ПАЛОМНИК 41
/продолжение/
Вот когда нахлынули на меня раздумья. Но они, все же смогли меня привести, в достаточно осмысленные чувства.
Я понимал, что у меня не было ясных понятий о кармах, предначертанных для каждого человека. Теперь я несколько поменял свой взгляд на эти вещи. Причем это не единственный случай, который вынуждал меня изменить свое отношение к подобным закономерностям. Которые, при особом отношении к ним, позволяют избавиться от неотработанных родовых долгов и кармических грузов. В этом случае я вынужден считаться с тем, что нам неотступно помогают в этом Небесные Силы Света и Ангелы-хранители.
Скорее всего, именно в моей ситуации, на тонком плане их работа стала для меня более значимой, нежели мое отношение к знакам.
Ох, уж эти раздумья, а не есть ли это часть отвлеченной философии?
Приехав домой, я все скрыл и ни кому, ничего не рассказал (кстати, Саша тоже об этом ни с кем не обмолвился). Я лишь взял свечу и уединился с ней в бане. Где, основательно пропарившись, я долго молился перед свечой всем ведущим Ангелам Неба.
Я перебирал все допущенные ошибки, и даже малейшие промахи. Все слабости были передо мной на виду, словно голенькие… Ох, я их и подергал в этот миг, ох я и похлестал же их веничком… Да пихтовым, с можжевеловыми веточками!
Хотя в бане и не было так светло, но для меня он разливался отовсюду! Я упивался своим блаженством, сидя то на горячей полке, то в кадушке с ледяной водой…
И даже, не имея привычки давать какую-либо клятву, я всё же смог позволить себе поклясться, что буду совершать свой крутой поворот в сторону лучших перемен. Ибо, твердо уверовал себя, что без очевидных перемен в отношении своего характера и своих качеств (как-то внутреннее смирение), мне очень сложно будет одолеть дающие мне трудности.
Да что такое смирение? Для чего оно мужчине? А ведь совсем недавно я в это не верил. Хотя вполне обыденно относился к тому, что монах, или священнослужитель должен быть смиренным, еще не понимая, что это означает.
Только здесь, я неожиданно для себя стал замечать это качество в более сильных и гораздо умудрённых мужах, чем я.
И все же, этот случай в лесу будет часто приводить меня к мысли: а был ли я когда-нибудь смиренным? Мне почему-то, именно в трудные минуты всегда на ум приходит одна великая заученная фраза Иисуса Христа, которая на моей иконе написана на открытой странице:
«Придите ко Мне, все труждающиеся и обременённые, и Я успокою вас; Возьмите иго Моё на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток сердцем, и найдите покой душам вашим; Ибо иго Моё благо, и бремя Моё легко».
И что удивительно, эта фраза заставляет меня восстановить как мир в душе, так и ясно представить образ Учителя. И что интересно, Он с улыбкой вопрошает: «А где же твоё смирение?» И я знаю, что в этот момент я должен оставаться спокойным. Ведь каков Его пример! Да Его смирения хватило бы на всех мужей, что пошли за Ним.
Но я никак не могу понять ещё: что значит быть смиренным? Ведь мир в котором я живу настолько разнообразен и неповторим. И настолько разные и неповторимые в нём люди. Так как же можно подстроиться под каждого человека, чтобы понять его, а он меня? Да чтобы в этот момент оставаться доброжелательным и спокойным… А стало быть и, смиренным, проявляя своё терпение и доброжелательность… Я это отлично понимаю, когда очевидно, что общаясь с такими смиренными людьми.
А как это в них заметить, смирение-то?
Конечно, я же могу быть гибким и терпимым. Но это всего лишь до того момента, когда нужно будет проявить настоящее смирение, о котором и говорит Учитель.
Да, нелёгкая эта тема, когда она касается непосредственного исполнения на деле. Когда действительно поймёшь, что не уживаться со злом нужно, но прежде всего самому не проявлять его.
Ох и понесло меня опять куда-то… А ведь раньше я об этом и не помышлял. А стремился быть по мужски сильным и решительным, так как того требовали условия общества.
Будучи на военной подготовке перед «Авганом», со мной такой же каверзный случай произошел.
Вся подготовка заключалась в нашей военно-десантной выучке по прыжкам с парашютом при полном снаряжении всей десантной экипировки. Отдельные десантные отряды из небольших групп, десантировались в места оперативно стратегического назначения. Как говорится: в «горячие точки». Свой парашют по утвердившейся традиции мы складывали сами, порой дважды его перекладывая.
