Изредка в горах находят люди такие особые камни, поющие очень громко и музыкально-красиво, если ударить по ним, даже несильно, открытой ладонью. Их называют еще «барабанными камнями».
Мне казалось, что я иду именно по такому «барабанному камню» - так гулко и звонко звучали мои шаги в пустоте. В пустоте и во тьме. Тьма была так глубока и сочна, что разглядеть в ней хоть что-нибудь совершенно не представлялось возможным. Но тем не менее, я точно знал, что под ногами у меня ничего нет — совсем ничего. Наверное я шел по воздуху — если бы чувствовал, что здесь есть воздух, но, кажется, я даже не дышал, да и вообще тело свое чувствовал очень странно — состоящим из какой-то очень невесомой эфирной субстанции. Минуты прошли, или это пролетели годы и годы в пути — бог весть, ощущения времени в этой глубокой тьме не было тоже... Однако, вот впереди показалася проблеск света — и постепенно стал ярче, по мере того, как я к нему приближался. Еще ярче, еще, еще — если бы это были обычные мои глаза в обычном мире, а свет был бы обычным светом дня, я давно уже не смог бы на него смотреть и зажмурился от ослепительной боли. Но это был не день, и свет этот был не обычным.
Постепенно сияние превратилось из точки в пятно, а затем в сплошную стену, сияющую так нежно и тепло, несмотря на яркость, что очень хотелось войти в нее и раствориться там навсегда.
Рядом с этой стеной света разворачивалось некое действо, только спервоначалу показавшееся мне таинственным и непонятным. Но чем больше я на него смотрел, тем более начинал понимать его суть. Несколько фигур, сотканных из того же самого света, разве что не такого яркого, стояли перед границей и вершили суд. Другие фигуры, едва видные в призрачности своих обликов, несущие в себе того же самого сияния совсем немного, у кого-то более, у кого-то менее, все подходили и подходили к границе и останавливались перед судьями, покорно ожидая участи своей. Числом их было не как судей — вереницы судимых приходили из беспредельности, и череда их была так длинна, что образовалась необозримая очередь. Я невольно подумал, что одной лишь нашей Земли маловато для такого числа тех, кто пришел ждать решения своей судьбы. Неужели этот суд един для всех миров...
Впрочем, не все были столь покорны, по крайней мере, уже после момента вынесения приговора. Уходящие в свет редко что-то пытались сказать или сделать, а вот те, кого не пускали в него, часто бывали возмущены или даже оскорблены и шумно требовали принять к сведению какие-то неизвестные мне и, видимо, незначащие для судей заслуги, так как мольбы и требования, а иногда и дерзкие проклятия их были тщетны... Они тоже куда-то уходили потом, но куда — неизвестно...
Я не слишком прислушивался к деталям вынесения решений — людей я знал, знал их дела и судьбы и уже начинал понимать, что пришел сюда в ожидании увидеть что-то необычное, чего никто не ждет...
Одна из сияющих фигур громко назвала какое-то имя, видимо, человека, который должен был в свою очередь предстать перед ним, но почему-то не оказавшегося вовремя на нужном месте. Так как никто не откликнулся, имя было повторено еще раз, уже громче, но и тогда не откликнулся никто. Трепет прошелся по рядам душ — они расступились, и вопрошающий ангел увидел того, кого так тщетно призывал. Человек не мог придти на его зов, потому что он просто-напросто спал. И было это неслыханным кощунством, таким небывалым, что постоянный шорох тихих речей вокруг вдруг смолк и наступила такая странная тишина, какой не бывает на Земле никогда. Все здесь ждали и боялись суда и каждый по своему дрожал перед ним, кто-то молча, кто-то осторожно выспрашивая шепотом что-то важное, как ему казалось, что могло бы если и не смягчить решения, то хотя бы дать утешение ждущему, ибо здесь уже нельзя было поправить сотворенного в жизни земной — только ждать, замирая в трепете, дальнейшей судьбы.
Тишина вдруг взорвалась восклицаниями возмущения, но не человеческими, те в ужасе молчали, ожидая немедленных кар, готовых обрушиться на голову нечестивца. Бушевали светлые ангелы в праведном гневе. Конечно, гнев этот выражался по-ангельски корректно — чаще в воспоминании и перечислении достойнейших и светлейших душ человеческих, которые, тем не менее, так же, как и все те, кто попроще, замирали перед судом в страхе божьем. Но только не этот, этот, осмелившийся на такое... Дальнейших слов они просто не были способны произнести.
Никто из участников происшествия не заметил сразу, как из стены света за их спинами вышел человек и, осторожно раздвинув толпу, сгрудившуюся вокруг так и не очнувшегося нарушителя спокойствия, пробрался поближе. И только тогда его заметили и застыли вдруг в немом изумлении. Я и сам подошел поближе, чтобы лучше видеть происходящее. Однако, я обнаружил, что меня никто не замечает, более того, проходя через тесные ряды и инстинктивно сторонясь локтей и плечей, я увидел вдруг, что там, где мне не удалось избежать столкновения с соседями, тело мое свободно проходит сквозь тела присутствующих, как будто их и нет вовсе...
Длинная рубаха, надетая на нем поднизу, некогда белая, теперь вся была покрыта отвратительными бурыми пятнами запекшейся крови, сверху одеяние довершалось плащом неопределенного цвета, старым и рваным. Дикие волосы пришедшего и неровно подстриженная бородка были спутаны в довольном беспорядке и также несли на себе следы крови, а на лице невозможно было скрыть отметины тяжелых ударов, раны и ссадины.
Он подошел к спящему, молча опустился перед ним на колени и пристально посмотрел в лицо. Все ждали в молчании. Ждали, вероятно, гнева и наказания. Но пришедший через несколько минут тихого бездействия внезапно неторопливым движением стянул с себя плащ и свернув его в скатку, приподнял голову спящего с тем, чтобы подложить под нее эту импровизированную подушку.
Спящий нервно очнулся и вскинулся было подскочить, но пришедший мягко придержал его рукой.
«Что... что такое? Уже пора?..»
«Нет, нет. Ложись, отдохни. Не тревожься ни о чем...»
«Но меня уже ждут? Я сейчас, сейчас, одну только минуточку. Еще немного, и я готов...»
«Не тревожься, спи. Спи. Работа для тебя еще не готова. У тебя есть еще время отдохнуть...»
«Да, да... Я сейчас, совсем немного, чуть-чуть... Ты позови меня, когда будет нужно, хорошо?..»
«Да, да. Спи, спи спокойно, я с тобой...»
Все молчали. Уставший путник тихо лежал уткнувшись лицом в свернутый плащ. Пришедший защитить его от не ведающих, что творят, молча сидел рядом на коленях и охранял его покой. Ждал и я — ждал, пока Хранитель не поднял на меня взгляда. Ошибиться было невозможно — он единственный здесь видел меня ясно.
«Ты уже все понял, что нужно было. Ступай, не смущай их всех. Если останешься, через небольшое время все они тоже смогут увидеть тебя... Ступай с миром. Для тебя уже есть работа...»