А шарик летит

Елена Чепенас
    
  Пакет был  не тяжелым, но по земле волочился, потому что росту Сережа был среднего. Когда выстраивались на физкультуре в линейку, он стоял поближе к  толстенькой Соньке, у которой прозвище было – Коротышка. Она откликалась на него, не обижалась.
В пакете лежали ванильные сухарики, один Сережа сгрыз, когда они вышли из универсама, и теперь  думал, что до второго не скоро доберешься: мама потянула его к высоким ступенькам книжного магазина.
 - А какую книгу ты хочешь купить? – Спросил Сережа.
 - Хорошую.
 - Нет проблем, там все полки уставлены,  какую-нибудь найдешь.
 Она только улыбнулась.
 Магазин был маленький, уютный, мама любила сюда заходить, и Сережа любил. Он сразу пробирался в угол, где на полках плотно друг к другу теснились книги с яркими обложками. «Мистика» - сообщала надпись на самом верху стеллажа. Одна-две книжки всегда стояли обложкой к покупателю, и Сережа  их разглядывал, пока мама выбирала себе хорошую. Картинки были красивые и страшные, на них чаще всего изображалась  девица с кроваво-красными губами, какое-нибудь чудовище – часто чудовищами выглядели даже нарисованные люди. Открытые рты неслышно кричали,  чудовища рычали, девицы злобно хохотали, все переплеталось и неслось, недвижное, в какой-то дикой круговерти… У Сережи становилось сухо в носу, и чтоб дышать – тоже приходилось открывать рот, и однажды он даже попробовал потихоньку зарычать, как зеленый  призрак на обложке. Каждый раз книжки, которые Сережа разглядывал, были разные. И однажды он понял, что хоть книги и разные, и картинки разные, но рисует их один и тот же художник. Когда он высказал эту догадку маме, она спросила:
 - Почему ты так решил?
 - Потому что от них одинаково веет.
 - Пахнет? Так это типографией, красками.
 - Нет, веет – и в носу сухо становится. Хорошо, что у нас дома книги другие.
 - Если тебе страшно,  не стой у этих полок. Вот открытки поздравительные, веселенькие  - их разглядывай.
  На этот раз картинка на обложке тоже была красивая и страшная, но Сережа не смог ее хорошенько разглядеть. От  прилавка с кассой, где стояла продавщица, разносилась тихая музыка. Сначала Сережа  не обращал на нее внимания, но  вдруг запел дяденька, так по-домашнему, будто находился  прямо здесь, в зале. Сережа даже оглянулся – вдруг и правда какой покупатель запел.
   «Девочка плачет – шарик улетел, ее утешают, а шарик летит…» Такие песни Сережа не любил. Жалко девочку, у которой шарик улетел, и ведь ничего не поделаешь!
Сережа стал искать маму, пошел вдоль стеллажей – ее нигде не было видно.
  «Девушка плачет – жениха все нет…»  Сережина старшая сестра  Настя тоже пока без жениха. Но она все время чему-то радуется,  ходить по квартире не может – носится, песни поет. А что он будет делать, если вдруг она заплачет? Утешать? Надо сегодня же потренироваться. Вот они вернутся с мамой, он пойдет к Насте в комнату и скажет: «Не горюй, Настя, что у тебя нет жениха! Ну их на фиг совсем! Своей семьей жить лучше: мама, папа, ты и я!»
  «Женщина плачет – муж ушел к другой…» Ну уж из-за этого не обязательно плакать. У Сережиного одноклассника  Димы Капралова папа раза четыре уходил. Скоро, может, в пятый раз соберется. И мама не плачет, Дима говорит. Она, наоборот, радуется, когда папа возвращается и дарит ей  новую кофточку. Сережа решил, что как только он найдет в магазине свою маму, обязательно спросит – стала бы она плакать, если б их папа ушел. Он, конечно, никогда не уйдет,  потому что дураку ясно: их мама самая лучшая, а кто же от лучших уходит…
  «Плачет старуха – мало прожила…»
  Голос певца, сначала показавшийся Сереже добрым, домашним, стал вдруг скрипучим и неприятным. И куда это мама запропастилась?  Вот потеряется совсем – тогда будет Сережа плакать!
  Ну надо же, стоит себе возле книжных полок, глаза задумчивые, и не понимает совсем, что сын с ног сбился.
 - Я с ног сбился, - сообщил Сережа, тронув маму за локоть. -  Ты нашла хорошую книгу?
Мама встрепенулась:
 - Слышишь, Булат Окуджава поет?  А книгу я не нашла.
  На улице было звонко и солнечно. Сережа достал, наконец, ванильный сухарик и стал его грызть. Крошки сыпались на  курточку, он стряхивал их ладошкой, и жадные  воробьи бесстрашно бросались под ноги, чтоб схватить  добычу.
  Возле метро сидела старушка,  а рядом на ящике – маленький цветочный  горшок, из которого торчали новенькие бледно-лиловые  лепестки фиалки. К горшку прислонялась картонка с надписью: «100 рублей!» Старушка была одета в синее тяжелое пальто, из-под теплого платка выбивались седые прядки. Сережа знал, что старушки бывают разные –  еще немного молодые и совсем старенькие, как эта.
  Они прошли мимо, ванильный сухарик кончился. Сережа длинно вздохнул.
 - Что с тобой, Сережа?
 - Давай купим у бабушки этот цветок!
 - У нас с тобой есть фиалки, даже точно такого цвета есть. А вот денег маловато – до зарплаты не дотянем, придется в  копилку залезать.
 - Пожалуйста, мамочка! Ведь ты хотела купить книжку, да? Сколько ты бы заплатила за нее?
 - Ну, рублей двести.
 - Вот видишь, а цветок стоит всего сто! Значит, мы еще и сэкономим. Ну, пожалуйста!
  Мама   внимательно посмотрела на него. И протянула деньги. Сережа бегом вернулся к старушке.
  - Милый мой, - сказала она. – Спасибо тебе! Через две недели твоя фиалка вся цветами покроется, будет тебе радость!
  Горшочек с бледно-лиловыми лепестками нес Сережа. А мама – пакет с сухариками. 
  - Знаешь, мама, - твердо сказал Сережа. – Неправильно поет этот твой Булат. «Старуха» - нехорошее слово. Надо говорить: «старушка».