Эпилог
Всего месяц прошёл после победы над Королевой Огней и пришельцами, но месяц сей был радостен и прекрасен. Люди, уведенные крайгортами во многие пределы Среднего Севера, возвращались домой, семьи объединялись, и в душе каждого (и не так важно, что зима!), цвело ликованье.
А в самом конце сеченя, сразу после дня Коляды, когда злой Карачун уже сбежал от наступающего солнца в тартар, сыграли в Рудане две весёлые свадьбы. В златоглавом храме Свентовита отец Беловод обвенчал сперва Святополка и Меленору, а следом за ними, не удаляясь на перерыв, Гилберта и Ярославу. Молодые люди вовсе б не возражали и от того, чтоб оба обряда совместить, да канон этого не дозволил.
Друзей-знакомых собралось, чтоб поздравить новоиспечённых супругов, несметно! Со всех сторон. Прибыли из Исвегии Бьёрн и его юная жена Эстрида – великая лучница и победительница драконов. Приплыли на ладье из Друцка Станислав и вернувшееся к нему Одара (дело у которых тоже помаленьку двигалось к свадьбе). Прискакал, во главе целого кортежа, первый король объединённой Галиндии - отважный до безрассудства Вольфганг (сердце которого, к слову сказать, оставалось пока свободным). И, наконец, приехали из Ордена степенные и немногословные (за исключением четверых братьев Исконовых – безумолчно болтавших), волшебники - фиосинисты.
Лешие, водяные, кобольды и Джавинор (как всегда – сам по себе – от всех особняком), лично не явились - чуждались они суеты людских толп,- но прислали (каждый по-своему), вместо себя поздравления. И, опять-таки, конечно, подарки.
Невесты в лучший свой день красовались в зелёном и красном, женихи (необыкновенно серьёзные), облачились в чёрное и золотое.
Играла музыка, хмельные горожане танцевали и били в барабаны. И весь Рудан пестрел разноцветными лентами, флагами, всевозможными украшениями и безделушками, развешенными на деревьях да бечёвках, натянутых между домов.
Дружкой у сына Ратибора был, естественно, Яромир; у Меленоры подружкой – Одара. Граф и роцкая княжна выбрали на роли свидетелей Всеволода и его невесть откуда взявшуюся знакомую по имени Загляда. (На все вопросы об их отношениях киричский князь ничего не отвечал, а лишь таинственно улыбался).
Черномазик и Запечник (конечно, невидимые), несли за невестами шлейфы их длинных, со всевозможными складками и оборками, платьев. Юна, умостившаяся в самом углу храма, глядела на Ярославу и потихоньку смахивала платком набегающие слёзы. А Ниточка (которая вместе с Хынсебеном так и не вошла в собор, а стояла наружи), смотрела на происходящее во все глаза, словно б мечтая о чём-то; зябко тёрла ладошки и улыбалась.
Насилу дождавшись свершения таинства (так всё долго!), держась за руки, перешагнули молодые через широкий белый плат, кинутый им под ноги по старинной традиции, и ступили на землю, усеянную пшеном и монетами. Чтоб жилось молодым богато и сытно. И усыпанную живыми цветами (привезёнными из Ордена и Ведьминой Пустоши),- чтоб не тужили, а веселились.
А на следующее утро – вчетвером, с помощью кобольдов (по воздуху, но в крытой повозке, чтоб ветром не сдувало) – отправились молодожёны в свадебное путешествие.
Сначала побывали они в просторном доме Яромира на Синем море – близ Вяты. Приморский городок этот – негласная столица роцких рыбаков – раскинулся на высоких скалах, которые резко обрывались к берегу и оттого каждому, кто подъезжал к нему со стороны Лукоморска, казалось, будто Вята парит над волнами, как былинный летающий остров, или же плывёт по морским водам, забравшись на спину сказочной рыбы - кит. Но по мере приближения к вотчине ловарей* это впечатление мало-помалу исчезало и оказывалось, что не весь город расположился поверху. Местами, увлекая за собой дома (а, точнее сказать, низенькие, но вполне добротные хижины), утёсы корявыми глыбами сбегали к морю, и тогда взору странника, осмелившемуся за ними последовать, открывалась обширная прибрежная полоса, уставленная перевёрнутыми лодками, шестами для сушки сетей и останками на скорую руку устроенных смолокурен. Однако это унылое зрелище ненадолго завладевало вниманием уставшего с дороги путника. Потому что прямо перед его глазами появлялось застывшее, покрытое ледяными торосами море, по которому неунывающие вятцы проложили широкий и прямой, как стрела санный путь, рядом с которым вовсю катались на коньках и лыжах, строили снежные крепости и затевали кулачные бои.
