляя следы на пыльном полу. Вспомнил, что сегодня начался новый месяц, подошёл к настенному календарю, единственная покупка, которую он сделал, отдыхая в прошлом году в Египте. Путёвку, скинувшись всем отделом, подарили сослуживцы на день рождения, пытаясь как-то помочь начальнику выйти из депрессии. Месяц июнь, на котором был изображён жук-скарабей, перевернул на июль с изображением головы Нефертити в профиль. Красивая женщина. Он видел её скульптурное изображение в музее Каира. Долго стоял, нагнувшись к календарю, и рассматривал совершенный профиль красавицы, пока не защемило сердце. Обернулся на «мяу» кошки, и его взгляд  задержался  на её мордочке: «ничуть не хуже египтянки, такая же красивая» - с умилением и нежностью подумал он, глядя прямо в её расширенные зрачки. Вдруг на него напало состояние благодушия и неги.

       Второе «мяу», более громкое и настойчивое, вывело его из этого состояния. Он налил в миску молока для кошки, сам сделал пару глотков прямо из пакета и вернулся в пыльную постель. Надеясь снова заснуть, он взял в руки первую попавшуюся книгу. Он всегда держал под рукой несколько книг, как ему казалось, написанных или слишком скучно или слишком мудрёно, что на второй странице он, как правило, засыпал.

        «Раскаяться – значит направить все силы на изменения себя и никогда не повторять свои ошибки. При раскаянии происходит разрыв в цепи причин и следствий, где один поступок тянет за собой следующий. Механизм передачи полевой информации при раскаянии может быть остановлен. … Поэтому во всех мировых религиях чётко сформулирован тезис, что личные устремления человека к Божественному значимее его возможностей, данных ему природой». Он приложил максимум усилий, вникая в суть написанного, и на двадцать пятой странице ему всё-таки удалось заснуть.

        Ему снился огромный сумрачный зал, в котором туда-сюда снуёт много людей. Предполагается, что он здесь работает дизайнером, хотя в жизни он учёный в области математики... Начальство пытается срочно всучить кому-то заказ на небольшую работу дизайнерского оформления каких-то картинок. Они подходят к невзрачной женщине лет сорока и начинают её уговаривать срочно выполнить эту работу. Женщина упирается:
 
        - Я не справлюсь. Отдайте кому-нибудь другому.

        Он пристально смотрит на женщину. Лицо бледное, не запоминающееся, которое даже трудно описать. В движениях неуверенность и закомплексованность. На голове редкие волосики белёсого цвета. Худая, сутулая и нескладная фигура, голова вжата в плечи. Взгляд опущен вниз. Впечатление, что она мечтает о шапке-невидимке, чтобы её никто не видел. Но одновременно он чувствовал на каком-то виртуальном уровне, что что-то выделяло её из толпы, из серой массы людей. Но, что? Ах да, глаза!
 
         Их взгляды встретились, и он понял, что в его душе вспыхнул огонь, доселе не испытанных им чувств, к этой некрасивой и несуразной женщине.

         Не обращая внимания на протест женщины выполнять работу, он сказал начальству за неё:

         - Конечно, она всё сделает.

         Он подошёл к ней, нежно обнял за шею, вкладывая в этот жест всю свою нежность, на которую был только способен, и стал шептать ей в ухо:

         - Соглашайся. Я тебе помогу. У меня в голове уже созрел план, как мы это сделаем.
Она кивнула головой в сторону начальства: мол, согласна.

         - Сколько вы хотите за свою работу?

          Женщина растерялась, она не знала, во сколько оценить работу.

Он опять с нежностью обвил руками её шею и зашептал:

         - Говори, сто двадцать долларов.

         - А это не слишком много? – засомневалась она.

         - Нет. Дизайнерские работы вообще стоят дорого, а эта сумма – мизер, по сравнению с истинной ценой. Но нам с тобой хватит и этого.

          Они озвучили цену и тут же приступили к работе.
          Начальство ушло довольное: эти два придурка практически бесплатно согласились сделать работу.

          А он, стоя рядом с ней, испытывал такой большой творческий подъём, который трудно описать словами, это можно было только чувствовать. Он испытывал к ней платоническую любовь, и эти чувства доставляли ему истинное наслаждение и состояние полёта.
         - Как тебя зовут? – спросил он.

         - Нефертити.

          Давно он не просыпался в таком приподнятом настроении. Ему казалось, что сегодня в его жизни должно произойти что-то очень важное, что перевернёт всю его жизнь. Напевая под нос незатейливый мотивчик, он поехал на стройрынок покупать обои.

          День солнечный. Ему хорошо. Лето в разгаре. Там, где стригли газоны, вкусно пахнет скошенной травой.
 
          По рынку он ходил почти весь день в поисках относительно качественных и относительно не дорогих обоев. Сейчас у него время безденежья и это сильно напрягает. Настроение постепенно портится.  Ему уже стало казаться, что он не купит обои никогда.
 
          На выходе из рынка, к нему подошёл подвыпивший мужик и предложил по дешёвке обои. Купив у него обои, без радости, он вошёл в подошедший троллейбус, занял свободное место, положив рядом вязанку обоев, и с грустью стал смотреть в окно. Ничего хорошего там не было видно: на улицах вечернего города много развязной молодёжи, которая громко что-то выкрикивала, неприлично ругалась и хохотала. Почти у каждого в руках бутылка пива, а каждая вторая девчонка курит. « Становлюсь старым» -  грустно подумал он.

          Ехать ему долго, больше часа. Он сидел, развернувшись почти всем корпусом к окну, и печальными глазами смотрел в темноту, как в пустоту. Троллейбус остановился  около стройки, огороженной покосившимся серым забором. Одинокий фонарь осветил надпись на заборе: «Одиночество хуже смерти!...» Она была написана большими белыми буквами, кривыми и сходящими почти на нет. Краска, стекая вниз, засохла, как слёзы на щеках. И так ему стало невыносимо больно на душе, что защемило в сердце. В этой надписи он прочёл чьё-то отчаяние, созвучное ему, что в уголках глаз блеснули предательские капельки. «Только этого не хватало, разрыдаться на глазах у всех», -   подумал он, как услышал за спиной вкрадчивый и тихий голос:

         - Извините, не могли бы вы взять на руки обои, чтобы я могла сесть.
Он ещё не видел, кому принадлежал голос, но ему показалось, что он уже где-то слышал его. Развернувшись, механическим движением переложил обои на колени и обомлел: перед ним стояла женщина из ночного сна. «Не может быть! Этого не может быть!» Он лихорадочно стал думать, как обратить внимание женщины на себя, но так ничего не придумал, кроме банального вопроса:

        - Извините, вы умеете клеить обои?

        - Вы предлагаете мне работу?

        - Да, то есть, нет. Я хочу обратиться к вам за помощью: помогите мне клеить обои, - в его глазах было столько мольбы.

        - Хорошо, помогу, – просто согласилась она, не задавая вопросов.
Ему казалось, что следующий вопрос будет верхом наглости с его стороны, но тем не менее, он осмелился его задать:

        - Вас зовут Нефертити?

С нескрываемым удивлением она смотрела на него своими божественными глазами.