Серые мыши

Алик Малорос
     Серые мыши появились с какого-то времени в Прикладном Институте. В сумерках они были почти незаметны, но основное своё дело: грызть, что попало,- они делали исправно, так что каждое утро уборщица тётя Дуся подметала кучки источенной бумаги,  деревянной тырсы от обкусанных столов и ножек стульев, да даже и от изъеденного паркета. Паркет был гордостью Главного Корпуса Прикладного Института, раньше его раз в неделю покрывал воском полотёр дядя Семён, пожилой, плотный, с широким красным носом на блинообразном лице, а потом натирал паркет большой щёткой, надетой на босую правую ногу. При этом он иногда покачивался, и со стороны казалось, что дядя Семён собирается проделать какой-то танцевальный пируэт, и тогда он бормотал про себя что-то, похожее на известную русскую поговорку «Туды твою мать!» Но с некоторых пор в паркете стали появляться неровные углубления, сделанные острыми зубками грызунов, которым явно понравился паркетный воск. На этих углублениях дядя Семён запинался, и уже проделывал свои пируэты до конца, что пагубно сказывалось на его боках.

     И однажды в знак протеста против наступления мышиного войска дядя Семён стал вощить гладкий, под гранит, пол вестибюля, и потом натирать его щёткой, так что приходившая чуть позже него, но всё ещё раньше начала рабочего дня, уборщица тётя Дуся чуть не растянулась в вестибюле, и тут же увела зарвавшегося полотёра наверх, на второй этаж, где по приказу директора и положено было натирать паркет. Ну как же, а вдруг с утра пораньше заявится делегация из Министерства, из обкома Партии, или Профсоюза. Или, не дай бог,  приедут учёные из-за рубежа посмотреть, а чем тут занимается их украинский учёный брат, или сестра. Ведь Прикладной Институт был режимный, то есть секретный, и приехать из-за рубежа сюда могли только наши социалистические братья. Или Сёстры. А капиталистическим учёным вход в Прикладной Институт был заказан. По крайней мере, пока был заказан, до лучших времён.

     Но похоже, для серых мышей Прикладного Института лучшие времена настали уже тогда, в самом начале 80-х годов теперь уже прошлого столетия. Ведь кроме уборщицы тёти Дуси и полотёра дяди Семёна, наступления серых мышей в Институте никто не почувствовал. А инженер Жлобинский, сместивший инженера Дождинского, заместителя начальника лаборатории, исследовавшей светящиеся в темноте кристаллы, даже обрадовался новым временам. Ещё бы, теперь он смог сменить свой заношенный серый пиджак на белый халат, помогавший соблюдать чистоту в исследовательских залах. А взамен журналов для учёта произведенных опытов он купил персональный компьютер иностранного производства для целей учёта и оптимизации опытов, проводимых учёными лаборатории. Ведь журналы были порядочно потрачены мышами, и найти в них записи даже за текущий месяц стало мудрено. Мыши забрались даже на самые верхние полки шкафов, где хранились записи о должностях и окладах сотрудников. Новый зам. инженер Жлобинский принялся за трудную работу, перенести все главные данные в память компьютера. При этом ему пришлось вспоминать должности и оклады сотрудников, а поскольку работал он в этой лаборатории недавно, и вспоминать ему было, почитай, и нечего, то он всем сотрудникам написал должности, какие ему показались правильными, ну, а оклады переполовинил, а себе забрал остатки окладов, и стал получать такую зарплату!!! Растут ведь люди!

      Все сотрудники растерялись, когда получили от нового заместителя по тоненькой пачечке денег, которые тот зато выдал в новых красивых конвертах. Знай наших! А когда сотрудники расписывались в ведомостях, то узнали и свои новые должности. То-то удивились бывшие главные и старшие научные сотрудники, когда увидали, что теперь они младшие научные сотрудники, а те, кто косо смотрел на нового зама, те стали лаборантами. А один и вовсе стажёром стал, его с горя инфаркт потряс, недолго потом в больнице помучился, и богу душу отдал. Зато сразу в лаборатории дисциплина выросла, на открывшуюся вакансию заместитель машинистку взял, и теперь она в поте лица в компьютер все-все данные заносила. Только финансовые ведомости зам. вёл сам в запароленной части памяти персоналки. Туда же он занёс и личные данные на всех сотрудников лаборатории. И пожалуйста, к аттестации сотрудников написал на всех в дирекцию характеристики, в срок написал, чего раньше никогда не бывало. Пришёл к нему в рабочий кабинет заместитель директора Прикладного Института Борис Иванович Самоваров опыт руководства лабораторией перенимать. Ознакомился, восхитился, и сразу же пошла реорганизация во всём Институте, купили всем замам компьютеры, старые должности и оклады сотрудников перетряхнули, глядишь, и опять вакансии образовались. А в дирекции новый почин родился: всех начальников лабораторий упразднить, оставить только замов. И ещё несколько починов: все бумаги из Прикладного Института удалить, столы и стулья заменить на стальные, а паркет заменить на цементный пол. И враз все мыши из Прикладного Института сбежали, а кто из них не успел, того оголодавшие лаборанты да стажёры мышеловками повыловили, и съели.

     Теперь в Прикладном Институте тишь, да гладь, и божья благодать.
Народу стало намного меньше, все при деле. Все заместители теперь в кандидаты-доктора наук ринулись, а исследованиями да оформлением диссертаций им заниматься недосуг, да и не с руки как-то. Зато сотрудники могут даже в рабочее время подрабатывать, делая исследования за своих замов, и оформляя им диссертации. Появились свои оформители статей, диссертаций, фотографий, рисунков, списков использованных работ. Само собой разумеется, что любой труд должен быть оплачен. Помогаешь делать кандидатскую диссертацию – получай половинную надбавку к зарплате; за докторскую – 100% надбавки. Правда, на свою диссертацию сотрудникам времени уже не остаётся. Зато и авторитет начальства выше! Одна только неувязочка вышла: раньше начальники лабораторий были генераторами идей, и каждый год в Прикладном Институте появлялись новые разработки, внедрения, а то и открытия. А теперь нет начальников лабораторий, есть только замы, а они больше по части распределения былых успехов в свою пользу. Как те серые мыши, что доели-таки все бумаги Института. И пропали...

8 мая 2010 г.