Впрочем, справедливости ради тут надо заметить, что не все горожане тратили свой зимний досуг на снежные забавы. Находились и те, кто крепко подпитавшись сбитнем и полуроговкой (особливо усердствовали в честь бракосочетания князя), от всей души праздновали возрождение солнца, предаваясь святочному веселью – беспрестанно нахаживая друг дружке в гости и песнями и припевками выманивая у хозяев «щедровики» - колядки. А, погуляв, усаживались вокруг стола, чтобы спеть что-нибудь теперь уж грустное и всласть поплакать.
Вдоволь нагостившись у Яромира и приняв участие в празднествах (а, говоря по чести, окунувшись в них с головой), молодые двинулись в Плантвейн, где хозяйничал уже, как новый правитель Гринуэлла, граф Гилберт. Здесь так же им скучать не пришлось. Потому что, едва прибыв, попали они на яркий карнавал солнцеворота, где главным действующим лицом был Один. А главным представлением - его схватка со зловещим Фенриром.
Из Плантвейна же молодые супруги отправились (очень ненадолго), в Кординию – на остров Криир. Погода в этом славном (и, наконец-то, тихом), местечке вполне позволяла насладиться солнечным светом и даже искупаться в водах Южного океана. Только отдых в бездействии наскучил им быстро. И они полетели дальше.
Последним пунктом их странствия стал Верт. Туда – в край песчаных холмов и красных сосен над зеркалами озёр - молодожёнов зазвал Хынсебен. Оказалось, что он так же (но в тайне от всех, и, понятное дело, без особых церемоний), женился. А избранницей его стала поэтесса Матильда Боле. Как же приятно удивился Святополк, когда увидел её! Ведь в тот момент, когда впервые услышал он это имя, представилась ему томная, манерная, почему-то толстая (и, какая-то «мордатая»), тётка, которая заунывным голосом, нагоняя скуку на окружающих, нудно и долго, с завываниями, читает свои стихи. Однако на поверку вышло, что Мот, как называл её Хынсебен (и как просила она сама),- красивая, молодая, стройная маленькая брюнетка, в глазах которой постоянно плясал огонёк озорства, готовый в любой момент вырваться наружу. Бесперебойно подтрунивала она над мужем, который лишь снисходительно и счастливо улыбался, наблюдая за ней; подшучивала над собой и ситуациями, в которые по собственной неуклюжести постоянно попадала; а так же над Эльвой, крайгортами, Бухнадаром и колдунами из Лиги.
Сын Ашана – Рёнгвальд – (названный, к некоторому удивлению Святополка, на гиспийский манер), молчаливый, высокий, с приятными чертами лица - жил пока с отцом. Парень он, понятное дело, был уже достаточно взрослый и потому собирался вскоре уехать и поступить в морскую школу в Нор-Фейке. Чтобы стать капитаном. Но старший Ашан его отговаривал – направлял в Мадрим - в университет. Учиться на врача. А после получения «серьёзного» (по словам отца), образования можно было б подумать и о фиосиневом братстве. «Меня туда брали,- говорил Ашан,- значит, во мне тоже течёт кровь Лигнара. (Уж не пойму: откуда?) Я – дурак – не пошёл, а теперь жалею. Но сыну попасть туда нужно. Вроде б не шалопаем вырос». – «А что ж – Уния?»- спрашивал Святополк. «Уния – временно, а Орден – навечно»,- отвечал алхимик.
Спорить с этим не приходилось. Да и путь молодому человеку Хынсебен предлагал вполне достойный. Но Рёнгвальд упорствовал и настаивал на своём. На что отцу оставалось лишь чесать от безысходности в затылке и трепать себя за порядочно отросшую за последнее время бороду.
Тем временем, месяц, не зря называемый в Роце «медовым», подошёл к концу, оставив по себе привкус счастья и чуда. Две пары распрощались и разъехались. Святополк и Меленора улетели на кобольдовой воздушной карете в Рудан, а Гилберт и Ярослава – неспешно – на санях покатили в Гринтаун.
Неимоверное количество дел было у князя впереди. Как личных, так и государственных. Но это его не пугало. Так как, женившись, обрёл он не только жену, но и мудрого соправителя.
И думалось князю, что теперь всё пойдёт ровно и гладко. Что заживут они мирно да спокойно. Отстроят себе новый терем и новый Роц. Нарожают детей. (Самое мало – пяток.) И до самой глубокой старости никто не нарушит их счастья. И впредь уж не придётся ему кого-то спасать и за что-то (и с кем-то), бороться. Дабы не восторжествовало зло…
Но он, к сожалению, ошибался.