В последнее время в рунете довольно активно обсуждается тема развития, наследия и наследников фантастического жанра в современной художественной литературе. Любопытна, в частности, периодизация, данная одним из знатоков и ценителей: «Можно сказать, что если Беляев это рассвет советской фантастики, Ефремов и Стругацкие – полдень, то Лукьяненко – закат – Лукьяненко [завершает] собой литературную эпоху – советскую фантастику одновременно исчерпывается эпоха историческая – у следующего поколения писателей проблемы не советские – либо очередное обсасывание буржуазных псевдопроблем, а СССР как будто и не было…»
Я уж и не знаю, кого автор цитаты имел в виду под «следующим поколением» писателей (во всяком случае, в жанре фантастики), но такой знаковый ориентир, как Лукьяненко, на мой взгляд, не вписывается в приведенную красивую умозрительную схему. Все обстоит иначе.
Лукьяненко явился на закате, под самый занавес советской фантастики (в конце 80-х – начале 90-х гг.). Только что вышла последняя (по крайней мере, логически, завершающая круг) совместная книга братьев Стругацких «Отягощенные злом, или 40 лет спустя», проникнутая гностическими мотивами, социальным пессимизмом и усталостью. Еще активно, но уже в значительной мере «в пустоту» пишут Сергей Павлов, Владимир Михайлов, после долгого перерыва вернулся и разразился поздним ироничным, нарочито голливудским «Мостом Верразано» Александр Мирер, делал первые блестящие шаги совсем молодой Алексей Иванов. И вместе с тем на горизонте уже повис беспросветно-мрачный Андрей Столяров, и, как грибы после дождя, стали плодиться и размножаться многочисленные вторично-однообразные фентези – знак перестойности, закисания и упадка жанра.
Человек, обладающий литературным чутьем, не мог не ощущать и не понимать происходящего. И, как в любой другой ситуации, он делает выбор, определяя свое место в ней и свою дальнейшую жизненную стратегию. В случае с Лукьяненко в чем-то напрашивается аналогия с недавно почившим Александром Солженицыным: он предпринимает попытку взбежать на оставленный и разваливающийся трон, чтобы занять место «классика» – там и тогда, где и когда классика по определению невозможна. Он действует в духе «фундаментализма», пытаясь создать себе почву и опору из произвольно подобранных элементов настоящего и прошлого. И он не брезгует «современными» рыночными технологиями «рекламы без границ», продвижения своего бренда всеми доступными средствами и поставленного на поток строчкогонства.
Но на этом аналогия, пожалуй, заканчивается. У Солженицына все же важнейшим императивом творчества была боль, боль за отдельного человека и свою страну, как видел ее он; боль как экзистенциальное основание, способная в конечном итоге перевесить на чаше весов многие его ошибки, заблуждения и сомнительные средства достижения своей цели. В случае с новым «флагманом российской фантастики» чему-либо подобному взяться неоткуда. Есть только перманентная образно-словесная игра в сочетании с холодным и продуманным рыночным рационализмом. «Эхо мира» (еще сквозящее в книгах Пелевина, Лимонова и даже у такого анекдотического персонажа, как Д. Быков) улетучивается здесь почти напрочь; остается «няня своей души», готовая – за отдельную плату – дозированно понянчить и души современных больших детей. Этих «человеков играющихся» дивного нового мира.
Спору нет – любой другой подход для достижения цели «воцарения» в постсоветской фантастике оказался бы несостоятельным. В эпоху подмены качества количеством, авторитета – деньгами, а сущности – имиджем, почти все прежние критерии Искусства оказываются, в лучшем случае, на вспомогательных ролях. Данный ход вещей, к сожалению, объективен. Но вот что при этом остается от подлинной литературы и конкретно от той традиции, которой наследуют такие наследники?
В лучшем случае – талантливое эпигонство. В худшем – оно же, только бездарное. И в любом случае – вряд ли надолго.
Честным будет признать, что круг замкнулся. Эпоха русской фантастики ХХ века завершилась. И это не значит, что она умерла – книги больших (и поменьше) Мастеров прошлого люди читают, перечитывают и будут читать и перечитывать (пока будет сохраняться книжная культура). Фантастика, созданная ими, продолжает жить. Она «только» перешла в другую, «скрытую» фазу своей жизни.
И, как явление завершенное (со-вершенное) и самодостаточное, как слово, которое сказано, традиция нашей фантастики не нуждается в искусственной реанимации в отрыве от породившей ее уникальной и неповторимой эпохи. Более того, такие попытки выглядят просто нелепо, как попытки пересадить растение на совсем иную почву.
Это все равно не получится. Потому что противоестественно.
Но отдельным честолюбивым авторам, родившимся «позже времени», можно тешить свои амбиции и инфантильные желания фанатов и поклонников, выдувая и пуская мыльные пузыри с причудливыми радужными переливами, так напоминающими что-то подлинное и несбывшееся… Почему бы и нет?
Пусть. Только – «дай нам мудрости, чтобы отделить одно от другого».
Август 2008 г.