И вот, когда вертолет достиг места и времени нашего десантирования, мы поочередно, друг за другом стали выпрыгивать в воздушное пространство.
Тут хочется заметить мои ощущения, что кто бы, сколько бы не совершил прыжков с парашютом, то при очередном прыжке он всегда будет испытывать небывалое до сего, волнение. Что строго сочетается со множеством ощущений радости, риска и определённой ответственностью перед смертельной опасностью.
Когда паришь в невесомости, ни где нибудь, а в небе под облаками над раскинувшейся под тобой землей, в объятия которой ты стремительно несешься… И в этот момент так захватывает дух, а в горле спирает воздух, что хочется закрыть глаза до того момента, когда тебя дернет вверх, и ты зависнешь на стропах парашюта. А тебя словно кто-то поддерживает из Тех, Кто всю твою жизнь охраняет тебя незримо…
Вот в этот момент, ты, как ни где в другой обстановке со всей внимательностью и бдительностью, до мельчайшей подробности и с максимальной точностью, начинаешь оценивать реальную обстановку. Где вполне трезво определяется твое положение в воздушном пространстве. И окончательно оглядевшись, ты убеждаешься, что ты не один в этом мире…
Только на сей раз всё произошло совсем иначе. После того, как раскрылся мой парашют, две стропы неожиданно перехлестнулись и обвили меня вокруг шеи, правда оставляя мне возможность поворачивать голову, не вызывая сильной боли, так чтобы я мог свободно дышать. Правда, на столько, на сколько все это можно было выдержать.
И все же этот казусный сбой, лишил меня возможности ориентироваться и полностью управлять парашютом, из-за зажатости моей головы, что явно ограничивало мне необходимый обзор пространства. Удивительно, но растерянности совсем не было. И я принялся стучать по стропам и дергать их в том направлении чтобы распутать их. Но все мои манипуляции были тщетны… Мои неудавшиеся потуги потихоньку меня начали расстраивать.
У парашютистов есть наработанный своеобразный прием определения спускающейся скорости парашюта. Очень простой казалось бы прием: всего-то и нужно, чтобы взять да и плюнуть в пространство. И если плевок полетит вниз, то все нормально, спуск выполняется хорошо. Но если плевок полетел вверх, то что-то не в порядке с парашютом, и скорость падения далеко за пределами допустимой. Но это явно не в моем случае так определять, мне порой воздуха не хватало, а не то, что бы плюнуть куда-то…
Волнение нарастало, и оно уже стало перерастать в панику, и я что есть сил стал стучать по стропам и дергать их во все стороны… Но тщетно! Оставался последний выход, который как показалось мне, был именно для моего случая. Это значит, обрезать одну из этих строп, или же обе. Но начинать надо с одной. Тогда только можно будет что-то исправить в управлении парашютом, и осуществить более-менее безопасный спуск.
Я тогда достал довольно острый нож. И прежде всего постучал его рукояткой по стропам, ни на что не надеясь. Но, о, чудо: я неожиданно резко развернулся, и стропы сами расцепились!
И я это почувствовал, как меня немного подкинуло вверх, а потом я плавно завис на своих стропах. Я почувствовал, как воздух переполнял мою грудь, а я упивался им и не мог насладиться!
Я почувствовал такую свободу, о которой только можно было мечтать! Тут я буквально своевременно сориентировался на местности, и удачно приземлился, правда, с небольшим отклонением.
Вроде бы и удача, но все же наказание за свое невнимание и за небрежность я понес, в виде порванной коленной связки и глубокой раны на шее. Что не на долго вывело меня из боевого строя. Но урок я получил серьёзный и на долго!
Мне мои боевые друзья говорили, что я счастливчик, и что я в белой рубашке родился… Я тогда их слова пропускал мимо ушей. Но теперь я стал задумываться над этим: что же это за «белая рубашка» такая? Для чего берегли меня так мои Ангелы? Ведь не случайно же они спасали меня от смерти… Значит они четко определили мою цель в жизни…
А значит, я в большом неоплатном долгу перед своими небесными братьями, которые так откровенно возложили на мои земные дела свои неземные заботы. А коль они так много смогли сделать для меня, не раз спасая меня от смерти, то значит и на меня возлагается большая ответственность в это нынешнее время Свершения за мои шаги и за мои поступки.
/продолжение следует/