У каждого поэта есть провинция.
Она ему ошибки и грехи,
все мелкие обиды и провинности
прощает за правдивые стихи.
И у меня есть тоже неизменная,
на карту не внесенная, одна,
суровая моя и откровенная,
далекая провинция - Война...1
О том, что мы победили в Великой Отечественной войне наши дети, к счастью, знают. Вопреки разнообразию и свободе трактовки отдельных исторических событий учебники истории в этом пункте проявляют достойное уважения единодушие. Понять бы еще нашим детям, кто были эти "мы"… "Мы", сплоченные фронтовым братством, одной судьбой на всех, одной бедой. Узбеки, принимавшие в семьи и возвращавшие с того света ленинградских детей. Кавказцы с их высоким воинским духом, защищавшие Брестскую крепость так, что уже в первые дни войны фельдфебель должен был понять - маневры кончились. Белорусы, украинцы, прибалты, прятавшие еврейских детей, рискуя жизнью своих. "Мы" – это поколение, сформированное войной, постигшее ничтожность предрассудков, разделяющих людей, несостоятельность идеологии и важность ценностей человеческих, объединяющих всех и поднимающих навстречу врагу. Поколение, перед лицом смерти терявшее страх и обретавшее дерзость думать и говорить.
Ведь из наших сорока
Было лишь четыре года,
Где прекрасная свобода
Нам, как смерть, была близка.2
Поколение, возвратившееся затем в победившую, но несвободную страну и пытавшееся продолжать говорить правду. В том числе языком поэзии.
Оттого и поэтому веки были красны...
Становились поэтами, возвратившись с войны.
Чтоб словами нелживыми день держать в чистоте.
Чтоб, пока ещё живы мы, живы были и те.
Чтобы не с оговорками, а, черна добела,
Та война была горькою, раз уж горькой была.
И чужой от отчаяния, и своей до конца.
Чтоб роднили случайные девять граммов свинца.3
Свидетельства поэтов-фронтовиков едва ли не дороже мемуаров наших славных полководцев. Да, можно выразить войну в терминах задействованной боевой техники и человеческого ресурса, в схемах сражений и сравнении стратегий. Но рассказать о войне может только это –
Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу - во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.4
Потому что на фоне Левитана, на фоне сводок и лозунгов, на фоне «Вставай, страна!» была окопная жизнь – быт, перемеженный экзистенциальными драмами. Восходящий до бытия.
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв — и умирает друг.
И значит — смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черед,
За мной одним идет охота.
Будь проклят сорок первый год —
ты, вмерзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв — и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо…5
Смерть проходит мимо и молодость проходит мимо.
Как это было! Как совпало -
Война, беда, мечта и юность!
И это всё в меня запало
И лишь потом во мне очнулось!..
Сороковые, роковые,
Свинцовые, пороховые...
Война гуляет по России,
А мы такие молодые!6
Ушедшие на фронт после школы или из институтской аудитории молодые мечтали о мирных радостях, не о посмертной славе.
Невысокого роста и в кости не широк,
Никакого геройства совершить он не смог.
Но с другими со всеми, неокрепший ещё,
Под тяжёлое Время он подставил плечо:
Под приклад автомата, расщеплённый в бою,
Под бревно для наката, под Отчизну свою.
Был он тихий и слабый, но Москва без него
Ничего не смогла бы, не смогла ничего.7
Им приходилось забывать, чему учились, и учиться воевать, хоронить товарищей, доверять командирам больше, чем себе.
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
На могилах у мертвых расцвели голубые цветы.
Расцвели и опали... Проходит четвертая осень.
Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
Нам досталась на долю нелегкая участь солдат.8
И юные солдаты жили и воевали, как умели. Умещая в короткий отрезок, отпущенный им, что могли.
Целовались.
Плакали
И пели.
Шли в штыки.
И прямо на бегу
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.9
Фронтовая любовь. Впоследствии за эту тему их назовут дегероизаторами, скажут, зачем литературе Окуджава с его «Девочкой по имени Отрада», когда есть –« Жди меня, и я вернусь!» – великие стихи. Но исповедь поэта – это исповедь поколения. Оправдание его.
…Тяжелая доля солдаток.
Тоскою сведенное тело.
О, как мне в тот миг захотелось
не вшивым, не бородатым,—
быть чистым, с душистою кожей.
Быть нежным хотелось мне. Боже!..
В ту ночь мы не ведали горя.
Шаблон: мы одни были в мире...
Но вдруг услыхал я: Григорий...
И тихо ответил: Мария...
Мария! В далеком Ишиме
ты письма читаешь губами.
Любовь — как Сибирь — нерушима.
Но входит, скрипя костылями,
солдат никому не знакомый,
как я здесь, тоской опаленный.
Его оставляешь ты дома.
И вдруг называешь: Семеном.
Мария! Мое это имя.
И большего знать мне не надо.
Ты письмами дышишь моими.
Я знаю.
Я верю.
Ты рядом.10
Обретая и теряя друзей, они взрослели, становились опытными бойцами, начинали понимать обстановку и расстановку и предвидеть исход. И подчиняться приказам, несмотря на их заведомую невыполнимость.
Просыпаюсь и курю...
Засыпаю и в тревожном
Сне о подлинном и ложном
С командиром говорю.
Подлинное - это дот
За березами, вон тот.
Дот как дот, одна из точек,
В нем заляжет на всю ночь
Одиночка пулеметчик,
Чтобы нам ползти помочь.
Подлинное - непреложно:
Дот огнем прикроет нас.
Ну, а ложное - приказ...
Потому что все в нем ложно,
Потому что невозможно
По нейтральной проползти.
Впрочем... если бы... саперы...
Но приказ - приказ, и споры
Не положено вести.
Жизнью шутит он моею,
И, у жизни на краю,
Обсуждать приказ не смею,
Просыпаюсь и курю...11
Да, ошибки и просчеты были. И они были оплачены жизнью людей, давших присягу. Кто знал, что вскоре кому-то из защитников Родины предстоит стать «безродным». Возможно, вот эта готовность умереть помогала позднее не сгибаться. Ни космополитам, ни врагам народа. Кайсын Кулиев, один из самых значительных поэтов Кавказа, не принял «высочайшее помилование», выхлопотанное друзьями. Вернувшись с войны, поклонился разоренному дому и поехал в Среднюю Азию – к балкарцам. Не знаю, существует ли статистика – сколько предателей было среди перемещенных народов и сколько воевало и погибло на фронтах…
Мы под Колпином скопом стоим.
Артиллерия бьет по своим.
Эта наша разведка наверно
Ориентир указала неверно.
Недолет. Перелет. Недолет.
По своим артиллерия бьет.
Мы недаром присягу давали.
За собою мосты подрывали, —
Из окопов никто не уйдет.
Недолет. Перелет. Недолет.
Нас комбаты утешить хотят,
Нас, десантников, армия любит...
По своим артиллерия лупит, —
Лес не рубят, а щепки летят...12
Это стихотворение назовут «диссидентским», несмотря на то, что написано коммунистом, автором «Коммунисты, вперед!» А что же люди, погибшие под этим артобстрелом?.. Война все спишет? Они, прошедшие этот ад, не могли говорить о нем полуправду.
Ушанки чернели на алом снегу,
И губы немели на том берегу.
На том берегу, на том берегу,
На том берегу, где мы были.
За каждой спиною был свой Сталинград
И в мерзлых траншеях - ни шагу назад!
И всё таки, и всё таки,
И всё таки мы победили!13
В этом «все-таки» – так много… В нем - и «благодаря» и «вопреки»… И главное - понимание цены, заплаченной за великую Победу, не позволяющее унижать ее неправдой. Потому что для целого поколения война стала и оставалась мерилом человеческого качества.
Если вычеркнуть войну,
Что останется – не густо:
Небогатое искусство
Бередить свою вину.
Что ещё? Самообман,
Позже ставший формой страха.
Мудрость – что своя рубаха
Ближе к телу. И туман...
Нет, не вычеркнуть войну.
Ведь она для поколенья –
Что-то вроде искупленья
За себя и за страну.14
«Сколько можно про войну!» - накидывалось литературное начальство, возвращая рукописи, вычеркивая строчки. И они писали в стол, уезжали, умирали. Но успевали передать эстафету. Высоцкий выстрелил лучшими своими стихами о войне в спектакле, посвященном Семену Гудзенко. Написанными в той же манере и с той же честностью.
Невозможно объять необъятное и поклониться всем «лейтенантам» поименно. Поэтому мой выбор ограничен пятью – Давидом Самойловым (1920-1990), Александром Межировым (1923-2009), Семеном Гудзенко (1922-1953), Григорием Поженяном (1922-2005) и Юлией Друниной (1924-1991). Объединенным одной поэтической мастерской, одним именем - их учителя Павла Григорьевича Антокольского. Светлая память!
Чтоб последней разлукою, для тебя, для меня
Был последнею мукою свет победного дня.
Оттого и поэтому были веки красны...
Становились поэтами, возвратившись с войны.
В орденах, без копеечки, начиная с нуля,
Шли мы в скошенной кепочке, по Тверскому пыля.
И не ждали признания, посыпая, как соль,
На горбушку призвания неостывшую боль.15
___________________
1 Семен Гудзенко «Я в гарнизонном клубе за Карпатами»
2 Давид Самойлов «Если вычеркнуть войну»
3 Григорий Поженян «Поэты»
4 Юлия Друнина «Я столько раз видала рукопашный»
5 Семен Гудзенко «Перед атакой»
6 Давид Самойлов «Сороковые»
7 Александр Межиров «Защитник Москвы»
8 Семен Гудзенко «Мое поколение»
9 Юлия Друнина «Целовались»
10 Семен Гудзенко «Баллада о верности»
11 Александр Межиров «Просыпаюсь и курю»
12 Александр Межиров «Мы под Колпином скопом стоим»
13 Григорий Поженян «На том берегу»
14 Давид Самойлов «Если вычеркнуть войну»
15 Григорий Поженян «Поэты»